Белые пешки - Екатерина Звонцова

него. Да вдобавок друзьями самодостаточными: никому из них не нужны для счастья царевны или царевичи, все прекрасно себя чувствуют поодиночке. Что он почувствовал, интересно?»

Ректор. Ее голос разума и поддержки почти весь последний год. Ася закричала, громко и хрипло, упала на колени на ковер… и столкнулась взглядом с испуганными глазищами щенка, застывшего на пороге. Рублик чинно сидел на пушистой попе, подобрав лапки. Пасть была закрыта, он не лаял – он почти никогда не лаял. Он просто глядел. Будто все понимал. Его глаза горели добрыми, сочувственными рубинчиками. И наверное, только подзови – подскочит и оближет зареванную хозяйку.

– Пошел! – закричала Ася. Щенок не шевелился. – Прочь, прочь, или я тебя в стену кину!

Щенок сидел. Его глаза горели словно бы все ярче. Или это что, там слезы появились?

– ВО-ОН! – Ася захлебнулась. Схватила ближайшую книгу, первый томик «Гарри Поттера», и швырнула в Рублика, старательно целясь острым углом переплета.

Щенок, скуля, убежал. Ася рассмеялась, а потом снова заревела, прикрыв голову руками. Голова… волосы. Там теперь не хватало волос. Ну и отлично. Можно ведь совсем от них избавиться, на кой они нужны, если ты не Самсон? Она – точно нет.

И пытаясь облегчить свою тяжесть хоть чем-то, она пошла в ванную и взяла там ножницы.

Мама экономила всегда, сколько Ася ее помнила. Экономила на всем, в том числе на парикмахерской: стригла своих девочек сама. Асе было проще: мама только ровняла ей концы. А вот Линка уже испробовала на себе множество причесок, не всегда удачных. И те самые резинки hello kitty донашивала до сих пор; Асю буквально трясло при виде них. Зато дачу купили быстро.

Все это было не главным сейчас. Главное – парикмахерские ножницы висели на своем крючке, в углу. Взяв их, но не раскрывая, Ася провела холодными металлическими кончиками по своему горлу. Руки вспотели, сильнее застучал пульс. Да, можно было бы и так: раскрыв лезвия, провести еще, всего пару раз, а потом захлебнуться в теплом алом водовороте. В проклятых водах, откуда приносит мерзких проклятых капитанов. Но…

«Рано, девочка. Рано».

Она словно услышала ласковый успокаивающий голос. Снова он. Арсений Викторович. Веривший в нее, поддерживавший ее, понимавший ее все это время. Лучше бы с ней поговорил Макс или папа, но хотя бы так. Хотя бы ректор. Почти друг.

Ася улыбнулась дрожащими губами и стала отрезать себе волосы под самый корень.

Она пришла вечером, а я приготовила ей чай и разогрела макароны в томатной пасте. Она села есть, я остановилась на пороге кухни. Наблюдала за ней, такой нарядной и надушенной, не зная, что сказать.

«Мама, мне плохо».

«Мама, я схожу с ума».

«Пожалуйста, помоги мне, мама».

Она оторвалась от еды и увидела наконец мою голову, округлила глаза и спросила:

– Ребенок, а это зачем? Коротковато, а у тебя мордашка круглая, ты теперь похожа на печального поросенка.

В темноте она не видела главного. Принимала за игру теней, наверное.

– Так модно, – сказала я, повернулась и пошла.

Ну кухне снова загремела о край тарелки вилка.

22.05.2007. Дэн

Похоже, все снова не очень ладится с регулярными записями. Хотя неудивительно. У кого-то, у Саши, кажется, я прочитал сравнение с минным полем, и вот теперь все мы – минные поля. Похоже, даже я.

Мне темно, если честно. И я не совсем понимаю, что с этим делать. Я не понимаю и на какой я… позиции? Насчет всего. Верю ли, надеюсь ли, боюсь ли, пытаюсь ли смириться? Вроде нахожу ответы, а потом вспоминаю вдруг первый урок физры, тот момент, когда все разбились на пары упражняться с баскетбольным мячом, а я остался один. И Макс попросил Асю поиграть со стенкой и встал ко мне. Странное воспоминание. Пустое, наверное, не главное, что нужно помнить о друге, который…

Да просто о друге.

Но Лева сказал, что нет. Что в правилах того мира, мира подростков, для которых вот это важно – не остаться без пары, ни за что не остаться, ни на экскурсии, ни на физре, – Макс совершил рыцарский подвиг. И он не шутил.

Это правда оказалась сирень, нежно-лиловая, ближе даже к розовому оттенку. Не белая, но тоже хорошо. Она пахла так, что голова кружилась, и трава тоже пахла, и вообще в эти майские минуты кладбище казалось почти уютным местом.

– Еще месяц, и можно будет ставить твою деву. – Лева присел на скамейку. Дэн остался вглядываться в табличку на простом деревянном кресте.

– Говорят же, лучше год ждать?

– Если небольшой, если на постамент и если из легкого камня, то можно раньше. – Лева вытащил сигареты, цапнул одну зубами из пачки. – Плюс лучше поздней весной или летом. С промерзшей землей не всегда угадаешь, да и работать неудобно.

– А ты разбираешься. – Дэн облизнул губы и тут же отвел глаза. Не очень прозвучало, с намеком на маму. Хотя это же давно было…

– Если захочу отдельный бизнес, открою похоронный, – рассмеялся Лева, закуривая. Дэн вскинулся и поймал секунду, в которую его глаза снова стали серьезными. – Но да. Я узнавал для… Ну…

– Для Макса. – Дэн вздохнул, подошел к скамейке, но сесть захотел ближе к земле. На траву, у Левиных ног. – Да, правильно, наверное. Лучше знать. Родители попросили?

– Да нет, я сам. – Говорил Лева с усилием и неохотой. Шумно вздохнул. – Вообще отец посоветовал. Типа «Если провожать братанов, то достойно». Братанов, блин…

– А что он думает? – Дэн вовсе не был уверен, что правда хочет подтверждать свои догадки. – Насчет всего?

– Папа материалист. – Лева выдохнул дым вверх, но Дэн слабо уловил его запах. – Он не думает как Аська, I mean, он-то знает, что когда, например, накрывают криминальный синдикат, где все повязаны, кто-то обязательно проговорится, особенно если что-то пообещать или сильно пугнуть. По его мнению, Макс вывалился за борт или даже дезертировал по каким-то своим причинам. И это замяли.

– А всеобщая амнезия? – Дэн поднял голову. Лева отчужденно смотрел вдаль.

– Ну он еще предлагал вариант с токсинами, которые кто-то распылил с самолета или подлодки. Не факт даже, что враги, мало ли что за эксперименты в нашей оборонке.

– Конспирология как есть. – Дэн поежился.

– Наш народ и особенно люди с деньгами и властью ее любят, deal with it[29], - невесело хохотнул Лева и тут же вздохнул. – Мы поругиваемся из-за этого. Да и вообще из-за всего. Не нравится ему, что