Перекресток одиночества 4 (СИ) - Михайлов Дем

— Это ведь не бункер Старого Капитана, так? — кашлянув, уточнил согнувшийся рядом старик.

— Не думаю — ответил я, вытягивая лампу и снова беря лопату — Это скорее тот самый прорыв на следующий рубеж. Сюда добрались самые упорные.

— И к чему это их привело? К могиле чуть дальше по коридору?

— Их не съели черви — я взглянул на ежившегося старика — Ты ведь об этом мечтал?

— Ну… тогда у них все получилось — пробормотал Сергей и схватился за край нагруженного снегом драного брезента — Я оттащу и вернусь.

— Проверь там все — попросил я — И будь осторожным! Ты запомнил положение сугробов у выхода?

— А?

— Медведь в засаде выглядит обычным сугробом — пояснил я — Просто небольшой бугор среди прочих. Ты запомнил положение сугробов?

— Конечно нет!

— Схожу-ка я с тобой — вздохнул я, вонзая лопату в снег.

— А… а эти? — старик глянул на пробитую стену.

— А этим уже торопиться некуда — ответил я, поднимая с пола охотничью рогатину.

Мы вернулись через полчаса. Перед этим убрали мешающий снег, проверили сугробы, заглянули в вездеход, успокоив остальных членов команды и рассказав о ходе дел. А дела были не особо радостные. Столько мертвых тел, столько погибших у самого входа в убежище… это все говорило о вымирании самого бункера и о том, что нас ждет еще немало крайне печальных находок. К этому я и постарался всех подготовить, рассказав все как есть и главный упор сделав на нашу с ними роль в происходящем. Мы не могильщики, мы исследователи или даже археологи. Мы не должны погружаться в чужие беды слишком глубоко — в них нет нашей беды. А вот разобраться в произошедшем — наша прямая обязанность как посланцев Бункера. Я уложился минут в пять и, судя по всему, справился с донесением главной мысли на отлично. Лица стариков посветлели, радист склонился над своим столиком, начав деловитый доклад, остальные принялись собираться со мной — дел предстояло немало и лишние руки не помешают.

На этот раз Филимон и Сергей начали с вытаскивания из снежных нор всего полезного. Сдавленные рваные рюкзаки, сумки, обрывки одежды с карманами, вбитая в снег всякая мелочь — они тащили в вездеход все подряд.

В ледяную гробницу я вошел первым, предварительно хорошенько расширив отверстие в стене. Войдя, помедлил лишь пару секунд, сделав глубокий вдох какого-то по-особому стылого воздуха, после чего, не приближаясь к мертвым телам, на коленях двинулся к противоположной стене. Ледяной потолок не позволял выпрямиться во весь рост, что вполне разумно, если есть задача защитить небольшое пространство и возможно хоть немного прогреть его имеющимися средствами. Пока медленно двигался, глаза отмечали различные важные мелочи. Вон там заросшая снегом вентиляционная отдушина — выходившая в оставшуюся позади цепочку пещерок. Я вошел через стену совсем рядом с заложенной блоками дверью. Рядом с мертвыми телами вроде как припорошенная снегом каменная площадочка. Очаг? Не удержавшись, дотянулся и проверил. Да. Под снегом смерзшиеся угли. Обычный обложенный камнями очаг без дымохода. Дров нет. Я двинулся дальше.

Одним размашистым движением я стряхнул со стены укрывающее ее покрывало сверкающего в свете карманного фонаря инея. Лучом света пробежался по ледяным блокам и сразу увидел квадратный контур, окаймляющий заложенный проход. Понадобился с десяток сильных ударов, чтобы выбить блоки внутрь и направить луч фонаря в затянутую снежной пылью дыру. Вглядевшись, я медленно кивнул и пробормотал:

— Вот как-то так…

За проломленной стеной из блоков начиналась большая и высокая пещера. Настоящая пещера с каменными стенами и потолком. Тут хватало снега и льда, но эта маскировка меня не обманула, равно как и не смогла скрыть главного — там впереди в высокой стене имелась железная дверь. Не ворота, а дверь — высокий прямоугольный проем, забранный цельной железной плитой, поседевшей от осевшего на нее снега.

Переступив выпавшие блоки, я вошел внутрь и, подсвечивая фонарем, медленно пошел по пещере, обходя лежащие на полу тела, машинально их считая. Дойдя до двери, я подвел погребальный бухгалтерский итог — еще восемь трупов. Тела нетронуты медведями или червями. Не тронуты они и тленом. Выражение мертвых лиц скрыл вездесущий снег, но от этого на душе не становится легче. Пришлось самому себе напомнить, что я здесь не в качестве плакальщика. Я должен оставаться бесстрастным. Хотя бы из практических соображений — отвлекаясь на скорбные лики можно пропустить важную мелочь.

Стальная дверь была неприступна — во всяком случае для тех бедолаг, кто прибыл сюда без подходящих инструментов. И без вездехода…

Но умершие здесь старики снова доказали свою живучесть и упрямство — стоило убрать снежное покрывало с двери, и я увидел многочисленные свидетельства силе человеческого духа. Глубокие зазубрины, достаточно длинный пропил у одного края, бессчетные царапины и неглубокие вмятины. Убрав остатки снега, я отступил на пару шагов, упер в дверь луч фонаря и на пару минут застыл, позволил себе на это время отбросить бесстрастность и погрузиться в эмоции.

Чтоб вас…

— Эту дверь да в музей бы — прошептал я, глядя на покореженный избитый металл — На самое видное место. И чтобы школьников вокруг водить — дабы видели на что способны сражающиеся до конца люди.

— Да… — глухо пробормотал вставший слева Сергей.

— Святые угодники — тихо произнес вставший справа Филимон — Там буквы… слова…

— Слова — подтвердил я, чуть подаваясь вперед и начиная читать то, что сумел разобрать — Нам не открыли — не откроют и вам. Уходите!

Бункер МЕРТВ! Уходите!

Не тратьте время! Идите дальше, люди!

Заберите мою одежду — и идите дальше!

Передайте тем наверху — пусть не идут сюда! Передайте!

Тут гибель! Уходите!

Бегите! И помяните нас!

Эта ставка прогорела…

Дверь не открыть! Бегите!

— Герои — пробормотал я, оборачиваясь к лежащим неподалеку телам — Они все герои. Поняв, что им уже не уйти и не спастись, постарались спасти тех, кто только пришел.

— Вон там — дрожащая рука Сергея указала на какой-то предмет между двумя телами — Я глянул осторожно. Это банка литровая. Внутри сложенная бумага. И пара карандашей.

— Надо сберечь — вздохнул я, ведя лучом света по ледяной гробнице, где умерло столько освобожденных людей — Вот вам наглядный пример, мужики… Вот в чем виноват наш Бункер… оставайся он на связи с этим убежищем… сумел бы в случае чего предупредить еще летящих сидельцев не соваться после освобождения в умерший бункер Старого Капитана… Нельзя рвать связи. Нельзя…

— Так радио не только у нас! — сорванным голосом заметил Филимон.

— Не только у нас — согласился я и, заглянув в его заполненные потусторонним страхом глаза, попросил — Будь добр — вернись в вездеход к Касьяну Кондратовичу. Никому из вас нельзя оставаться поодиночке слишком долго.

— А тебе? — спросил Сергей Блат.

— А я уже привык — ответил я — Давай, Филимон… давай…

— Прихвачу хоть рюкзак с собой…

— Прихвати — согласился я и взглянул на Сергея — Помог бы ему собрать тут все.

— Да сделаем… вот же ш… бедное зря сгинувшее старичье… выходит нам еще ого-го как повезло в этой жизни, верно?

— Верно — подтвердил я — Нам всем ой как повезло…

Они уже высвободили из ледяного плена чужие вещи и начали выбираться из ледяной каморки, когда я тяжело ударил по двери найденным тут же внизу сломанным зубилом.

Ба-а-а-м…

И еще раз…

Ба-а-а-м-м-м…

Я на нес не меньше двадцати сильных размеренных ударов по стальной двери. Выждал несколько минут — за моей спиной стояли замершие в ожидании чуда старики — и повторил серию звонких ударов.

Чуда не случилось. Дверь осталась мертва. Бункер Старого Капитана мертв.

Уронив зубило под ноги, я развернулся и пошел к выходу из снежных катакомб.

**

Касьян, закончив сеанс связи с родным Бункером, подошел ко мне где-то через час с небольшим после нашего мрачного возвращения. А я, закончив копаться в найденных вещах, налил себе драгоценнейшего кофе с сахаром, закурил сигарету и, забросив ноги на панель управления, смотрел в затянутое светящимися тучами черное небо. То и дело вездеход озаряла на миг очередная молния, высвечивающая мертвую снежную пустошь на километры вокруг. Усевшись в соседнее кресло, Касьян сделал глоток кофе из крохотного серебряного стаканчика — чуть больше наперстка — помолчал с минуту и только затем задал главный вопрос: