Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро - Мигель Унамуно

68

…издание басен о Калиле и Димне с предисловием о влиянии индийской литературы на средневековую испанскую литературу. — «Калила и Димна» — собрание сказок, притч и апологов санскритского происхождения, которое широко распространилось в средние века в европейских литературах через персидскую и арабскую версии. В Испании первый перевод сборника был осуществлен еще в 1251 году по распоряжению наследника престола, будущего короля Альфонса Мудрого.

69

Стр. 149. …как сделал своим лесажевского «Жиль Бласа» Падре Исла. — Франсиско Хосе де Исла (1703–1781) — испанский писатель-просветитель. Находясь с 1767 года до самой смерти в изгнании в Италии в связи с принадлежностью к ордену иезуитов, Исла сделал вольную переделку-перевод французского плутовского романа «Жиль Блас» Лесажа под названием «Приключения Хиль Бласа из Сантильяны, похищенные у Испании, приспособленные для Франции месье Лесажем и возвращенные на родину и переведенные на родной язык ревностным испанцем, который не потерпит, чтобы смеялись над его народом». Несостоятельное в своих претензиях на испанское происхождение переложение романа французского писателя на испанский язык, осуществленное Ислой, было издано лишь посмертно, в 1787 году.

70

Стр. 150. Все они коллективные, гораздо более коллективные, чем принято считать. — Антолин С. Папарригопулос механически распространяет модные в XIX и в начале XX века теории о том, что ни Гомер, ни Шекспир не существовали как реальные личности и что гомеровские поэмы являются плодом коллективного творчества, на произведения, индивидуальное авторство которых никогда не подвергалось сомнению. Унамуно, страстный поборник личного, индивидуального начала в творчестве, делает, таким образом, эти теории — в случае с Гомером вовсе не необоснованные с научной точки зрения — объектом пародирования и высмеивания.

71

Апакс — термин для обозначения слова, лишь один раз встречающегося в каком-либо тексте.

72

Стр. 151. …чем-то вроде деятельного разума у Аверроэса… — Аверроэс — принятое в Западной Европе обозначение арабского мыслителя, выходца из Средней Азии, Ибн Рошда (1129–1198), создавшего, в частности, учение о «едином интеллекте», согласно которому бессмертен не отдельный индивид, а человеческий род в целом, бессмертен всеобщий разум как воплощение преемственной связи духовной жизни всех человеческих поколений, как сверхиндивидуальный интеллект, посредством которого человечество в любой момент созерцает абсолютную истину.

73

Стр. 153. Не говорил ли Пиндар, что все несчастья Тантала произошли от его неумения справиться со своим счастьем? — Тантал — мифический царь Лидии, сын Зевса, согласно преданию, пригласил богов на пир и, желая испытать их прозорливость, предложил им блюдо, приготовленное из мяса своего собственного сына Пелопа. Боги разгадали замысел Тантала. В наказание он был лишен бессмертия и свергнут Зевсом в Тартар, где испытывал страшные муки голода и жажды, стоя по горло в воде и стараясь схватить ускользающую от него ветвь, полную плодов. В «Первом Олимпийском эпиникии» Пиндар приводит собственную версию этого мифа. Тантал, по его мнению, был лишен бессмертия за то, что украл у богов нектар и амврозию, с помощью которых боги сделали его бессмертным, и предложил пищу богов на пиру своим друзьям. «Если только кто из смертных был возвеличен стражами Олимпа, — говорит поэт, — то был Тантал, но не смог он вместить великое благо пресыщения!» (перев. В. Майкова). В интерпретации Пиндара Тантал сходен с Прометеем, решившим похитить для человечества огонь.

74

Стр. 159. Ты сомневаешься — значит, ты мыслишь; ты мыслишь — значит, ты существуешь. — Основное построение философии Декарта, выраженное в его знаменитой формуле: «мыслю — следовательно, существую». Здесь и далее Унамуно излагает учение Декарта в ироническом аспекте, стремясь развенчать попытку Декарта поставить существование в полную зависимость от разума. Сам Унамуно считал, что исходным моментом в осмыслении, точнее, в осознании мира должно быть не сомнение, как у Декарта, а вера и не рационалистический акт, а само существование.

75

Стр. 186. …о чем рассказал Ренан в «Аббатисе Жуарре»… — Ренан Жозеф Эрнест (1823–1892) — французский философ, писатель, автор многотомного труда «Происхождение христианства». «Аббатиса Жуарре» — одна из «философских драм» Ренана.

76

Стр. 187. Авиценна — Ибн Сина (980—1037) — арабский философ, врач, естествоиспытатель, известный в Западной Европе под именем Авиценны. Крупнейшее из сочинений Ибн Сины, «Медицинский канон», в течение пяти веков считалось важнейшим руководством для врачей.

77

Стр. 195. …как видел это Платон… — Описание «вышнего мира», которое дает Орфей со ссылкой на Платона, действительно целиком соответствует платоновскому диалогу «Федон».

78

Стр. 196. Я не защищаю и не проповедую чистое «я», как это делал Фихте… — Фихте Иоганн Готлиб (1702–1814) — немецкий философ-идеалист, создатель концепции абсолютного или неделимого «я», синтезирующего в себе «я» — деятельного субъекта и «не-я», то есть эмпирическую природу.

79

Стр. 197. Гомункулус — согласно средневековым суевериям, искусственное человеческое существо, создаваемое при помощи магии.

80

Стр. 200. Трейчке Генрих Готтард (1834–1896) — немецкий историк и публицист, официальный прусский историограф.

81

Стр. 201. Вундт Вильгельм (1832–1920) — немецкий философ-идеалист, физиолог и фольклорист, один из основателей экспериментальной психологии.

82

Стр. 202. Папины Джованни (1881–1956) — итальянский писатель, публицист, переводчик и пропагандист произведений Унамуно в Италии.

83

Стр. 203. Курно Антуан Огюстен (1801–1877) — французский математик, известный своими трудами в области теории вероятности.

84

АВЕЛЬ САНЧЕС

Библейская легенда о Каине и Авеле составляет одну из центральных тем творчества Унамуно, один из тех мифов, в которых писатель видел прообраз судьбы отдельного человека и всего человечества, разгадку движущих сил человеческой истории. «Такова библейская легенда, которая открывает, — писал он в прологе к пьесе «Брат Хуан, или Весь мир — театр» (1929), — истинную историю человечества, историю войны, историю борьбы за жизнь… начиная с убийства Авеля его братом Каином, которое последний совершил, не принуждаемый ни голодом, ни ревностью… Каин-земледелец убил Авеля — пастыря овечьих стад — потому, что Иегова, владыка, призрел приношения Авеля, а дары Каина не призрел, то есть окинул добрым взором одного и не взглянул на другого. Каин убил Авеля из чувства зависти. В основе лежит борьба за личность, за самовыражение. Здесь играет роль не материальный инстинкт — жажда самосохранения или воспроизводства, но психическая, духовная потребность проявить себя, остаться в вечности, потребность выставить свою жизнь на театр человеческой истории. Или, как в этом библейском случае, стремление запечатлеться в сознании и памяти творца».

Приведенное высказывание Унамуно — одна из его поздних, законченных интерпретаций каинского мифа, первые же обращения писатели к ветхозаветной истории относятся еще к началу 900-х годов. В книге «Пейзажи» (1902) в воспоминании об испанском поэте-мистике XVI века Луисе де Леоне впервые возникает тень двух братьев. «Учитель, — пишет Унамуно, — воспевал деревню и подлинного деревенского жителя — пастуха, пастуха — странника, господина пространств, но не пахаря — раба того куска земли, который он возделывает… О народы — пастыри, бредущие по земле! О народы — земледельцы, теснящиеся вокруг городов! Вечная двойственность человеческой истории». В статье «Город и поле» за тот же год Унамуно вновь связывает городской образ жизни с первым злом, которое, согласно библейской легенде, сошло на землю в момент убийства Каином своего брата: ведь Каин, проклятый богом, стал основателем первого города Енока. (Статья «Город Енок» 1933 года, замыкающая в творчестве Унамуно каинский «цикл», — своеобразное возвращение к статье 1902 года.) Но, несмотря на верность писателя одной теме, на регулярное обращение его к одним и тем же образам, всякий раз история первого братоубийства, лишившего человечество бессмертия, оборачивается в его сочинениях новыми гранями. Наиболее разителен перепад от прославления гражданской войны как стимула объединения народов и движущей силы прогресса в «Трагическом жизнеощущении» — к тревожному предчувствию будущего кровопролития, охватившему писателя в конце 20-х годов и вылившемуся в призыв «к миру во время войны».