Не проходите мимо. Роман-фельетон - Борис Привалов

Фельетон десятый. Покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны!

В полутемном вестибюле облисполкома было прохладно. И деятели областного масштаба, владельцы стеклянных табличек на дверях, проходя мимо гардеробщика, завистливо вздыхали: их светлые, солнцеобильные кабинеты в эти жаркие дни превращались из рабочих комнат в филиалы парильного отделения.

Юрий Можаев никогда не имел личного кабинета, выходящего окнами на юг (точно так же, как кабинета, выходящего окнами на остальные стороны света), и поэтому не мог в достаточной мере оценить рабочие условия гардеробщика. Свернув в коридор, Можаев зашагал к лифту. Из висящего в вестибюле указателя он выяснил, что Облпромкожсоюз базируется на третьем этаже.

Возле лифта, на деревянном диванчике, дремал старичок.

Заслышав шаги, он приоткрыл один глаз.

— Здравствуйте, папаша, — сказал Юрий, — а лифт, как я вижу, приказал долго стоять?

— Да! — оживился старичок и легко соскочил с диванчика. — Стоит как вкопанный! Механизм с характером! А тебе, сынок многоуважаемый, куда надо-то?

— Облпромкожсоюз, — как заклинание, проговорил Юрий.

— И такой у нас есть, — весело сказал лифтер, видимо соскучившийся по разговору. — Это тебе, значит, надо сначала в Областной совет промысловой кооперации попасть. А уж там и до Кожсоюза ногой подать. Отсюда, от меня то-есть, тебе надо итти по коридору до развилки. Прямо пойдешь — в Облторф попадешь. Налево пойдешь — в Котлонадзор придешь, а направо пойдешь — до лестницы дойдешь… А как до нее доберешься, так и вверх полезай, на третий этаж. А там опять три коридора. Налево пойдешь…

— Спасибо, папаша, — улыбнулся Юрий, — все ясно, местную географию я уже усвоил.

— Эх, молодость! — забираясь на диванчик, мечтательно сказал лифтер. — Им лишний коридор пройти ничего не стоит. Ведь наверняка не туда попадет.

…На двери, перед которой стоял Юрий, были привинчены две стеклянные пластины:

ОБЛПРОМДРЕВСОЮЗ

Председатель президиума

ОБЛПРОМКОЖСОЮЗ

Председатель президиума

Можаев вошел в приемную. Вдоль стен небольшого зала стояли самые разнокалиберные скамейки. Здесь были и тяжелые, монументальные (на таких парятся в банях), и легкие, портативные (для интимных бесед в саду), и низенькие спортивные скамейки-таксы, и скамейки-сороконожки непонятного назначения. И на каждой — трафаретик: «Руками не трогать, не садиться и не ложиться — экспонат». Видимо, облкооперация готовилась к выставке.

Неэкспонатных сидений в приемной не было, и человек двадцать посетителей слонялись по комнате, как неприкаянные грешники.

По обе стороны дверей, как мраморные львы у старых усадеб, сидели секретарши. Миновать их было невозможно. На кожсоюзном фронте располагалась блондинка со строгим лицом. С древосоюзной стороны держала оборону девушка с шевелюрой чернобурки и великолепными белоснежными зубами. Она знала, что у нее красивые зубы, и была их рабой — ей приходилось все время улыбаться.

Девушка поймала взгляд Юрия, улыбнулась как можно шире и, скокетничав, спрятала лицо в большой букет анютиных глазок.

Юрий подошел к столу серьезной блондинки.

— Мне по поводу кожартелей. К кому обратиться за консультацией?

Женщина старательно писала что-то, и губы ее, видимо от удовольствия, были вытянуты. Не поднимая взгляда, она равнодушно ответила:

— Председатель президиума в отпуске. Начальник отдела кадров Иннокентий Петрович Поплавок никого не принимает. А без его разрешения я посторонним никаких справок не даю.

И она продолжала выписывать из раскрытой перед ней книги какие-то цифровые данные.

Юрий присмотрелся внимательнее и увидел, что книга кулинарная, а выписывает секретарь из нее рецепт хлебного кваса для окрошки. В кудрях блондинки виднелись кружочки конфетти: видимо, она пришла на работу прямо с карнавала. Бедная девушка! Не дали ей отдохнуть, и она вынуждена сгорать на работе.

Стены были щедро оснащены плакатами. Особенно много плакатов призывало к бдительности: «Покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны!», «Не пей вина: в пьяном виде ты можешь обнять врага!»

В комнату вбежал молодой человек в голубых брюках.

— Тш-ш! — зашипел он подколодным змием и подкатился к столу блондинки из Кожсоюза. — Привет, Таточка Петровна! — расшаркался он перед серьезной секретаршей. — Привет Наточке Ивановне! — послал он воздушный поцелуй чернобурой девушке.

Та улыбнулась как только могла широко и, хихикнув, спрятала лицо в букет анютиных глазок.

А Таточка Петровна продолжала невозмутимо изучать поваренную книгу.

— Таточка Серьезновна! — сказал голубобрюкий. — Таточка Хмуровна, улыбнитесь хоть раз! Дайте мне папку отчетов ваших артелей за прошлый год и улыбнитесь! Берите пример с Наточки Улыбковны — она никогда не сердится!

— В левом шкафу, на первой полке, папка номер семь, — сказала блондинка, мельком взглянув на шустрого служащего, и снова нахмурилась.

Голубобрюкий молниеносно отыскал нужную папку, шлепнул ее о коленку, чтобы выбить пыль, и, сделав ручкой, понесся к двери.

— Наточка, — сказала блондинка, — а кто этот тип?

— Наверное, от Ивана Ивановича, — на всякий случай улыбнулась чернобурая секретарша. — А может быть, от Сигизмунда Моисеевича… Видно, наш сотрудник: и без пиджака и нас знает…

Услышав последние слова, Юрий встрепенулся, поспешно выбежал в коридор и сдал пиджак в гардероб.

Через минуту Юрий вбежал в комнату со скамейками. Скользя по паркету, подъехал к Таточке Серьезновне.

— Привет, Таточка Петровна! — сказал он бодро. — Вчера на карнавале вы были самой авантажной маской. Мне нужно спешно цифры выполнения плана за последний месяц.

— Для Ивана Ивановича? — сказала Таточка, не поднимая глаз. — Левый шкаф, первая полка, папка номер четырнадцать.

Юрий достал папку.

— А Иннокентий Петрович у себя? — спросил он.

— Никого не принимает, но попробуйте, — сказала Таточка.

…Иннокентий Поплавок был не то что толст, а несколько округл. На первый взгляд он казался составленным из шаров: на шарообразном туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова. На голове шарик поменьше — нос. Двумя серыми мячиками казались большие вялые глаза. И помещался Поплавок на каком-то особом кресле, сиденье которого было сплетено из шнуров и провисало, как гамак — ни дать ни взять биллиардный шар, загнанный в лузу.

— Я приезжий, — сказал Юрий. — Прибыл в ваш город по специальному заданию. О причинах своего визита расскажу после. А пока объясните мне: те плакаты о бдительности, которые висят в соседней комнате, имеют к вам отношение? «Покупатель и продавец» и так далее?

— Имеют, — сказал Поплавок. — Мы же, более-менее, бдительные люди. Даже скорее более, чем менее. Вот, например, я не могу с вами дальше разговаривать до тех пор, пока вы не заполните анкетку… Простите, у нас такой порядок… Мало ли кто ко мне придет… Надо, более или менее, знать…

— Скорее более, чем менее, — вставил Юрий.

— Вот именно! Фамилия… Год рождения… Национальность… Образование… Все-таки сразу видно человека, какой он…

Когда Юрий заполнил все графы, Поплавок взял у него анкету, пробежал ее глазами и сказал:

— Та-ак, та-ак. Вот теперь мы можем разговаривать… Вас, значит, плакаты интересуют? Это же к выставке, экспонаты.

Поплавок обвел кабинет глазами. Вздохнул.

— Выставка нас угнетает. Будем показывать результаты работы. А пока из-за этих результатов работать нельзя.

Стол Иннокентия Петровича был завален самыми различными предметами: резиновыми подушками, гуттаперчевыми мальчиками, эмалированными кастрюльками. К шкафу кто-то привязал гроздь детских воздушных шариков разных расцветок. А на подоконнике валялся полусвернутый лист ватмана, видимо с диаграммой роста производства. Юрий прочел: «телеги крестьянские (в двухосном исчислении) — 465 %».

— Здесь и «Резинсоюз», и «Игрушсоюз», и союз «Посудотара» расположились. А наши изделия еще у кого-то в кабинете лежат — голова кругом идет… — и Поплавок озабоченно почесал затылок карандашом…

— А там, среди скамеек-экспонатов, нет ли у вас скамьи подсудимых? — спросил Юрий. — Может быть, она напомнила бы вашим сотрудникам, что не стоит давать папки с данными о выходе готовой продукции первому попавшемуся человеку. Boт я получил папку.

— Ай-ай! — воскликнул Поплавок. — Это ужасно! Вы меня пугаете, — и щечки-шарики задрожали. — И с вас даже не взяли расписку о неразглашении? — Потом он успокоился и сказал: — Впрочем, вы не жулик… Жулика я сразу вижу по анкете. Но расписку о неразглашении все-таки оставьте. Так спокойнее. Правильно написано на том плакате: покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны! Я с вопросом бдительности, более или менее, знаком.