Игра теней - Тэд Уильямс

Бриони тоже пришлось идти пешком. Великан Доуэн Бирч совсем расхворался, и она уступила ему свое место в фургоне. Девушка сделала это с готовностью — Бирч был добрый малый, а длинные пешие переходы давались ему тяжело, даже когда он был здоров, ибо ноги его буквально подкашивались под тяжестью мощного тела. Принцесса жалела лишь о том, что погода не благоприятствовала прогулкам на свежем воздухе. Летом, в гептамене или октамене, когда ночи теплы и благоуханны, путешествие доставило бы ей куда больше удовольствия.

— Милостивая Зория, укрепи и поддержи меня, — бормотала Бриони себе под нос.

Финн Теодорос поднял ставень и высунул голову в крошечное оконце фургона.

— Что, юный Тим, утомился? — осведомился он.

Поэту доставляло удовольствие называть Бриони мальчишеским именем, и он старался делать это как можно чаще.

— Еще как, — откликнулся поддельный Тим. — Чертовски утомился и насквозь промок.

— Ничего страшного. Всем приходится платить за дары, которыми нас наградили боги.

— Какие дары, позвольте узнать?

— Свобода. Творчество. Мужское достоинство. И все такое прочее.

И толстый поэт, довольный собой, опустил ставень. Он явно собирался улечься на свою узкую постель и всласть поразмышлять о собственных выдающихся душевных качествах.

За последнее время Бриони пережила столько необычайных событий, что научилась приспосабливаться к любым обстоятельствам и быстро освоилась со своим новым положением. С тех пор как принцесса прибилась к актерам, прошло уже около полумесяца — вдали от придворных церемоний, напоминавших о том или ином знаменательном дне, Бриони трудно было уследить за ходом времени. Еймен, первый месяц года, сменился дименом, но дни были по-прежнему короткими, и погода ничуть не изменилась. Снега, к счастью, почти не было, но дожди и пронзительные ледяные ветра изрядно досаждали путешественникам. Бриони все больше убеждалась в том, что скитания — незавидный удел.

Труппа двигалась на юг по Большой Кертской дороге, вдоль границы Сильверсайда. Актеры делали остановки в каждом более или менее крупном городе, где имелась площадка для представления и достаточно жителей, чтобы это представление принесло хоть какой-то доход. С деньгами публика расставаться не любила, предпочитая расплачиваться овощами и другими съестными припасами. В некоторых деревнях после спектакля в коробке для сборов не оказывалось ни единой монеты, а лишь несколько лепешек, немного гороха и зелени. Актерам оставалось лишь радоваться, что у них хотя бы есть возможность сварить суп и утолить голод, воистину зверский после спектакля. К радости всех участников труппы, благочестивая пьеса «Мальчик-сирота на небесах» пользовалась большим успехом, равно как и драма «Теомахия», повествующая о войне Перина и его братьев против старых злобных богов. Но больше всего деревенским жителям нравились исторические пьесы, в особенности «Король-разбойник из Торвио» и знаменитый шедевр Хьюни — «Ксарпедон». Заглавную роль в последнем исполнял Педдир Мейквелл, и ему неизменно удавалось стяжать овации, изображая предсмертные муки героя. Чтобы смерть выглядела особенно убедительно, Педдир прятал под одежду пузырь со свиной кровью и в нужный момент протыкал его, обагряя подмостки. Несмотря на то что Бриони в последнее время слишком часто видела настоящую смерть, она не могла смотреть на эту сцену без содрогания. А у зрителей кровавая кончина Ксарпедона вызывала бурный восторг. Гибель героя или невинной жертвы неискушенные деревенские жители зачастую встречали протестующими возгласами, а смерть злодея — криками радости. Сцена, в которой благородный Керниос пронзал копьем злобного рогатого Змеоса, неизменно сопровождалась всеобщим ликованием. Не меньшую радость вызывала и схватка отъявленного злодея Милиоса с разъяренным медведем, кончавшаяся для короля-разбойника весьма печально.

На размытых дождем дорогах южного Сильверсайда царило странное для этого времени года оживление. Актерам то и дело встречались груженные товарами повозки мелких торговцев и бредущие пешком крестьянские семьи: люди снимались с насиженных мест, чтобы искать работу на юге. Бриони полностью оправилась от ран и ожогов, полученных во время пожара в доме Эффира дан-Мозана, а также от последствий голода, и чувствовала себя лучше, чем когда-либо. Ее бодрости не омрачала даже необходимость носить мужскую одежду, хотя, конечно, принцесса не отказалась бы сменить ее на другую — почище и без вшей. Прежде, наблюдая за братьями, девушка всегда завидовала свободе движений, которую дарит мужской костюм, и радовалась любой возможности избавиться от длинных неудобных юбок, хотя ей вовсе не хотелось быть мальчиком. Теперь, когда наряд ее состоял из грубых штанов и свободной туники, она могла бегать, прыгать и даже ездить верхом, не заботясь о том, что кому-то это покажется непристойным. Почему же девушки не носят такую удобную одежду, порой спрашивала себя Бриони.

Она вспоминала Южный Предел и ежедневные споры с Розой и Мойной по поводу туалетов. Фрейлины стремились сделать ее платья до невозможности пышными и неуклюжими. Воспоминания пробуждали тоску по дому. Бриони очень скучала по своим подругам, не говоря уже о Мероланне, Чавене и прочих домочадцах. Но эта тоска не шла нив какое сравнение с острой болью, охватывавшей принцессу при мысли о Баррике.

Неужели тогда, на женской половине дома Эффира дан-Мозана, она и в самом деле видела Баррика в зеркале? Или то была игра ее расстроенного воображения? Что имела в виду Лисийя, когда сказала: «Вокруг тебя и твоего брата творятся диковинные события, непостижимые для меня»? Как видно, полубогиня была уверена, что отражение в зеркале — не плод фантазии Бриони. Принцесса не сомневалась, что не принадлежит к числу пророчиц, ведь боги наделяют пророков особыми знаками. Но если видение соответствует истине, Баррик томится в плену. Мысль о том, что он жив, наполняла Бриони радостью. Но когда она вспоминала, каким унылым, несчастным и одиноким предстал перед ней брат, сердце ее сжималось.

Впрочем, Бриони тоже была одинока, хотя ее окружали люди. Она не могла не чувствовать одиночества в разлуке со своим братом-близнецом, с которым прежде не расставалась даже на день. Когда она видела Баррика в зеркале, видел ли он ее? Тоскует ли он по ней так же сильно, как она тоскует по нему? А может, страдания заставили его забыть обо всем, даже о сестре.

«Интересно, что случилось с Феррасом Вансеном, призванным охранять моего брата?» — спросила себя Бриони. При мысли о том, что капитан королевских гвардейцев скверно исполнял свои обязанности и позволил захватить несчастного Баррика в плен, принцесса ощутила приступ злобы. Но может быть, Вансен спас принца от более страшной участи? Или погиб, пытаясь защитить принца?