Горбун - Поль Феваль

– Крапленый туз! – возмутился Кокардас, указывая пальцем на дыру в потолке. – Форменное варварство помещать благородных господ в тюрьму со столь ветхой крышей!

– Увы, мой друг, – с философским смирением заметил Паспуаль. – Чем дольше живешь, тем меньше замечаешь уважения к общепринятым приличиям!

– Э-э-э, друзья мои, – забеспокоился Пейроль при виде как к нему один справа, другой слева приближаются гасконец и нормандец. – Давайте без идиотства. Если вы меня заставите обнажить шпагу…

– Что за слова, господин хороший? Просто фи! – с укоризной выдохнул Паспуаль. – Обнажить шпагу против нас…

– Безоружных людей! – поддержал друга Кокардас. – Это не сделает вам чести, клянусь небесами.

Они несколько попридержали шаг, но все-таки продолжали надвигаться. Пейроль мог позвать тюремщиков, но это положило бы конец всяким надеждам на переговоры, а потому он для острастки лишь положил ладонь на эфес своего громоздкого, как оглобля, клинка и, чтобы выиграть время для принятия решения, попытался отвлечь строптивых негоциантов незначащим разговором:

– Насколько понимаю, друзья мои, вы решили попытаться, взбираясь один другому на плечи, бежать из тюрьмы через эту дыру. Однако не вышло. Не так ли? Не двигаться! – внезапно взвизгнул он. – Еще шаг, и я достану шпагу.

На сей раз фактотум не шутил. Но обнажить клинок ему не удалось. На эфесе уже лежала другая ладонь. Эта побелевшая от мела и штукатурки испещренная свежими царапинами рука принадлежала маркизу де Шаверни. Ему удалось незаметно выбраться из под кафтанов и стать сзади мсьё де Пейроля. В ту же секунду крепко удерживаемая маркизом шпага стремительно вылетела из ножен, скользнув по пальцам фактотума. Маркиз цепко ухватил его за воротник и приставил острие шпаги к его кадыку, от волнения заходившему вверх вниз, как поршень насоса.

– Только пикни, и ты мертв! – тихо предупредил маркиз.

На губах Пейроля выступила пена, но он не проронил ни звука. Кокардас и Паспуаль сняли свои галстуки и быстро связали управляющего по рукам и ногам. Сорвав с себя изодранный гофрированный манжет, маркиз его скомкал и, соорудив кляп, заткнул Пейролю рот.

– Что дальше? – спросил Кокардас у маленького маркиза.

– Аврора теперь, – ответил тот, – станьте у двери: ты справа, а этот симпатичный парень слева. Когда в камеру войдут тюремщики, хватайте их сзади за горло.

– Но кто знает, когда они сюда войдут? – развел руками Кокардас.

– Вы только станьте наизготовку, как я сказал. Явятся сию минуту, можете не сомневаться. Их позовет мсьё де Пейроль.

Храбрецы прижались к стене справа и слева от двери. Шаверни, не отводя шпагу от горла фактотума, велел ему звать на помощь. Пейроль заорал и тут же в камеру ринулись двое тюремщиков. Паспуаль накинулся на того, что нес ключи, а Кокардас на другого. Оба немного похрипели, но через минуту, полузадушенные, обмякли. Шаверни закрыл дверь и, обыскав стражников, извлек из кармана ключника немалый моток бечевки. Быстро перерезав ребром шпаги веревку на четыре куска, соратники связали тюремщиков по рукам и ногам и уложили на солому. Заметив, что те начинают приходить в себя, маленький маркиз развязал свой галстук, снял вторую манжету, сделал из них два кляпа, после чего лишил пленников способности громко звать на помощь.

– Крапленый туз! – с неподдельным восхищением заметил Кокардас. – Вот уж никогда бы не подумал, что маркиз может оказаться таким расторопным!

Паспуаль, хоть и чуть сдержаннее, но тоже сказал несколько одобрительных слов в адрес Шаверни. Однако, нужно было спешить.

– За дело, господа! – сказал маркиз. – Пока еще мы не на воле. Гасконец, сними с ключника форму и надень на себя, а ты, нормандец, проделай то же со вторым.

Кокардас и Паспуаль переглянулись.

– Черт побери, – пробормотал первый, почесывая ухо. – Я, признаться, немного теряюсь. Пристало ли дворянину…

– Скажите на милость, какая завидная сословная гордость! А как же я? Надеюсь мой аристократизм не вызывает у вас сомнений? Тем не менее, ради дела я готов пойти на компромисс и облачиться в одеяния самого отъявленного негодяя, который мне только известен! – воскликнул Шаверни, снимая с Пейроля его роскошный кафтан, белоснежное жабо и манжеты.

– Мой благородный друг, – робко заметил Паспуаль, – вчера нам уже приходилось переодеваться в лакейские ливр…

– Замолчи, нормандец. Не терзай мою душу столь прискорбными воспоминаниями. К тому же тогда у нас была извинительная причина. Мы исполняли волю Маленького Парижанина.

– А сейчас мы разве действуем не в его интересах? – с беспощадной логикой возразил Паспуаль.

Кокардас, тяжело вздохнув, принялся раздевать ключника. То же проделал со вторым тюремщиком и брат Паспуаль. Вскоре туалет наших бравых молодцов был завершен. Наверное, со времен Юлия Цезаря, который, если верить легенде, впервые воздвиг здесь крепость, никогда еще в Большом Шатле не появлялось столь элегантных тюремщиков. Особенно хорош был Шаверни в кафтане Пейроля. Если бы не его избитые в кровь испачканные мелом руки, он был бы просто неотразим.

– Итак, дети мои, – сказал он, входя в роль фактотума. – Здесь нам больше делать нечего. Сейчас проводите меня до выхода на улицу. Вы – тюремщики, а я просто богатый праздношатающийся зевака.

– Неужели я похож на тюремщика? – едва не с испугом промолвил Паспуаль.

– Еще как похож! – утешил его маленький маркиз.

– А я, – простонал Кокардас Младший, даже не пытаясь скрывать стыда. – Неужто хотя бы в самом отдаленном сходстве могу напоминать тюремного ключника?

– Похож, как две капли воды! – уверенно заключил Шаверни. – А сейчас в путь! Нужно поскорее доставить послание.

Они втроем вышли из камеры, закрыли дверь, повернули ключ на два оборота, после чего задвинули все три засова. Мсьё де Пейроль и два тюремщика со связанными руками и ногами, с кляпами во рту, остались в темнице. История умалчивает о переживаниях, испытываемых ими в эти унизительные минуты.

Тем временем трое переодетых узников шагали вдоль первого коридора. В нем было безлюдно, и они его прошли без препятствий.

– Кокардас, дружище, – прошептал Шаверни. – Можешь чуть опустить голову? А ток как бы нас не выдали твои огромные усы!

– Пресвятая сила! – отозвался гасконец. – Вы можете меня искромсать столовым ножом на фарш для пирога, но все равно мой бравый вид не исчезнет.

– Наша доблесть умрет только вместе с нами! – прибавил брат Паспуаль.

Шаверни натянул гасконцу его шерстяную шапочку на самые уши и показал, как нужно держать ключи. В тюремном дворе и во всех крытых помещениях, через которые беглецам довелось проходить, было много людей. В Большом Шатле наблюдалось изрядное оживление. Председатель Пылающей палаты господин маркиз де Сегре перед новым заседанием суда давал для своих компаньонов присяжных завтрак, и потому повсюду сновали повара и их помощники с подносами, уставленными закрытыми, ворчавшими с огня сковородами, кастрюлями и тарелками. Все яства, а также опущенные в мельхиоровые ведра со льдом бутылки шампанского доставлялись из кабачка «Щедрое вымя», построенного у самых ворот перед входом на территорию Шатле два года назад знаменитым парижским поваром мсьё Лё Прё. Шаверни, нахлобучив пониже фиолетовую шляпу Пейроля, шел первым.