Море серебряного света - Тед Уильямс

Мартина не ответила.

— Есть еще кое-что, — сказал он, помолчав. — Жонглер рассказал мне, что мое настоящее тело еще живо.

— Ты думаешь, он врет?

— Нет. Но я не думаю, что это мое тело.

Мартина даже остановилась.

— Что ты хочешь сказать?

— Я тут немного подумал — в течении тех немногих мгновений, когда никто не хотел убить нас. — Он попытался улыбнуться. — Были же такие секунды, верно? И теперь я знаю, что произошло, когда Селларс вытащил меня из симуляции Первой Мировой Войны. Видишь ли, пока люди Грааля владеют моим телом, они владеют и моим сознанием. Селларс — и Ава — могут говорить со мной только тогда, когда я сплю. Тем не менее каким-то способом я убежал из симуляции.

— И ты думаешь…

— Я думаю, что тоже прошел через церемонию Братства Грааля — мое сознание каким-то образом отделили, именно так, как они планировали сделать это с собой. Возможно это получилось случайно — я не понимаю, для чего им делать виртуальную копию меня. Тем не менее это произошло, и Селларс каким-то образом оживил виртуальное сознание. И этот второй, виртуальный Пол Джонас — это я.

Мартина не сказала ничего, но сжала его руку еще крепче.

— Так что все, что я оставил в настоящей жизни, все эти простые глупые вещи, которые заставляли меня идти даже тогда, когда хотелось лечь и умереть — моя квартира, скромная работа, вся моя старая жизнь — все это не мое. Они принадлежат настоящему Полу Джонасу. Тому, чье тело находится в лаборатории. Даже если это тело умрет, я этого не замечу…

На какое-то время он замолчал, говорить было слишком больно. Они шли по пустынному берегу.

— Помнишь строчку из Т.С. Элиота? — сказал он, справившись с собой. — Что-то вроде этого:

«Родиться б с парою клешней корявых,И по морскому дну бочком ползти куда-то…»[77]

Он повернула к нему незрячее лицо. — Ты опять критикуешь сам себя?

— Нет, я говорю о ландшафте. — Он остановился. — Это место вполне подходит для конца света.

— Я уже устала ждать конец света, — призналась она, наклонив голову под странным углом.

— Ну, не думаю, что у нас большой выбор, — начал он. — Дред все еще ждет снаружи, и хотя Орландо разобрался с Близнецами, не думаю, что даже он сможет справиться с тем, кем стал Дред…

— Я подозреваю, что ты прав. Иной сыграл рыцарем, выиграл немного времени, но не больше.

— Значит это?…

— Рыцарь. Ты помнишь сказку о мальчике в колодце? Рыцарь — один из предполагаемых спасителей. Я подозреваю, что Иной с самого начала выбрал Орландо на эту роль. — Она нахмурилась и подняла руку. — А теперь помолчи, пожалуйста. Стой спокойно.

— Что произошло? — спросил Пол, недолго помолчав.

— Вода убывает. Ты видишь?

— Нет, не вижу. — Хотя он спросил себя, не потускнели ли огоньки.

— А я чувствую, как все останавливается, — растерянно сказала она. — Как мотор, который работал слишком долго. Конец приближается быстрее, чем я думала.

— Что мы можем сделать?

Долгие мгновения она сосредоточенно слушала.

— Боюсь, что ничего. Пойдем к остальным и будем ждать с ними. — Она повернулась к нему. — Но вначале я хочу кое о чем попросить тебя. Не обнимешь ли ты меня, Пол Джонас? Хотя бы ненадолго. Очень давно никто не обнимал меня. Мне… мне было бы легче умереть… когда кто-то касается меня.

Он обнял ее, полный противоречивых мыслей. Она была маленькая, по меньше мере в этой инкарнации; ее голова оказалась под его подбородком, щека уткнулась в грудь. Он спросил себя, ощущает ли она своими обостренными чувствами, как быстро бьется его сердце.

— Возможно в другом мире, — прошептала она. — В другое время.

Потом они просто держали друг друга и не говорили ни слова. Наконец развернулись и, взявшись за руки, пошли обратно к огню, где их ждали друзья.

ГЛАВА 43

Слезы Ра

СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: Порнозвезда игнорирует протесты против запланированных интерактивных шоу

(изображение: Виолет в отрывках из «Ультрафиолетовая»)

ГОЛОС: Известная актриса сетевых шоу для взрослых Вондин Виолет говорит, что не понимает полемики о ее намерениях создать то, что она называет «образовательное интерактивное шоу о сексе для детей до двенадцати лет».

ВИОЛЕТ: «Дети хотят все знать, и они узнают, так или иначе. Разве не будет лучше, если они получат информацию из тихого мирного шоу, в котором будут участвовать сами вместе с хорошо обученными профессионалами вроде меня? А сейчас они узнают об этом на школьном дворе или на улице. Ради всего святого, да это то, что рекомендуют все доктора!»

— Я вижу это, — сказал Катур Рэмси, — но не верю собственным глазам.

— Я здесь, — отозвалась Ольга. — И тоже не могу поверить в то, что вижу.

Рэмси откинулся на стенку стула и потер усталые глаза, наполовину уверенный, что сейчас проснется и весь этот ненормальный день окажется сном. Но, опять посмотрев на экран, увидел ту же самую невероятную картину, передаваемую камерой, вмонтированной в кольцо Ольги Пирофски.

— Это лес, — сказал он. — Вы вышли из лифта на верхнем этаже и оказались в лесу?

— В мертвом лесу, — тихо сказала она.

— Что?

— Смотрите. — Точка зрения переместилась вверх, и Рэмси увидел ветки, по большей части голые. Даже вечнозеленые деревья умерли, на их скелетоподобных сучьях осталось только несколько коричневых иголок. Камера опять ушла вниз, и Рэмси увидел ноги Ольги, бредущие через сугробы коричневых и серых листьев, рассыпавшихся в серую пыль. Изображение перестало двигаться, когда Ольга остановилась и отпихнула ногой какую-то тряпку, потом точка зрения изменилась, и Рэмси увидел обширную черную поверхность, испещренную белыми точками.

— Что это? — спросил Рэмси. — Что-то я не пойму.

— Наверно река, — сказала она. — Грязная и почти высохшая. — Камера пододвинулась поближе, и белые кляксы приняли знакомый облик.

— Рыбы?

— Были рыбами.

Она говорила самым обычным голосом, но Рэмси услышал в нем неприятные нотки — нотки отчаяния.

— Ольга, спускайтесь. Бизли сообщил мне, что они уже почти эвакуировали все здание. У нас осталось всего несколько минут, чтобы вывести вас наружу.

— Я что-то вижу. — Мгновение позже камера поглядела вверх и Рэмси тоже увидел его. Пожалуй, увидеть такое на верхнем этаже небоскреба еще страннее, чем увидеть мертвые деревья и скелеты рыб.

— Дом? Дом?

— Я собираюсь подойти поближе.

— Я бы не хотел. — Рэмси открыл вторую линию. — Бизли, я не могу заставить ее уйти. Сколько времени у нас есть?

— Ты спрашиваешь меня? Селларс тут такое накрутил — включилась тревога чуть ли не на все на свете, включая ядерный реактор. Через пять минут здесь будет целая армия и никто не сможет выйти отсюда по меньшей мере несколько дней.

— Реактор? Здесь есть реактор? Господи Иисусе. Сообщай мне обо всем, что будет происходить, договорились?

Бизли фыркнул.

— Ты узнаешь все в ту же секунду, что и я.

Картинка на экране блокнота Рэмси качалась и раскачивалась, смотреть было почти невозможно: рука Ольги взлетала то вверх, то вниз, она пробиралась к дому через лежащие на земле стволы мертвых деревьев. Он закрыл глаза.

— Насколько велик этот лес? — спросил он, — спросил он. — Вы видите что-нибудь еще? И что над головой?

— Ничего. Только большой белый потолок, метров пятьдесят в высоту. Изображение опустилось и показало ему дом, который сейчас казался намного больше. — Вы его видите?

— Ольга, вы не должны входить в него. А что если так кто-нибудь есть?

— Похоже вы видите не слишком хорошо, — сказала она, но не стала объяснять. Рэмси обнаружил, что задержал дыхание, пока она шла через жалкие остатки того, что когда-то было большим и прекрасным садом.

— Этот дом, он не выглядит американским, — сказала Ольга. — Совершенно европейский особняк — достаточно небольшой. Я повидала их множество, когда была моложе.

— Просто не забывай об осторожности.

— Вы слишком осторожны, мистер Рэмси. Никто не живет здесь, и уже давно. — Изображение прыгнуло вперед, она достигла двери. — Но кто здесь жил? Вот это хороший вопрос.

Дверь заскрипела и открылась. Канал связи работал замечательно, и Рэмси понял, что тишина, воцарившаяся в ухе, означает тишину, царившую в доме.

— Ольга, как вы?

— Здесь… пусто. — Она сделала несколько шагов вперед, и он увидел переднюю. Окна разбиты, темнота. Рэмси добавил контрастности и разрешения, но добился только того, что из темноты выплыли широкие силуэты старинной мебели.

— Я почти ничего не вижу, — сказал он. — Что там?