Беспокойные сердца - Нина Карцин

Не заглядывая в записи, он обвел взглядом еще не успокоившийся зал, как делал в институте перед началом лекции, и каждому показалось, что именно на нем задержался проницательный взгляд умных глаз.

Марина даже вздрогнула, когда раздался негромкий голос Виноградова.

— Прежде чем начать говорить о работе, которую наш институт предполагает провести на «Волгостали», мне хочется рассказать об одном случае…

Он замолчал, пытаясь справиться с неожиданным волнением. В памяти снова возникло бездонное небо с серебряным силуэтом самолета. Сначала именно об этом он и хотел рассказать, но язык не повиновался. Это воспоминание было таким личным, Что говорить о нем оказалось невозможным. За несколько секунд молчания, наполнивших Марину холодным страхом перед провалом, он успел овладеть собой и вспомнил совсем о другом случае из своего опыта. Назойливое видение исчезло, и недрогнувшим голосом он продолжал:

— Ремонтная бригада сменила рельсы на одном участке железнодорожного полотна — изношенные рельсы заменили новыми. А ночью шедший по этому участку поезд на всем ходу свалился под откос. К счастью, поезд был не пассажирский, и пострадало только несколько человек поездной бригады. Причины катастрофы казались непонятными: она произошла как раз на том месте, где накануне проложили новый рельс. Оставалось предположить злой умысел, что, конечно, не замедлило последовать.

Марина осторожно оглянулась. Все молчали, глядя на ярко освещенную трибуну. Кто-то приглушенно кашлянул, кто-то рядом вздохнул и — все.

— Привлечено к ответственности по этому делу было много людей, но настоящих виновников удалось отыскать совсем в другом месте — на заводе, который изготовил эти рельсы. Небольшое нарушение технологии, пустячное отклонение от инструкций охлаждения — и одна партия рельсов оказалась пораженной флокенами. Причем, как установили эксперты, они образовались уже после длительного хранения рельсов на железной дороге. И так получилось, что из-за этих почти невидимых глазом трещин был разбит поезд и пострадало много людей — одни прямо, другие косвенно.

Почему же так получилось?.. Сталь издавна считается символом прочности, твердости. Даже переносно, принято говорить: «стальной характер», «стальная воля». Все это, конечно, так. Но у стали — вот этого металла, который мы с вами знаем, — есть свои болезни, нарушающие ее прочность. Задача ученых в том и состоит, чтобы найти причины этих болезней.

Что такое флокены, о которых вы не раз слыхали на заводе? Разные ученые по-разному отвечают на этот вопрос. Все они, однако, сходятся на том, что видную роль в их появлении играет водород. А поведение водорода в стали еще мало изучено. Чтобы понять все до конца, нужна большая работа ученых всех стран.

Я вам не буду подробно объяснять теорию происхождения флокенов, которая принята сейчас, а постараюсь дать вам понятие о ней. В стали всегда имеется водород. Он попадает в нее из ржавчины, из недостаточно просушенных материалов, из атмосферы самой печи. Источников много. И в затвердевшем слитке всегда будет некоторое количество водорода. По микроскопическим порам атомы водорода стремятся выделиться из стали, скапливаются в небольших пустотах, и в конце концов давление газа превышает прочность стали. Она разрывается, и образуются вот эти самые флокены. Почему это происходит не во всех сталях, а только в некоторых, почему происходит вообще — обо всем этом у нас сейчас нет времени говорить. Я хочу сказать только о том, что существование этой опасности заставляет нас принимать известные меры. Прокат подолгу выдерживается в ямах с песком, где он очень медленно охлаждается. Применяется и другой метод — специальный нагрев и охлаждение в печах. Все это очень удорожает производство. Поэтому, любые меры, которые ведут к тому, чтобы уменьшить содержание водорода в стали, — все это ресурсы удешевления производства стали.

Виноградов в том же тоне простой беседы рассказал о вреде, который причиняют флокены, привел еще несколько примеров из жизни и незаметно подвел слушателей к выводу, что нужно соблюдать все требования технологии.

И только после того, как сидящие в зале молодые рабочие поняли, в чем суть дела, он перешел к рассказу о работе, которую они, работники Инчермета, должны проводить на заводе.

Новый метод производства номерной стали, о котором рассказал Виноградов, во многом опрокидывал укоренившиеся привычные представления и приемы производства, во многом казался даже трудным, но эта новизна и трудность привлекли Олеся Тернового. Он с увлечением слушал Виноградова и испытывал все большее желание принять участие в проводимой работе. Как это будет, в какую форму выльется — ему самому было еще неясно, но он не мог стоять в стороне от такого интересного дела.

И сам Виноградов привлекал его все больше и больше. Сначала он казался книжником, ученым-теоретиком. На самом деле он был другим; и эта спокойная смелость, с которой он откидывал старые воззрения, и дерзость широких обобщений, которые он развертывал перед аудиторией, — все это были такие качества, которые до сих пор Олесю не встречались ни в ком. Как же должен этот ученый привлекать Марину, которая встречается с ним каждый день и знает его, конечно, гораздо ближе! Какие же невыгодные сравнения может она сделать теперь, когда они оба рядом с ней?!..

И прихотливая мысль убежала в сторону, далеко от того, что говорилось в это время с трибуны, непривычное чувство беспокойным червячком заточило сердце.

А Виноградов отошел уже от своей темы. Отвечая на вопросы, которые со всех сторон задавали ему из зала, он стал рассказывать о перспективах металлургии в будущем и развернул такую заманчивую картину, что молодые рабочие сидели, как завороженные.

Леонид покрывал свой блокнот записями, мысленно прикидывая, какое сообщение для комсомольского цеха можно будет сделать на эту же тему, шепотом уговаривал Марину поближе познакомить его с Виноградовым и клялся, что не будет его слишком эксплуатировать.

Но самое большое впечатление произвел рассказ Виноградова на Виктора Крылова. Он и дыхание затаил. Вот, оказывается, какое будущее у него, у Виктора! Он торопливо подсчитал в уме и пришел к выводу, что будет еще не очень старым, когда придет это время. Да, может, еще ученые придумают, как человеку жизнь продлевать. Вот оно что значит — учение. А он до сих пор думал, что сталь варить можно без всякого образования. И Виктор впервые устыдился, что бросил седьмой класс, так и не докончив его. Будь это возможно, он на другой же день побежал бы снова в школу. Терпение, ожидание… Ох, это было совсем не в характере Виктора. Он рисовал себе, как завтра же подойдет к ученому и скажет: «Товарищ Виноградов! Распоряжайтесь мной! Сталевар Виктор Крылов не подведет!» Обращение показалось малоубедительным, он стал придумывать новое, заработала фантазия, и Виктор уже мысленно выступал с докладом о собственных достижениях, но тут аплодисменты привели его в себя. Он увидел сходившего со ступенек эстрады Виноградова и прикинул, сможет ли сам держаться с таким достоинством. Но решить не успел: объявили перерыв, и Люба пожаловалась на духоту.

Вместе они вышли на площадь, где в сумерках все еще плескался и шептал фонтан. Возбужденный Виктор принялся было, развивать перед Любой свои мечты, но тут они оба чуть не носом к носу столкнулись с Георгием Калмыковым. Ворот его шелковой вышитой рубашки был расстегнут, из-под соломенной шляпы небрежно выбивался над левой бровью смоляной завиток; сияя неотразимой улыбкой, Калмыков слегка придерживал под локоть заседавшую вместе с ним в президиуме представительницу из горсовета — пышноволосую блондинку в очках; очки придавали ей строгость, и, видимо, боясь утерять солидность, она сжимала в ниточку тонкие накрашенные губки.

У Любы замерло сердце. Она совсем забыла, что дядя и Виктор могут встретиться, и теперь со страхом ждала, что будет.

— Люба, подойди-ка сюда, — услышала она расслабленно-ласковый голос, каким Калмыков никогда не разговаривал дома. Готовая к подвоху, Люба подошла, оставив Виктора, и дядя, стиснув железными пальцами ее запястье до боли — хоть плачь, все с той же улыбкой сказал своей спутнице: — Вот видите, племянница еще у меня. Ни отца, ни матери. Не бросить же — своя кровь. Вот и воспитываю, как родную.

— У вас что сердце, что руки — золотые, Георгий Ильич, — разомкнула блондинка губы. — Работаете где-нибудь? — обратилась она к Любе.

Калмыков перебил, не дав ответить Любе:

— Нет уж, сперва ей надо образование закончить. С осени учиться пойдет. А сейчас пусть погуляет. Только ты не долго после концерта-то, — бросил он Любе и прошел дальше, недобро глянув на Виктора.

— Удав несчастный! Перед городским начальством выламывается. Авторитет поднимает…