Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

все, а то ведь шаману ничего не стоит вынуть твой след, пошептать над ним и воткнуть, к примеру, бронзовую иголку…

– Арсен, ну мы идем или нет?!

Он неохотно зашагал к выходу.

Светило солнце, лезла изо всех щелей весенняя трава. Арсен прищурился и вытащил из кармана темные очки: его глаза болели и слезились почти постоянно.

– На кого ты стал похож, – грустно сказала Баффи.

Они не виделись больше месяца. Ничего удивительного: в какой-то момент Арсен перестал себя сдерживать и все ей выложил, как своей. Все про Максима и про себя, про утилиты, про жизнь внутри Сети. Он хотел предстать перед ней добрым волшебником. А может, просто хотел покрасоваться. А скорее всего, искал собеседника: ведь, кроме Максима, он ни с кем не мог говорить откровенно, но Максим все время требовал, чтобы Арсен включал распознавалку лжи: «Имеешь? Пользуйся».

А включенный «Пиноккио» убивает доверие. Даже выключенный «Пиноккио» убивает доверие, это Арсен понял с большим опозданием. Он был до конца откровенным с Баффи, ему доставляло удовольствие быть с ней откровенным, ему и в голову не приходило беречь ее от новостей, которые могли напугать ее. И он напортил, конечно: в какой-то момент Баффи отстранилась, спряталась. Арсен обиделся. Потом простил. Потом стал бороться с желанием позвонить Баффи. Потом стал потихоньку наблюдать за ней из Сети.

Две недели подряд, без перерыва и почти без сна, Баффи играла в «Девичий закон» и даже нашла возможность переписываться с Марьяной, войдя в ее сетевой, то есть теперь игровой, дневник. Очень скоро оказалось, что эта переписка никуда не ведет: игра не раскрывала тайн и не давала дополнительных сведений. Игра хотела только, чтобы в нее играли: Баффи оказалась внутри сюжета, потом внутри еще одного сюжета, и так до тех пор, пока не выкинула диск с игрой в мусорное ведро.

– У меня было такое чувство, что я человека выкидываю, – призналась она потом Арсену.

Она совсем было впала в депрессию, но тут на рынок явились «Солнечный круг» и «Лебединое озеро», две кристально-чистые, прозрачные и очень оптимистичные разработки от «Новых игрушек». Первая была сделана из абитуриентки театрального, существа настолько жизнелюбивого, что пластиковая упаковка диска казалась теплой. Из кого была сделала вторая, Арсен не спрашивал. Он ждал звонка, потихоньку намекал о себе, ожидание потихоньку переходило в манию. Арсен вынашивал уже совершенно дурацкие планы, когда Баффи позвонила ему после полуторамесячного перерыва и предложила встретиться.

Едва поднявшись из метро, он подошел к краю тротуара, высматривая подходящую машину:

– Что ты хочешь, «мерс», «Лексус»? Посмотри, тут их полно, на выбор. Хочешь, какой-нибудь депутат нас по городу покатает?

– Давай пройдемся, – напряженно сказала Баффи за его спиной. – Давай хоть немного побудем вот так… под солнышком.

– Ты боишься? – он удивился.

– Просто не хочу, – она не смотрела ему в глаза. – Не хочу садиться в машину к депутату… ни к кому.

– Как хочешь.

Они пошли рядом, не касаясь друг друга, сунув руки в карманы. Их тени, еще длинные, но уже не такие, как зимой, ползли по влажному весеннему тротуару. Солнце ощутимо грело спины.

– Весна, – сказала она неопределенно.

– Твои родители дома?

– Да, – она помолчала. – А что?

– Ничего…

Воробьи облепили голый тополь и звенели, как сотня трамваев.

– Я скучал по тебе. – Это была чистая правда.

– Что будет, Арсен? – задала она вопрос, ради которого затеяла встречу.

– Да что обычно. То же и будет.

– Мы все привязаны, – она посмотрела в небо, на стайку голубей. – Мы все сидим у экранов.

– Так и раньше сидели.

– Не так. Раньше была и… нормальная жизнь. А теперь – только та, что за монитором.

– Иногда она лучше так называемой нормальной. Ярче. И больше похожа на настоящую.

– «Девичий закон» больше похож на Марьяну, чем сама Марьяна?

– Да, – он вздохнул. – «Девичий закон» – это идеальная Марьяна на все времена. Знаю, ты мне скажешь, человеческая жизнь – это другое, она должна была выйти замуж, повзрослеть, родить детей и всякое подобное. Но если бы она этого хотела – это нашлось бы в игре. В игре может быть все, что угодно. А она не хотела стареть, быть офисным планктоном, ходить к стоматологу, брать справки в детский сад. Она хорошая, интересная игра на двадцать четыре концовки.

– А кто решает, кому быть игрой, кому игроком?

Он так удивился, что даже встал на какое-то время.

– Сам же человек и решает. Своей жизнью. Своей системой ценностей. Я решил стать игроком.

– А ты уверен, что ты игрок? Что в тебя никто не играет?

Он кивнул:

– Ясен пень, пытаются многие. Ты, например.

– Я?!

– Конечно. «Хоть немного побудем вот так… под солнышком». Ты подсознательно выстраиваешь фразу так, чтобы меня эмоционально зацепить.

– Ничего подобного…

– Я не говорю, что ты это специально делаешь. Моя мама тоже говорила, когда я капризничал: ну давай, солнышко, наденем пальтишко, пойдем на улочку…

– Я не знала, – Баффи нервно сглотнула.

– Ты это делаешь не задумываясь. Все женщины так делают.

– Почему именно женщины?

– Чутье у них лучше развито, интуиция. Мужчины рассуждают просто: что мне нужно сделать, чтобы он или она повели себя так, как полезно мне?

– Тебя послушать, так все на свете друг другом управляют. – Баффи убрала с лица прядь ярко-каштановых жестких волос.

– Да. – Арсен остановился и взял ее за руку. – Помнишь, я тебе рассказывал про моих щенков?

– Помню.

– Даже мои щенки мной управляли. Они вели себя как живые. Будучи всего лишь последовательностью кодов. Но вели себя, как будто им страшно и грустно без меня. Как будто я им нужен. Они мной манипулировали, Ира.

Она молчала, глядя ему за плечо. Дико верещали воробьи на тополе.

– Ты когда-то верил в нарисованных щенков, – сказала тихо. – А теперь даже в живых людей не веришь.

– А это, извини, какая-то пафосная дичь. Я сказал, что скучал по тебе, ты мне нужна.

«Неправда».

Вот же блин. Он забыл отключить «Пиноккио». Он так привык к этому ощущению, на самом краешке восприятия, чувству, смутно похожему на разницу кислого и соленого: «Правда – неправда»…

– Ты мне нужна, – повторил он на этот раз для себя, а не для нее.

«Неправда».

Тогда он сосредоточился, пытаясь разобраться в сказанном и сделанном. Что не так? Он балдел когда-то от Ани, ее орхидей, ее головы, похожей на каштанчик, но Аня была изначально недосягаема. Марьяна была рядом, руку протяни, и он использовал Марьяну как полигон. Она оказалась обыкновенной игрой на двадцать четыре концовки. А Ира? То есть Баффи? Что она такое?

Он вспомнил Максима. Тот всегда много