Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн

гуляющие и бредущие не могли пренебречь черными автомобилями, которые фанатично рассекали рассеянную тьму детективным светом своих фар, – этими черными зеркало-образными представителями мира транспорта не следовало пренебрегать, им следовало уделять пристальное внимание хотя бы потому, что люди, управляющие этими приземленными звездолетами, далеко не всегда находились во вменяемом состоянии, иногда их души требовали бешеной скорости. Поэтому эта счастливая дорога, наполненная смехами и эльфическими шелестами, называлась «дорогой смерти»: говорили, что здесь нередко гибли случайные прохожие, но ни одного конкретного случая никто назвать не мог, кроме слухов о человеке по имени Корней, которого антрацитовый «Ниссан» уничтожил здесь пять лет назад. Неизвестно, существовал ли в самом деле злополучный Корней, но на этой дороге сложился культ этого парня: на бетонных стенах неизвестных строений, на недостройках и железных мятых заборах – всюду виднелись надписи: KORNEY, «Мы не забудем тебя, Корней!», KORNEY FOREVA, KORNEY IS NOT DEAD и даже загадочное «Корней, мы отомстим за тебя!». Видимо, смутная тяга к корням воплотилась в этом культе Корнея, во всяком случае, на ржавом и заброшенном газетном киоске (внутри которого вечно лежала ржавая тень еще одного несуществующего человека – продавца газет) можно было прочитать стишок:

Не руби своих корней,

Заповедал нам Корней!

Поскольку никто не знал, как выглядел Корней, он постепенно превратился в условного мультипликационного персонажа с головой в виде черного квадратика и с угловатыми синими ножками. Этот персонаж встречался там и сям, он соседствовал с реалистически изображенными лицами других погибших героев – Боба Марли, курящего гигантский джойнт, Че Гевары в революционном берете, Джима Моррисона и Джона Леннона в круглых очках, которого (в силу счастливого движения истории) некоторые юные обитатели Радости доверчиво принимали за Гарри Поттера.

ПП в роли нарцисса. Фотография Ольги Тобрелутс. Симеиз, 2005 год

Но чем ближе дорога подбиралась к морю, тем больше становилось прохожих и всё меньше упоминаний о Корнее на стенах. В пятне фонарика можно было встретить или невменяемого мальчика, разговаривающего со своими наручными часами, или девочку в пушистых розовых наручниках, вперившуюся своими яркими зрачками в заросли мелкой придорожной малины, чьи листья и твердые ягоды побелели от пыли. Но всё же имя KORNEY еще вспыхивало на стенах в хаосе иных надписей, и этому имени радостно салютовали счастливые компании, гроздьями свисающие из зеркальных «Ниссанов».

Девушки с визгами протягивали к этому имени свои водорослевые руки в светящихся браслетах, а их смуглые пальцы, выбрызнувшиеся изнутри автомобилей, сжимали плещущие на ночном ветру флаги Радости и желтые чемоданчики, обрызганные мерцающей росой – слезами их хохота. Дорога постепенно обогащалась источниками света, и фонарик на некоторое время становился не нужен. Дорога вступала в полосы оживления и светской хищности, вращающейся возле маленьких старых магазинов, пережаренных кофеен и фруктовых развалов.

Но фонарику еще предстояло сослужить важную службу, потому что нас ждал впереди самый темный участок пути – это был очень узкий и длинный проход между глухими кирпичными стенами, и идти приходилось, постоянно встречая идущих навстречу, а поскольку тьма здесь стояла непроглядная, все идущие по традиции приставляли светящийся диск фонарика к подбородку, подсвечивая свои лица снизу, что превращало их в музейные маски, плывущие, как плошки с пламенем плывут по языческой реке. Миновав этот коридор между мирами, радостные выходили на простор, где до самых Великих Врат раскинулось убитое, истоптанное тысячами ног поле, где горели костры. Среди костров процветало торжище наподобие дикого базара перед вратами монастыря в разгар священно-радостных монастырских праздников. Нечто витало здесь от варварского будущего, наступающего после крушения городов.

Символом, гербом и знаком Республики Радости был и остается желтый чемоданчик. Существует детская повесть 60-х годов под названием «Приключения желтого чемоданчика», и это очень увлекательная повесть, в которой желтый чемоданчик постоянно ускользает от своего хозяина, игриво переходя из рук в руки в духе просветленных фантазий того времени. Снят и фильм по этой повести, под тем же названием, причем он снискал популярность не меньшую, чем сама повесть.

Вдохновившись то ли фильмом, то ли повестью, создатели Республики Радости и сделали желтый чемоданчик своим символом. Республика родилась как Венера на картине Боттичелли. Она родилась под знаком ветра и моря, ее истоком были спонтанные вечеринки серферов, любителей волны и обожателей легкого паруса, которые не прочь были потанцевать южными ночами, когда им поневоле приходилось отдыхать от своих парений на водах. Но постепенно эти пляжные ночные дэнсинги превратились в огромный августовский рейв, который оброс стенами, зиккуратами, флагами, фейерверками, пропускной системой, охранниками, правительством, ритуалами, легендами… Так и возникла Республика Радости. Но почему желтый чемоданчик?

Фрейд сказал бы, что любой чемоданчик – символ женской сексуальности. На жаргоне советской шпаны позднесоветских времен грубое слово, обозначающее l’origine du monde (источник мира), заменялось более косвенным прозвищем «черный чемодан». Глупо употреблять неотесанные и неприятно звучащие слова в отношении предмета столь нежного и значительного. Впрочем, в выражении «черный чемодан» присутствует не грубость, а скорее защитная ирония, скрывающая весьма прозрачной пеленой глубокий страх перед непроницаемой тьмой источника жизни. Неизвестно, что или кто скрывается в чемодане, – так дело обстоит как с точки зрения древних охотников, так и с точки зрения дворовой шпаны. А в советские времена все классы общества проницали друг друга до основания и все были дворовой шпаной, точно так же, как все были номенклатурщиками, пролетариями, бомжами, инженерами, мажорами, колхозниками, профессорами, солдатами, сумасшедшими, уголовниками, древними охотниками, дружинниками, диссидентами, уборщицами, хиппарями, мусорами, балеринами, физкультурниками, монахами…

Да, Карл Маркс прав был лишь отчасти, когда утверждал, что дворцы, гаджеты, вещи и угодья суть вампиры, пожирающие души своих владельцев. С одной стороны, оно так и есть, с другой же стороны, как говорил один польский мореплаватель, «чем ближе к Востоку, тем больше чудес». Вампир – это тоже чудо, правда, чудо не из приятных, но когда чудес становится больше, когда их становится действительно много, тогда вампир теряется в праздничной толпе, которой наплевать на вампира просто потому, что она сама – мегавампир.

В этой веселой толпе никто не осудит некоторых улыбчивых людей за то, что они являются носителями небольших чемоданчиков. Они не просто владеют ими, как иные собственники владеют сараем или чуланом, – они ими гордятся, они всюду таскают их с собой, они любуются их яркостью, потому что чемоданчики, все как один, должны быть ярко-желтыми!

Не только древние мужчины, но и древние женщины страшились пещерной тьмы. Все пребывают в страхе перед собственным истоком, а ужас,