Ларёк - Майя Новик

Я сторонилась их, побаивалась, потому что была в них какая-то сплоченность, чувствовалось, что эти не спустят и малейшей обиды Они не любили всех, кто отличался от них: коммунистов и евреев, интеллигентов и сектантов, слабосильных и голубых, чересчур добропорядочных и бичей. Иногда мне казалось, что именно они, именно этот странный, неведомый мне класс людей мог бы стать прекрасной опорой для любой диктатуры. Они не имели убеждений, но были убеждены в одном — в собственной правоте. Впрочем, они не говорили об этом, потому что для них разговор на эту тему был бы дурным тоном, а может, они даже и не осознавали этого.

Ко мне они относились странно: как-то мне пришлось сутки отработать с Мишей, и все сутки он был как-то чересчур тих, напряжен и подчеркнуто корректен. В такой натянутой обстановке мне было тяжело. Когда я как-то заговорила об этом с Ванечкой, он объяснил это просто:

— Да ты им просто нравишься, вот и все, — сказал он.

Я этого не ощущала, и, как позже оказалось, была права. Выручку продавцы обычно упаковывали в пустые блоки из-под сигарет, запечатывали скотчем. Ее увозил Сергей, который по утрам объезжал все ларьки. Очень редко бывало, чтобы выручка оставалась в ларьке до следующей смены. Однако один раз с нами случилось именно так: принимая смену, я и Ванечка увидели, что наша выручка по-прежнему лежит на полке.

— А я не знаю, — ответил на наш вопрос Михаил. — Сергей уже который раз не приезжает. Мы как раз в офис едем, я аванс хочу выписать, свою выручку с собой везем, можем и вашу закинуть, если вы нам доверяете, конечно, — он хитренько улыбнулся.

Я переглянулась с Ванечкой. Доверять сменщикам особо не доверяли, но деваться было некуда: сумма денег в ларьке — это все же дополнительный риск, мало ли какая ситуация может произойти за смену. Сменщики поймали такси и уехали. Вечером в ларек заехала Вероника и сказала, что в нашей выручке не хватает десять тысяч. Сумма была невелика, однако мне стало досадно, потому что при недостаче Саша высчитывал из зарплаты недостающую сумму в двойном размере.

— А не могли они стащить у нас десятку? — спросила я Ванечку. — Просто так, на такси?

Спросила я, потому что к этому времени не верила абсолютно никому. В ларьке каждый был сам за себя. Ванечка что-то пробубнил в ответ. Я пожала плечами. Теперь уже не выяснишь, кто виноват.

— Тебе что, Лиана, просто так не живется, да? — услышала я от Миши, когда пришла на следующую смену.

— Не поняла…

— Просто так ты, кажись, жить не хочешь.

— Ты о чем?

Он чуть ли не подпрыгивал на месте от злости. Я с удивлением посмотрела на него, потом на Женю. Женя сосредоточенно подсчитывал деньги. Миша зло хохотнул, потом вдруг придвинулся ко мне поближе.

— А может, это потому, что тебя никто не трахает? А? Может тебя нужно трахнуть, и тогда все проблемы исчезнут?

Я растерялась, оглянулась, все еще не веря, что все это обращено ко мне. Ванечка торопливо пересчитывал пачки сигарет.

— Мужики, вы о чем?

— О чем, о чем… Она еще не помнит. Нет, слушай, если тебе мужик нужен, ты только сажи, я тебе найду, да не одного. Ага. Так нужен?

— Ты что, ненормальный?

— Я ненормальный? Это ты ненормальная! Кто сказал, что мы червонец из ваших денег сперли? Кто про нас говно гонит? Иван нам все рассказал!

Вот сукин сын… И мне нужно было быть умнее. С волками жить, по-волчьи выть.

— Не-е, бля, ты че, хочешь чтобы мы тебя загрузили? У Женьки вон, чечены знакомые есть, загрузим, как миленькую!

— Что и кому я говорю, это мое личное мнение! — мне оставалось лишь огрызаться.

— А может, пойдем на нудистский пляж? Я тебе там мужика с во-от такой кукурузиной найду!

Я смотрела на Михаила во все глаза. Он делал неприличные жесты, кривлялся. Его трясло от злости. Стоило мне посоветовать ему засунуть эту воображаемую кукуризину сами знаете куда, как он бы, наверное, меня ударил. А может, он играл, они были мастерами подобных розыгрышей. В принципе, они сами мало отличались от тех же бандитов, просто случайно оказались по эту, а не по ту сторону прилавка. Кровь кинулась мне в лицо. Мне как-то не пришло в голову что-то отрицать, оправдываться. Да пошли вы все! Буду я еще унижаться! Я фыркнула, взяла журнал и повернулась к Ванечке.

— Сколько пачек «Бонда»? Тридцать две? Пишу!

Михаил грязно выругался, распахнул дверь и вывалился наружу, закурил у витрины.

Когда они ушли из ларька, я повернулась к Ванечке.

— Ну и козел ты, Ваня, сил нет!

— Да откуда я знал… Я же просто так сказал… выпил тут вчера. Я же не знал, Лиана…

Я плюнула и повернулась к окошку. Вот уж пути Господни неисповедимы…

С тех пор на пересмене чувствовалась натянутость, напряженность, которую ни они, ни я не хотели ослаблять. Впрочем, их отношение ко мне несколько улучшилось, даже не то чтобы улучшилось, а просто они перестали открыто проявлять свою неприязнь после того как в ларек, разыскивая меня, несколько раз заезжал мой двоюродный брат. Уважение Миши и Жени вызвал… «БМВ» брата. Да уж, они жили в совсем другом мире, где были другие ценности, другие мерки.

— Тут к тебе какие-то парни на «БМВ» приезжали, — даже как бы заискивающе сообщил мне Миша.

Я удивленно посмотрела на него.

— Один из них на тебя так похож… Наверное, брат?

— Угу, — уклончиво промычала я в ответ.

Ему явно не терпелось расспросить, кто же это приезжал, и он еле сдержался.

Я очень быстро поняла, что по части сплетен эти мужики переплюнут любых самых болтливых женщин. Кто, когда, с кем, сколько раз, в каких позах, сколько заплатил — они знали все! Они обсуждали это, обсасывали подробности, сладко щурились, представляя щекотливые моменты чужой жизни. У меня это всегда вызывало недоумение. Меня они не любили, как я поняла, по нескольким причинам — во-первых, я была разведена, а значит, обладала какой-то червоточинкой, не видимой с первого взгляда, и они все время старались найти эту червоточинку, этот недостаток, чтобы сложить обо мне какое-то свое, окончательное мнение. Во-вторых, я была, по их меркам, красивой женщиной, но любовника у меня не было, а это было для них очень подозрительным, ненормальным. Впрочем, особо я себе голову ими не забивала. Пусть что хотят, то и думают. В третьих, и этого они мне вообще простить не могли, я отрицательно относилась к выпивке, причем, чем больше пили вокруг, тем меньше пила я, и через несколько месяцев я перестала пить даже сухое вино — алкоголь и все, связанное с ним, вызывало отвращение.

Оборот в ларьке был большой, зарплата тоже, и я, не без помощи мамы, стала потихоньку обставлять свою комнату, купила мебель, хороший телевизор, видеомагнитофон, стала собирать библиотеку. Открыв как-то местную газету, я увидела привет из прошлого: в одной из заметок говорилось о том, что Лена Вздорова вместе с Ильей Селивановым пытались сбыть видеокассеты, украденные месяцем раньше в одной из телекомпаний Ангарска. Я сразу поняла, что произошло на самом деле — Илья позарился на видеокассеты, которые ему предложили купить в ларьке, и решил, что сможет продать их дороже. Вышло дороже, только себе. Ко мне приходил следователь, которому я помочь ничем не могла. Вторую весточку об Илье я получила от того самого накачанного мальчика, с которым проработала в «Актее» всего несколько смен.

Он покупал сок, узнал меня, разговорился.

— А Илью на счетчик посадили, — сообщил он мне.

— Это как?

— А просто. Он напился на смене, уснул. Кто-то залез через окно и вынес почти все спиртное, около десяти ящиков водки, еще что-то. Окно открыть снаружи проще простого, сама знаешь. Ну а так как Илья был пьян, и к тому же один, без Лены, в «Актее» посчитали, что он виноват, и весь долг повесили на него. Сейчас крутиться.

Я представила, какую бурную деятельность развил Илья, чтобы отдать долг, и пожала плечами.

— Он выкрутится.

— Ага.

Это известие не вызвало у меня никаких эмоций, чему я сама была рада. Я посмотрела назад, и обнаружила, что все прежнее уже так не волнует и не ранит. Я по-прежнему не могла думать о мужчинах в положительном контексте, внутри словно все спеклось. В какой-то момент времени я перестала плакать. Не могла, и все. Что бы ни происходило в моей жизни, какие бы обиды ни затаились в душе, выжать из себя хотя бы слезинку я не могла. Наверное, в первые месяцы после развода я выплакала весь многолетний запас слез. И теперь по ночам оставалось лишь зубами скрипеть.

Глава четырнадцатая

Осень прошла незаметно. Так же незаметно минул декабрь. Наша смена приходилась на первое число января. Новый год я встретила дома. У Аленки была какая-то чересчур шумная компания, Валерия уехала в деревню, поэтому мне ничего не оставалось, как есть салатики в обществе отца и мамы. Чувствовала я себя неважно, рано легла спать. Утром у меня поднялась температура. Я представила себе, что сейчас мне придется работать за двоих целые сутки, поскольку Ванечка, конечно же, заявится «под шофе», потом будет отсыпаться, потом опохмеляться…. В ларьке будет стоять приторный запах перегара, в окно будут ломиться похмельные рожи. Я плюнула на все и никуда не поехала. Позвонила позже в офис, сказала Веронике, что заболела.