Черный дом - Юрий Леж

Только сейчас Ворон сообразил, что даже не узнал, как звали, ну, или хотя бы как дразнили голицынских сопровождающих, при жизни мужиков крупных, но не тяжелых, молчаливых, как тот самый баобаб, у подножия которого они расположились. За все время пребывания в группе они не сказали и десятка слов, а сам Голицын при необходимости обращался к ним безлико "ты"…

Допрос начался с перехватчика, с которым говорил сам майор на странной британской тарабарщине. Ворон с трудом выхватывал и понимал из речи Голицына отдельные слова, но чтобы составить из них предложения и понять о чем идет речь… хотя до сих пор Алексей был уверен, что британским владеет неплохо, на уровне разговорного, конечно. Единственное, что твердо уловил и понял Ворон, было слово "diamond", повторяемое снова и снова. "Это что же мы — охотники за бриллиантами? — усмехнулся про себя Алексей. — Буссенар какой-то получается…"

Отвечал майору британец плохо. Сквозь зубы, что еще можно было понять, и рана болела, да и попался он там, где нельзя было попадаться в руки противника, но — еще и с непонятным, злым высокомерием. То ли на что-то реальное надеялся, то ли просто хотел разозлить майора, вывести того из себя. Есть такая методика контрвоздействия на дознавателя, штурмовиков и ей обучали, правда, поверхностно, на уровне лекций и бесед.

Но Голицын, после марш-броска, стычки с перехватчиками, потери своих людей, казалось, окончательно забыл, что такое нервы. Он внятно и коротко пояснил плененному, какая информация от того требуется, после чего взял паузу и послушал, как беседует Пан с чернокожим. Видимо, что в немецко-голландском, что в плохом его варианте — бурском, Голицын не был силен настолько, чтоб самостоятельно вести важную беседу.

— Говорит, что ничего не крал, сам нашел алмаз, просто не стал отдавать хозяевам, — пояснил Пан сбивчивую, тараторящую речь негра, второй раз за сутки попавшего из огня да в полымя. — Никаких сообщников у него нет, сам хотел продать камень, у него знакомые есть и в городе… название — язык сломаешь. Да и еще что-то всё про Родезию толкует, мол, там тоже друзья, они помогли бы…

— Попробуй вместе с ним карту нарисовать, где он нашел камень, — попросил Голицын. — И так, невзначай, уточни, о чем его спрашивали перехватчики. Только без акцентирования, а то наплетет семь верст до небес, знаю я их породу… жить без вранья и гипербол всяческих не могут.

Сделав десяток небольших шагов и вернувшись к своему подопечному, майор не стал переспрашивать того, подумал ли он, представляет ли, что будет с ним в результате молчания, а просто резким движением перевернул совсем немаленького, тяжелого мужика лицом вниз, в землю, дернул за связанные сзади, на пояснице, руки и коротко приказал своему единственному уцелевшему человеку: "Плоскогубцы"…

Сентиментальным или, упаси боже, гуманным Ворон не был никогда, отрабатывая методику экстренного допроса на разного рода уголовниках, щедро и с удовольствием поставляемых штурмовикам тюремным начальством. Но нечеловеческое хладнокровие и спокойное равнодушие Голицына все-таки царапнуло по нервам Алексея.

…хрустели косточки, скрипели зубы перехватчика, который поначалу утробно мычал, пытаясь хоть так заглушить адскую боль, потом — вскрикивал, а очень скоро — орал до хрипоты…

Впрочем, крики его растворялись в ночных звуках саванны, съедались хохотом, похоже, гиен, рыканием то ли львов, то ли еще каких крупных хищников, пронзительными стонами совсем уж неизвестных Ворону животных.

Через полчаса, сделав небольшой перерывчик, майор сноровисто перевернул на бок перехватчика и сунул ему под нос, чтобы уж доподлинно разглядел, небольшой шприц с чайного цвета раствором морфия. Даже слов не понадобилось умелому дознавателю, чтоб пояснить — будешь говорить, получишь дозу обезболивающего. Про то, что будет потом — через час, два-три — ни допрашиваемый, ни дознаватель по умолчанию не задумывались, это было как бы условием жестокой игры.

И британец, если это был, конечно, британец, а не австралиец или канадец, а может и вовсе экзотический новозеландец, не выдержал. Ворон не столько заметил, сколько почувствовал, как в глубине его глаз блеснул безумный огонек надежды. А майор, расчетливо ощутив момент перелома, быстрыми взмахами ножа рассек рукав и по-дьявольски искушающе приложил шприц к сгибу локтя перехватчика.

Хрипя от продолжающей нарастать с каждой секундой боли, проглатывая окровавленную слюну от прокушенных губ и половину слов, плененный заговорил, старательно отводя взгляд и от своего дознавателя, и от Ворона, оказавшегося на тот момент ближе всех.

Наконец, Голицын короткой фразой оборвал выплевывающего через боль слова перехватчика и, утомленно вздохнув, всем видом изображая недоверие, все-таки вколол ему четвертушку дозы, на остальное моментально притихший пленник мог надеяться только после проверки своих показаний.

— Ворон, я тебе приказать не могу… — обратился майор к Алексею. — Но среди убитых есть рыжеватый невысокий парень, на мундире у него красная метка напротив сердца должна быть. У него во рту может быть тот самый алмаз, который мы ищем. Во всяком случае этот вот утверждает, что перед стычкой рыжий сунул камень в рот…

— Схожу, посмотрю, — кивнул Ворон. — Вот только — а если он выплюнул его, когда понял, что наша берет?

— Вряд ли, — покачал головой Голицын. — Он же не простой "рядовой необученный", должен понимать, что следующей группе гораздо легче будет искать камень на их телах, чем на площадях… А вот проглотить — вполне мог.

Майор испытывающе глянул на Алексея. Но для того вовсе не в новинку было потрошить покойников, входил и такой, немного странный пункт в программу психологической подготовки штурмовиков.

— Ладно, — кивнул Ворон. — Если не найду во рту, гляну и в гортани, и в желудке… только с вас, господин майор, спирт или водка… руки отмывать, а то здесь с водой, сами понимаете, туговато.

Убитого Алексей нашел и опознал легко, предварительно, правда, шуганув каких-то мелких падальщиков, уже пристроившихся к сложенным в стороне от стоянки телам погибших. И до полноценного вскрытия подручными средствами дело, слава богу, не дошло, камень застрял в самом начале глотки перехватчика, видимо, тот все же пытался перед смертью его проглотить, да не успел, пули штурмовиков оказались проворнее.

… -…вот посмотри сам, — предложил Голицын Ворону, когда тот принес невзрачный, буровато-серый камень и обмыл его водкой из фляги майора. — Кажется, просто алмаз, хотя и покрупнее обычных, что находят в кимберлийской синей глине.

"Но что интересно, уже сейчас, теоретически, на такой алмаз можно записать информацию Британской королевской библиотеки, библиотеки североамериканского Конгресса, всех библиотек Ватикана, Большой шведской, да еще и многих-многих других. И потом — читать всё записанное с помощью вычислительных машин…"

Майор помолчал, потом, кажется, хотел продолжить свой просветительский монолог, но не сказал больше ни слова, взял камень из рук Алексея, тщательно упаковал его в небольшую металлическую коробочку, выстланную изнутри бархатом, и спрятал её во внутренний карман, напротив собственного сердца.

Уже позже, как-то в очередном тренировочном рейде разбирая остатки разбитой вдребезги рации, Воронцов вспомнил, что заметил на алмазе маленькое, но явно чужеродное вкрапление металла, чрезвычайно похожее на микроскопические разъемы внутренних плат поломанной радиостанции.

А в ту ночь майор Голицын, конечно, не мог рассказать простому унтеру, пускай и из многократно проверенных в деле штурмовиков, о том, что злосчастный негр никак не мог украсть этот камень с прииска. И что на самом деле алмаз содержит в миллионы раз больший объем информации, чем собрана была во всех библиотеках Земли со времен первых глиняных табличек с клинописью. И считать эту информацию вполне возможно уже на современных вычислительных комплексах, вот только, считав, её предстоит еще и расшифровать, а вот на это и уйдут долгие-долгие годы. А главное, майор уже очень давно охотится за истинными владельцами этого информационного кристалла, и то, что он нашелся в дебрях забытых богом и людьми земель, говорило о многом. Как и то, что охоту за алмазом вели еще и другие особые службы, отнюдь не дружественных стран…

А уже на рассвете, когда штурмовики перед выходом собрались вокруг кострища, образовав непредусмотренный никакими уставами кружок, майор Голицын объявил себя "нулевым". Это означало, что ни при каких обстоятельствах он не должен был попасть в руки чужих. А лучше всего, если бы к ним не попало даже тело майора. Выбрав из всех штурмовиков почему-то Ворона, Голицын вручил ему небольшую термитную шашку и тихонько, чтобы не слышали остальные, попросил постараться и в крайнем случае не упустить алмаз. "Ценность в нем не денежная… и даже не человеческая", — загадочно сказал тогда майор.