Хроники Корума (Сборник) - Майкл Муркок

Сквозь просветы в облаках выглянула луна, и ее бледные лучи упали на алтарь и на овечью шкуру, которая поблескивала в этом свечении. Затем луна снова скрылась, и теперь на древние камни падали лишь красноватые блики мерцающего костра.

Джери-а-Конел пошептался с котом. Он погладил его, и кот замурлыкал. Медленно, держа кота на руках, он двинулся к алтарю, на котором лежало исхудавшее изможденное тело Амергина; он еле заметно дышал во сне.

Джери-а-Конел приблизил голову маленького крылатого кота к виску Амергина и сам опустил голову так, что она прижалась к коту с другой стороны. Воцарилось молчание.

И тут послышалось блеяние, громкое и тревожное, но слушатели не могли понять, откуда оно исходит — то ли от Амергина, то ли от кота или от Джери.

Блеяние смолкло.

Костер потух сам по себе, и темнота стала еще непрогляднее. Корум видел лишь смутные светлые очертания тела Амергина на алтаре, кота, прижимавшего свою маленькую головку к виску верховного короля, и напряженное лицо Джери-а-Конела.

— Амергин… Амергин… благородный друид… — Это был голос Джери. — Амергин, гордость своего народа… Амергин… вернись к нам…

Еще одно блеяние, на этот раз дрожащее и неуверенное.

— Амергин…

Корум вспомнил призыв, заставивший его явиться из принадлежащего ему мира, мира вадхагов, в этот. Напевный голос Джери не походил на голос короля Маннаха. Скорее всего, он старался снять заклятие, наложенное на Амергина: теперь Джери-а-Конел полностью ушел в другую жизнь, жизнь овцы, в мир, который не имел ничего общего с этим. И если дело только в этом, может, и удастся добраться до настоящего «я» Амергина. Корум так и не смог понять, что люди этого мира называют магией, но он кое-что знал о многообразии Вселенной со множеством плоскостей, которые временами пересекаются, и верил, что у них хватит сил уловить смутное подсознательное знание этой реальности.

— Амергин, верховный король… Амергин, главный друид…

Блеяние становилось все слабее, и его стали перемежать звуки, напоминающие человеческую речь.

— Амергин…

Раздалось тихое далекое мяуканье, которое могло исходить от любой из трех фигур, застывших на алтаре.

— Амергин из рода Амергинов… искатель знаний…

— Амергин! — это уже был голос Джери, странный и напряженный. — Амергин! Ты понимаешь, на какую ты обречен судьбу?

— Заклятие… я больше не человек… Почему это должно огорчать меня?

— Потому что твой народ нуждается в тебе. В твоем руководстве, в твоей силе, в твоем присутствии!

— Я стал всем… это есть во всех нас… это нематериально, формы, которые мы принимаем… дух…

— Может, это и важно, Амергин. Но сейчас судьба всего народа мабденов зависит от того, возложишь ли ты на себя прежние обязанности. Что ты принесешь своему народу, Амергин? Вдохнешь ли ты в них прежнюю силу?

— Только силу дуба и барана. Меня может призвать домой только Женщина Дуба. Если для вас так важно, чтобы я вернулся, то найдите золотой дуб и серебряного барана, найдите того, юно поймет их свойства… Только… Женщина Дуба… сможет… вернуть меня… домой…

Дальше последовало возбужденное овечье блеяние. Джери сполз с алтаря, а кот, раскинув крылья, взлетел на верхушку одного из каменных столбов и съежился там, словно скованный страхом.

Издалека доносился ровный печальный гул ветра, небо, затянутое тучами, окончательно потемнело, а блеяние, заполнявшее весь каменный круг, стихло.

Первым подал голос Гованон. Запустив пятерню в густую черную бороду, он проворчал:

— Значит, дуб и баран. Два талисмана из тех, что мабдены называют своими сокровищами. И то, и другое — дары сидов. Сдается мне, вроде я что-то припоминаю. Один из мабденов, который явился на мой остров, умирая, рассказывал мне о них, — Гованон пожал плечами. — Хотя многие мабдены, оказавшись на моем острове, говорили о таких вещах. Ведь их привлекал на Ги-Бресейл интерес к талисманам и заклинаниям.

— Так что он сказал? — спросил Корум.

— Рассказал сказку о потерянных сокровищах — как старый воин Онраг, покидая Кер Ллуд, растерял их. Эти два были потеряны у границ земли Таха-на-Гвиддеу Гаранхир, что лежит к северу от владений Таха-на-Кремм Кройх, за морем — хотя туда можно добраться и посуху. Одно из этих племен и нашло золотой дуб и серебряного барана. И то, и другое — крупные талисманы, прекрасные изделия сидов. Они доставили их своему народу, где, насколько я знаю, сокровища хранятся и сейчас, окруженные поклонением.

— Значит, чтобы вернуть Амергину здравый ум, мы должны найти дуб и барана, — сказал Джери-а-Конел. Он был бледен и измотан. — Все же боюсь, что, прежде чем мы доберемся до них, его уже не будет в живых. Амергина нужно подкармливать, а единственная еда, что помогает ему выжить, — та трава, которой его кормили слуги фой миоре. В ней есть какие-то магические элементы. Они, с одной стороны, надежно держат его под властью заклятия, а с другой — удовлетворяют телесные потребности. И если он, друзья мои, вскоре не восстановит свою человеческую сущность, то погибнет.

Джери-а-Конел говорил спокойным усталым голосом, но ни Корума, ни Гованона не надо было убеждать в его искренности. Одно не подлежало сомнению — Амергин постепенно уходит от них, тем более, что запасы овощей и фруктов практически подошли к концу.

— Если мы в состоянии найти предметы, которые спасут его, то должны отправиться в страну Таха-на-Гвиддеу Гаранхир, — сказал Корум. — Но он, конечно же, умрет, пока мы будем туда добираться. Похоже, мы потерпели поражение.

Он опустил глаза и посмотрел на беспомощно раскинувшуюся спящую фигуру того, кто когда-то был символом гордости мабденов.

— Мы отправились спасать верховного короля. Вместо этого мы убили его.

ГЛАВА ПЯТАЯ

СНЫ И РЕШЕНИЯ

Коруму снилось поле, полное овец. Картина была очень милой, если не считать, что все овцы, подняв головы, смотрели на него и у всех были лица мужчин и женщин, которых он знал.

Ему снилось, что он торопится укрыться в своем старом доме, замке Эрорн, но едва он оказался вблизи него, как разверзся огромный провал, отделивший принца от входа в замок. Ему снилось, что он с силой дунул в рог, и звук призвал всех богов Земли, которая стала полем их последней битвы. Его снедало огромное чувство вины за те поступки, которые, проснувшись, Корум никак не мог вспомнить, — убийства друзей и возлюбленных, предательство народов, уничтожение слабых и невинных. И хотя чей-то тихий голос напомнил, что за долгий путь в тысячах перевоплощений он уничтожал и зло, и жестокость, это его не утешило, потому что он вспомнил Амергина: близкая смерть великого друида ляжет на его совесть. И снова идеализм принца влек за собой гибель другой души, и Корум никак не мог успокоить свой мятущийся дух.