Моби Дик, или Белый Кит - Герман Мелвилл

То ли утомившись трех дневной отчаянной гонкой, в которой ему приходилось тащить за собой целый клубок перепутанных канатов, сильно затруднявший его движение, то ли осуществляя свой злобный и коварный замысел, но только теперь Белый Кит стал, видно, замедлять свой ход, потому что лодка опять быстро к нему приближалась; хотя, конечно, на этот раз расстояние между ними с самого начала было не очень велико. Но по-прежнему Ахав летел по волнам в окружении беспощадных акул, которые так неотступно следовали за вельботом и так упорно впивались зубами в лопасти весел, что дерево крошилось и трещало и с каждым погружением оставляло на воде мелкие щепки.

— Пусть грызут! Их зубы только покрывают резьбой наши весла. Навались! В акулью пасть еще лучше упереть весло, чем в податливую воду.

— Но каждый раз у них из пасти весло выходит все тоньше и тоньше, сэр.

— Ничего, пока что они мне еще послужат! Навались!.. Но кто знает, — тихо продолжал он, — чьим мясом рассчитывают попировать эти акулы: Моби Дика или Ахава? Навались, навались! Вот так! Еще немного; мы уже близко. Эй, возьмите руль; пустите меня на нос. — При этих словах двое гребцов, подхватив капитана под руки, помогли ему перебраться на нос быстро летевшею вельбота.

Когда же лодка, чертя бортом по воде, вынеслась вперед под самый бок Белого Кита, тот — как иногда случается с китами — словно и не заметил ее приближения, и Ахава окутало душным облаком горного тумана, который стоял вокруг китовой струи и клубился по крутому склону его огромного, точно Монаднок(328), белого горба; так близко был от него Ахав, когда, откинувшись всем корпусом назад и взмахнув высоко поднятыми над головой руками, он метнул в ненавистного кита свой яростный клинок и еще более яростное проклятие. И сталь и проклятье вонзились по рукоятку, словно затянутые трясиной; а Моби Дик вдруг дернулся в сторону, судорожно повел своим возвышающимся боком и, не проделав в лодке ни единой пробоины, с такой внезапностью поднял ее на дыбы, что, не держись в эту секунду Ахав за планшир, быть бы ему снова вышвырнутым в море. Трое из гребцов — не угадавшие точного момента, когда будет нанесен удар, и потому не успевшие к нему приготовиться — вылетели из вельбота, но так удачно, что мгновение спустя двое уже снова вцепились в борт и, поднятые на гребне накатившей волны, сумели перевалиться обратно в лодку; и только третий матрос остался в воде за кормой.

Почти в ту же секунду, весь — неослабное напряжение молниеносной воли, Белый Кит рванулся прочь по взбаламученной зыби. Но когда Ахав крикнул рулевому, чтобы тот выбрал немного линя и закрепил его; когда он приказал своей команде повернуться на банках лицом вперед и подтягивать лодку к рыбе — предательский линь напрягся под этим двойным натяжением и лопнул, взвившись высоко в воздух!

— Что это поломалось во мне? Жилы трещат!.. Но нет, все цело опять! Весла! Весла на воду! За ним!

Услышав шумное приближение вельбота, рассекающего волны, кит развернулся, чтобы подставить ему свой страшный лоб, но, поворачиваясь, он вдруг заметил черный корпус приближающегося судна и, видимо разгадав в нем источник всех своих гонений, признав в нем, быть может, более достойного противника, он внезапно устремился ему навстречу, лязгая челюстями в пламенных потоках пены.

Ахав пошатнулся, рука его взметнулась к лицу.

— Я слепну, руки мои! протянитесь передо мною, чтобы я мог ощупью искать свой путь. Может быть, ночь наступила?

— Кит! Корабль! — в ужасе вопили гребцы.

— Весла! Весла! Выгнись откосом до самых глубин, о море! чтобы, покуда еще не поздно, Ахав мог в последний, самый последний раз соскользнуть по нему к своей цели! Вижу! корабль! Корабль! Вперед, мои люди! Неужели вы не спасете мой корабль?

Но когда лодка рванулась вразрез бьющим кувалдам валов, треснувшие доски на ее носу проломились, и в следующее мгновение она уже погрузилась в волны по самые борта, и матросы по колено в воде начали метаться, пытаясь чем попало заткнуть пробоину и вычерпать хлынувшее через нее море.

В этот миг замер на грот-мачте молоток Тэштиго; и багряный флаг, перекинувшийся ему через плечо, наподобие плаща, вдруг вырвался и заструился по воздуху прямо перед ним, точно самое его стремящееся вперед сердце; а Старбек и Стабб, стоявшие внизу на бушприте, одновременно с индейцем заметили мчащегося на корабль зверя.

— Кит! Кит! Руль на борт! Руль на борт! О вы, сладостные стихии воздуха, поддержите меня теперь! Пусть Старбек встретит смерть, если смерть ему суждена, по-мужски, в твердом сознании. Руль на борт, говорю я! Глупцы, разве вы не видите этой пасти? Неужели вот он, плод всех моих жарких молитв? Плод всей моей верной жизни? О Ахав, Ахав, взгляни на дело рук твоих. Так держать, рулевой, так держать. Нет, нет! На борт! Снова на борт! Он разворачивается, чтобы кинуться на нас! О, его неумолимый лоб надвигается прямо на человека, которому долг не позволяет покинуть поле битвы. Пребуди же со мною, господи!

— Пребуди не со мною, а подо мною, кто бы ни был, кому вздумается помочь теперь Стаббу, ибо Стабб тоже не намерен отступаться. Я насмехаюсь над тобой, ты, ухмыляющийся кит! Кто когда поддерживал Стабба, кто не давал Стаббу уснуть, если не его собственное недремлющее око? А теперь бедняга Стабб укладывается спать на матрасе, который для него чересчур мягок; эх, лучше бы уж он был набит хворостом! Я насмехаюсь над тобой, ты, ухмыляющийся кит! Взгляните, солнце, звезды и луна! Вы — убийцы превосходнейшего парня, какому когда-либо приходилось испускать дух. И все же я бы еще чокнулся с вами, если бы только вы протянули мне кубок! О! о! ты, ухмыляющийся кит, скоро нам предстоит как следует нахлебаться! Почему ты не спасаешься бегством, Ахав? Что до меня, то долой башмаки и куртку к ним в придачу; пусть Стабб умирает в одних штанах! До чего же, однако, плесневелая и пересоленная эта смерть… Эх, вишни, вишни! О Фласк, отведать бы нам хоть по одной вишенке перед смертью!

— Вишни? Неплохо было бы, если бы мы очутились сейчас там, где они растут. Ох, Стабб, я надеюсь, моя бедная матушка успела получить хотя бы мое жалованье; если же нет, то теперь ей достанется лишь несколько медяков, потому что наше плавание закончено.

Почти все матросы, как они оторвались от