К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Недостойным было и поведение СССР в дни немецкой агрессии против Югославии, с новым правительством которой СССР 5 апреля 1941 года заключил договор о дружбе и ненападении. Всего лишь через 24 часа после подписания этого договора Германия напала на Югославию и подвергла бомбардировке Белград, но Сталин не осудил публично эту агрессию против братской славянской страны. Сообщение о германской агрессии было опубликовано 7 апреля на последней странице «Правды», причем ничего не сообщалось о бомбардировке Белграда. Вскоре Советское правительство закрыло в СССР посольства и миссии Югославии, Греции и Бельгии, что означало в тех условиях признание и поощрение агрессора.

Конечно же, сосредоточение 4-миллионной армии на нашей границе не могло быть секретом для командования западных военных округов. В советских штабах знали номера почти всех немецких дивизий, расположенных вдоль границы. Но Сталин отвергал просьбы командующих выдвинуть советские войска на оборонительные рубежи и привести их в состояние боевой готовности. Деятельность Наркомата обороны, военно-строительных организаций, промышленных наркоматов не была сориентирована на возможность скорого начала войны. Армия и промышленность не были готовы к началу войны ни в практическом, ни в психологическом отношении. Большинство дивизий содержалось по штатам мирного времени, им недоставало людей и боекомплектов. Не были укомплектованы многие танковые части, ремонт неисправных машин затягивался. Не была закончена крупная реорганизация механизированных бригад и корпусов. Известно, что именно СССР был пионером в деле создания крупных механизированных соединений. Но после неправильной оценки опыта войны в Испании мехкорпуса в нашей армии были ликвидированы. Успешное использование Германией мощных танковых соединений побудило Генштаб начать формирование новых советских мехкорпусов и дивизий. Но, по свидетельству Г. Жукова, дело шло медленно. «И. В. Сталин, видимо, не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20 механизированных корпусов» [715] . В результате в первые дни войны многие танкисты не имели своих танков и даже стрелкового оружия, а многие машины остались без своего экипажа.

К июню 1941 года в армии было очень мало танков новых типов, заводы продолжали выпускать устаревшие машины. Это же можно сказать и об авиации. Примерно 70 – 80% самолетов по своим летно-техническим качествам уступали однотипным машинам Германии. Производство самолетов новых типов стало налаживаться только с 1940 года. По свидетельству Г. Жукова, не были подготовлены к войне и советские аэродромы. Только в феврале 1941 года был утвержден план строительства в западных районах 190 новых аэродромов. Началось переоборудование старых аэродромов, их взлетные полосы не подходили для самолетов новых типов. Строительные организации НКВД начали эти работы сразу на всех аэродромах и могли окончить их лишь глубокой осенью. При этом большинство военных самолетов было переброшено на немногочисленные аэродромы мирного времени, близкие к границе и плохо защищенные от бомбового удара противника.

Отставало развитие артиллерийского вооружения, недостаточной была еще артиллерия резерва Главного командования. Не были укомплектованы формируемые противотанковые бригады. Маршал Г. И. Кулик, главный эксперт по артиллерии, не оценил по достоинству такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 («катюши»), серийное производство которого началось только в июне 1941 г.

Неверно были размещены и главные военные склады. Значительная часть запасов военного имущества размещалась не в глубоком тылу, а в угрожаемых районах.

Требует упоминания вопрос о приграничных укрепленных районах. В 30-е годы вдоль всей западной границы СССР была построена непрерывная цепь мощных оборонительных сооружений, что стоило немалых средств и усилий.

Возглавляемый еще Б. М. Шапошниковым Генеральный штаб считал, что и после присоединения к СССР новых территорий на западе основная линия обороны должна проходить по старой границе, которая была хорошо укреплена и изучена. Здесь надо держать основные силы западных военных округов, а на территорию Бессарабии, Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики надо выдвинуть лишь те части прикрытия, которые обеспечили бы развертывание главных сил при нападении на СССР [716] . Но Сталин действовал иначе. Хотя новые западные районы не были должным образом подготовлены к обороне, в них были передвинуты первые эшелоны войск западных округов и даже соединения, находившиеся в стадии формирования. Сталин приказал соорудить вдоль новой границы такую же мощную линию укреплений, которая имелась на старой границе. Строительство велось очень интенсивно, но завершить его к началу войны не удалось. Из 2 500 железобетонных сооружений только тысяча имела УРовскую артиллерию, на остальных были лишь пулеметы. Г. Кулик, Б. Шапошников и А. Жданов предложили перебросить артиллерию с линии старой границы. Г. Жуков и С. Тимошенко не соглашались, считая, что старые УРы еще пригодятся. Но Сталин принял первую точку зрения, разрешив обезоружить «второстепенные» участки прежней линии укреплений. Старые УРы были ослаблены, а новые УРы не были достроены. В результате ни прежняя, ни новая линия укреплений не смогли стать серьезным препятствием для немецких войск.

Свидетельства подобного рода можно приводить на многих страницах. Ни у Генштаба, ни у наркома обороны, ни у командующих родами войск не были подготовлены командные пункты для эффективного управления в условиях войны. В первые недели войны руководство осуществлялось из кабинетов мирного времени.

Хотя это может показаться невероятным, армии, дислоцированные в западных округах, не располагали оперативными планами на случай возможного нападения Германии. Как писал в своих мемуарах Н. Г. Кузнецов, «подготовка к войне – не просто накопление техники. Чтобы отразить возможное нападение, надо заранее разработать оперативные планы и довести их до исполнителей. Да и это лишь самое начало. Исполнители должны разработать свои оперативные документы и, главное, научиться действовать по ним. Для этого нужно время и время...

Думал ли об этом Сталин?.. Конечно, думал. Полагаю, у него было твердое убеждение, что война неизбежна, что она обязательно вспыхнет на западе и на востоке. И тут и там укреплялись границы... И все же нечто весьма важное было упущено: не хватало постоянной, повседневной готовности к войне. А только в этом случае дивизии могли сыграть ту роль, которая им предназначалась. Свои соображения о том, как вести предстоящую войну, Сталин со свойственной ему в то время болезненной подозрительностью держал в секрете от будущих исполнителей. Ошибаясь в сроках возможного конфликта, он считал, что времени еще хватит. А когда бег истории ускорился, идеи, мысли о будущей войне не успели претвориться в ясные стратегические замыслы и конкретные планы. А такие планы – точные, отработанные до мелочей – были в 1939 – 1941 годах совершенно необходимы, по ним следовало учить и готовить и войска и флоты» [717] .

Неготовность к войне была известна противнику и лишь поощряла агрессора. Действительно, еще за 1 – 2 месяца до начала войны немецкое командование действовало с беспримерной наглостью. Придвинутые к границе артиллерийские части не были по-настоящему замаскированы. Разными путями гитлеровцы все более явно прощупывали нашу оборону. Маршал авиации А. Новиков, командовавший в 1941 г. авиацией ЛВО, писал в своих мемуарах: «Немецкие самолеты все чаще нарушали воздушную границу СССР. Но пресечь их полеты мы не могли: незадолго до войны начальник оперативного отдела штаба округа генерал П. Г. Тихомиров сказал мне, что запрещено выводить войска к границе и открывать огонь по немецким самолетам даже в случае их вторжения в глубь нашей территории. Безнаказанность гитлеровских летчиков производила гнетущее впечатление. Иной раз рука сама собой тянулась к телефонной трубке, чтобы вызвать командира истребительной авиадивизии и приказать ему немедленно сбить нарушителя и на его примере проучить остальных. Но дисциплина быстро гасила этот порыв... После войны мне довелось познакомиться с одним любопытным документом. Из него я узнал, что... гитлеровцы сфотографировали и составили специальные фотодосье на многие наши аэродромы, важнейшие промышленные и транспортные объекты в западных областях страны, в том числе на военные объекты Киева, Одесского и Севастопольского портов, заводов Днепропетровска, Харькова, Мариуполя и других городов, на Днепрогэс, основные мосты через Днепр, Днестр и Дон» [718] .

Серьезно отразилось на готовности наших войск и сообщение ТАСС, опубликованное 14 июня 1941 года, когда Гитлер проводил последний военный совет перед нападением на СССР. «По данным СССР, – заявляло ТАСС, – Германия так неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».