Худой мужчина. Окружной прокурор действует - Хэммет Дэшилл

— У меня тоже есть для тебя новости, — сказала она. — Заходил Гилберт Винант и очень расстроился, не застав тебя. Он просил передать, что хочет сообщить тебе нечто «чрезвычайно важное».

— Должно быть, обнаружил, что у Йоргенсена тоже помешательство на почве матери.

— Думаешь, Йоргенсен убил ее? — спросила она.

— Раньше мне казалось, что я знаю, кто убил, — сказал я, — но теперь все так запуталось, и остается только гадать.

— А если погадать, — то кто же?

— Мими, Йоргенсен, Винант, Нунхайм, Гилберт, Дороти, тетя Алиса, Морелли, ты, я или Гилд. Может быть, Стадси убил. Не соорудить ли чего-нибудь выпить?

Она приготовила коктейли. Я допивал второй или третий, когда она, ответив на телефонный звонок, подошла ко мне и сказала:

— Твоя подружка Мими хочет поговорить с тобой.

Я подошел к телефону.

— Привет, Мими.

— Ник, извините меня, пожалуйста, я так грубо вела себя вчера, но я была так взволнована и просто вышла из себя и устроила целый спектакль.

Пожалуйста, простите меня. — Все это она проговорила очень быстро, словно хотела с этим поскорей покончить.

— Ничего, — сказал я.

Едва я успел вставить это слово, как она снова заговорила, на сей раз помедленней и посерьезней:

— Могу я вас видеть, Ник? Произошло нечто ужасное, нечто… Я не знаю, что делать, к кому обратиться.

— А что такое?

— Не телефонный разговор, но вы просто обязаны сказать мне, что делать. Мне необходим совет. Не могли бы вы прийти?

— Сейчас, что ли?

— Да. Пожалуйста.

Я сказал:

— Хорошо, — и вернулся в гостиную. — Мне надо сбегать навестить Мими. Она говорит, что в безвыходном положении и ей нужна помощь.

Нора усмехнулась:

— Смотри у меня. Она извинения просила, что ли? У меня просила.

— Да, единым духом выпалила. Дороти дома или еще у тети Алисы?

— Гилберт говорит, еще у тети. Ты надолго?

— Дольше, чем надо, не задержусь. Скорее всего, Йоргенсена сцапали, и она хочет знать, нельзя ли как-нибудь это дело уладить.

— Что с ним могут сделать, — конечно, если он эту самую Вулф не убивал?

— Могут старые грехи припомнить — угрозы в письмах, попытки вымогательства. — Я оторвался от стакана и задал вопрос — и Норе, и самому себе: — Интересно, знаком ли он с Нунхаймом? — Я подумал над этим, но ничего большего, чем отдаленная возможность, у меня из этого не выходило. — Ну ладно, я пошел.

XVIII

Мими встретила меня с распростертыми объятиями.

— Ужасно, ужасно мило, что вы меня простили, но, Ник, вы же всегда были ужасно милы. Не знаю, что на меня нашло в тот вечер.

Я сказал:

— Забудем об этом.

Она была розовей обычного, а напряженные лицевые мускулы делали лицо моложе. Ее голубые глаза сильно сверкали.

Она ухватила меня за руки своими холодными руками и вся напряглась от волнения, но какого рода было это волнение, я не мог определить.

Она сказала:

— И со стороны вашей жены ужасно мило…

— Забудем об этом.

— Ник, а что могут сделать, если утаишь доказательство чьей-то виновности в убийстве?

— Могут признать соучастником, это называется «соучастие в сокрытии следов преступления», если захотят, конечно.

— Даже если передумаешь и добровольно отдашь эти доказательства?

— Могут и тогда, только обычно так не поступают.

Она окинула взглядом комнату, словно желая удостовериться, что в ней больше никого нет, и сказала:

— Джулию убил Клайд. Я нашла улику и утаила ее. Что теперь со мной сделают?

— Скорей всего, ничего, только взбучку устроят, если, конечно, сами эту улику передадите. Он как-никак был вашим мужем. Вы достаточно близки, и ни один суд присяжных не обвинит вас в том, что вы пытались выгородить его, разумеется, если у них не будет оснований считать, что вы руководствовались какими-то другими мотивами.

Она спросила, спокойно и неторопливо:

— А у вас, значит, есть такие основания?

— Не знаю, — сказал я. — По-моему, вы, скорее всего, намеревались использовать эту улику, чтобы выкачать из него деньги, как только вам удастся связаться с ним, а теперь возникло еще что-то, и вы решили передумать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сжав зубы и оскалившись, она выкинула вперед правую руку, сложенную наподобие кошачьей лапы, — ей очень хотелось добраться до моего лица своими длинными заостренными ногтями. Я успел перехватить ее руку и заметил, стараясь придать голосу грусть:

— Женщины ожесточаются. Только что я расстался с одной, которая швырнула в человека сковородкой.

Она рассмеялась, не меняя, однако, выражения глаз:

— Вы всегда были обо мне самого худшего мнения, не так ли?

Я разжал руку, и она принялась тереть запястье, хранившее следы моих пальцев.

— Кто же это швырнул сковородкой? — спросила она. — Я ее знаю?

— Если вы имеете в виду Нору, так это не она. Виктора-Кристиана Роузуотера-Йоргенсена уже арестовали?

— Что?!

Я поверил ее изумлению и сам в свою очередь изумился — и тому, что изумилась она, и тому, что поверил.

— Йоргенсен — это Роузуотер, — сказал я. — Вы же помните его. Я думал, вы в курсе.

— Вы хотите сказать, что это тот ужасный человек, который…

— Да.

— Не верю. — Она встала, сложив руки в замок. — Не верю. Не верю. — Лицо ее было искажено страхом, а голос звучал напряженно и неестественно, как у чревовещателя. — Не верю.

— Ну и что? — сказал я.

Она меня не слушала. Повернувшись ко мне спиной, она подошла к окну и замерла там не оборачиваясь.

Я сказал:

— В машине у входа сидит парочка парней, и очень уж они похожи на фараонов, поджидающих его, когда он…

Она обернулась и резко спросила:

— Вы уверены, что он Роузуотер? — Страх почти совсем сошел с ее лица, и голос был, по крайней мере, нормальный, человеческий.

— В полиции уверены.

Мы смотрели друг на друга, и оба напряженно думали. Я думал: не того она боится, что Йоргенсен убил Джулию Вулф или что его арестуют; она боится, что его женитьба на ней — только ход в какой-то его комбинации против Винанта.

Когда я усмехнулся — не потому, что эта мысль была такой уж смешной, а потому, что она осенила меня столь внезапно, Мими вздрогнула и нерешительно улыбнулась.

— Не верю и не поверю, — сказала она, на сей раз очень тихо, — пока он сам мне не скажет.

— А когда скажет — что тогда?

Она слегка повела плечами, и нижняя губа у нее задрожала:

— Он мой муж.

По идее, это было смешно, но я разозлился:

— Мими, это Ник. Помните меня? Н-и-к.

— Я знаю, что вы обо мне всегда плохо думаете. Вы думаете, что я…

— Ладно. Ладно. Хватит об этом. Вернемся к той улике против Винанта, которую вы нашли.

— Ах да, — сказала она и отвернулась, а когда опять повернулась, губа ее снова дрожала. — Это неправда, Ник. Я ничего не находила. — Она подошла ко мне вплотную. — Клайд никакого права не имел писать эти письма Алисе и Маколею, настраивать их против меня, и я решила, что поквитаюсь с ним, если придумаю что-нибудь против него, потому что я и на самом деле думала, то есть думаю, что он убил ее, и только…

— И что же вы придумали?

— Я… я еще не придумала. Сначала я хотела узнать, что мне будет. Помните, у вас спрашивала? Я могла бы сделать вид, будто она немножко пришла в себя, когда я осталась с ней наедине, пока другие ходили звонить, и сказала мне, что это он.

— Вы же говорили не о том, что что-то услышали и не сказали, а о том, что что-то нашли и утаили.

— Но я еще не решила, что я…

— Когда вы узнали о письме Винанта Маколею?

— Сегодня днем, — сказала она. — Приходил человек из полиции.

— Что-нибудь про Роузуотера спрашивал?

— Спрашивал, знаю ли я его, встречала ли когда-нибудь, и я думала, что говорю правду, отвечая «нет».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Может быть, и так, — сказал я. — Во-первых, мне кажется, вы говорили правду, когда сказали, что нашли какую-то улику против Винанта.