Я — Тимур властитель вселенной - Марсель Брион

доставляет неприятности. Однако болезни не присутствуют постоянно и не могут мешать биться. Я понял, что твое нежелание биться один на один продиктовано страхом, а не болезнью суставов. И поскольку ты трус, я одержу над тобой победу, ибо в мире отважные мужи всегда одолевают трусливых».

Приложив свою печать к тому посланию, я передал его туман-баши, которому вновь завязали глаза и вывели за пределы лагеря.

Наше пребывание в лагере продлилось три дня, на рассвете четвертого мы ринулись в атаку. Своим военачальникам я велел передать войску, что в тот день битву следует довести до конца и я не стану отдавать приказа об отходе. Я надел шлем и кольчугу, сел на коня караковой масти породы «куклан», считавшейся лучшей в мире.

Для битвы я взял в правую руку длинную саблю, в левую-секиру и чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что иду, не колеблясь, навстречу смертельной опасности, занял свое место в первом ряду конников, стоявших за цепью метателей пороховых зарядов. Когда началось наше наступление, Йилдирим Баязил еще раз двинул против нас свои колесницы, видно надеясь остановить нас с их помощью. Но наши метатели зарядов, бросая смертоносные кувшины, выводили из строя лошадей и часть седоков тех колесниц, некоторые из которых опрокидывались и мы, оставив их позади, рвались вперед.

На нас сыпался дождь из стрел, выпускаемый из луков «тимур-йалик» (т. е. самострелов), слышался лязг когда они ударялись о мои шлем и доспехам, но я двигался вперед, пока не очутился на месте, где уже не было никаких колесниц, виднелась одна пехота. Мы погнали свих коней прямо на ее ряды.

Зажав в зубах уздечку, чтобы обе руки были свободны, я с яростью рубил саблей и секирой. За мною следовала запасная лошадь, я велел держать ее поблизости на случай, если лошадь подо мной падет.

Одному румийскому воину удалось проткнуть саблей брюхо моего коня и мой породистый конь свалился. В тот же миг, пока конь валился наземь, я поразил секирой его убийцу и быстро отпрыгнул в сторону, чтобы не оказаться придавленным. Мне это удалось и через мгновение я продолжал бой верхом на новом коне.

Повсюду наши конники сумели пройти опасную цепь колесниц и навалиться на вражескую пехоту. Некоторые наши конники орудовали саблями, часть использовала секиры.

В пылу боя я почувствовал, что что-то ожгло мое лицо, глаза мои узрели стрелу, впившуюся в мое лицо. Как я упоминал, стрела из самострела была не длиннее указательного пальца, чтобы выдернуть ее, я взял под левую подмышку саблю, выдернул из раны и отбросил в сторону ту стрелу. В тот же миг что-то ожгло правую голень, я понял, что меня ранили в то место, я поднял на дыбы коня. Выдернув из подмышки саблю, я отрубил ею конец угрожавшего мне копья. Бросив коня вперед и оставив слева от себя вражеского копьеносца, я разрубил его плечо своей секирой, он громко вскрикнул и повалился наземь. Поскольку в том месте не виднелось других вражеских копьеносцев, я понял, что это он нанес мне рану в голень.

Не было времени перевязывать лицо и голень, я продолжал биться. Внезапно обе задние ноги моего коня подогнулись, я обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. В этот момент, когда обернувшись назад, я находился ближе к земле, вдруг на мою голову обрушился мощный удар булавой, в глазах потемнело и я потерял сознание. Придя в себя, я обнаружил что нахожусь в собственном шатре, на мне не было ни шлема, ни кольчуги, их сняли после того, как меня, бесчувственного, вынесли из поля боя.

Прежде, чем спросить о собственном состоянии, я спросил об обстановке на поле битвы. Мне доложили, что вражеские колесницы выведены из строя, вражеская пехота смята, большая часть ее уничтожена, сам же Йилдирим Баязид бежал. Я спросил, почему допустили, чтобы тот спасся бегством. Мне пояснили, что Нух Бадахшани отрядил часть своего отряда для преследования Иилдирима Баязида, велев, во что бы то ни стало догнать и захватить того в плен. В любом случае, ему был конец и я обрадовался той вести настолько, что забыл о своих ранах.

Раны мои не имели значения, значение имело то, что правителю Рума было нанесено поражение, его войско было уничтожено, и дорога на Византию была свободна. Я еще испытывал головокружение после того удара булавой по темени, но лекарь заверил, что оно пройдет при условии, что я буду отдыхать.

Почувствовав облегчение от вестей об обстановке, я захотел узнать, каким образом меня вынесли из поля боя. Выяснилось, что это сделал Токат, если бы он не подоспел и не вынес меня быстро, меня бы затоптали копыта вражеских коней и сапоги вражеских солдат. Токат, с помощью своих воинов спас меня от верной смерти.

Я не мог успокоиться и предаться отдыху, однако стоило мне приподняться, как начиналось головокружение, чтобы прекратить его, приходилось лежать с закрытыми глазами. По окончании битвы мне доложили, что пленено около шестидесяти тысяч вражеских воинов. Я велел содержать пленных в счет средств правителя Рума, потребовать у его плененных военачальников, чтобы они указали места, откуда можно достать продовольствие для той цели. Они несомненно должны были знать места, где Йилдирим Баязид хранил войсковые запасы, так пусть же покажут их, пока их повелитель находится на свободе.

Одержав победу, я стремился в Кейсарие, что была столицей державы Йилдирима Баязида. Я знал, что Кейсарие — это дорога, которая ведет в Византию через Киликию, т. е. дорога ведет к берегу моря, на другом берегу которого находилась Византия.

(Историки и люди, описывавшие жизнь и деяния Тимурленга, в частности, Шариф-уд-дин Али Йезди, касаясь его маршрута через страну Рум (т. е. сегодняшнюю Турицю), так же, как и в настоящем повествовании, ограничиваются упоминанием лишь нескольких местностей, не вдаваясь в особые подробности — Марсель Брион)

Войско мое, предав земли павших, обеспечив излечение раненных, двинулось дальше на Кейсарию. Я не мог ехать верхом, помимо ран голени и лица, тому мешало ещё и головокружение, мне советовали двигаться лежа на паланкине, чтобы получить необходимый отдых, чему я и следовал. Местное население говорило по-тюркски, не было нужды в толмачах, чтобы общаться с ним. Я слышал, что Кейсарие имеет две крепостные стены, одна сложена из глины «дай» (т. е. смеси глины с щебнем), вторая — из камня. Глинобитная стена стоит впереди каменной, между ними расстояние в пять — десять заръов, неприятель, преодолев первую стену, оказывается перед второй. Местные жители рассказывали мне, что гарнизон Кейсарии состоит