Сорок дней спустя - Алексей Доронин

Но теперь, когда мороз и метели стреножили двуногих, собачье племя отыгрывалось за былое. Особенно там, где живых осталось мало. За это время естественный отбор обошелся с ним так же, как с человеком. Слабые и глупые исчезли в желудках людей или более сильных собратьев, а остальные сбились в стаи, которые не боялись нападать даже на человека с оружием. В условиях постъядерного города безоружный и ослабленный человек мог проиграть бой хищнику-одиночке… А мог и выиграть. Вот только поодиночке собаки не нападали. А стая из пятнадцати — двадцати тварей могла загнать и одолеть и нескольких человек с ружьями. Открытые места собаки не любили, предпочитая арки, узкие проходы между домами, и обычно действовали слаженно и грамотно.

Что-то происходило в соседнем дворе, отделенном от дома, где устроились самовольщики, снежным пустырем, который когда-то был спортивной площадкой, и рядом гаражей. Антон Караваев покрутил колесико. При двукратном увеличении он увидел только мельтешение размытых силуэтов. При четырехкратном различил, что это собаки. При восьмикратном сосчитал их — восемь. Некоторые кружат, другие просто сидят, как фарфоровые статуэтки.

— Чего ж они там трутся? — размышлял вслух Антон.

— Где?

— Возле трансформаторной будки. Ходят кругами, будто пасут кого-то.

— Накаркали… Вот тебе и стая.

Антон засек перемещение. Два зверя отделились от основной массы и двинулись в их сторону, все быстрее и быстрее. Почуяли? Или просто совершают плановый обход территории?

Через пятьдесят метров животные остановились, словно наткнувшись на стену, затем развернулись и потрусили назад. Смешались с сородичами, стая закружилась, будто в танце. И вдруг, не останавливая танца, двинулась в сторону людей. Все выглядело так, будто разведчики передали своим товарищам информацию и те начали действовать.

— Ну что там? Что там? — затараторил Хомяк.

— Идут сюда.

Украинец позеленел.

— Не ссы, прорвемся. Спускаемся на второй, — отрывисто бросил Карабас. — Когда будут вон у той «Нивы», я врублю фонарь. На счет раз стреляем. Патронов не жалей, но бей наверняка.

— Ты рехнулся? — зашипел Хомяк.

— Дубина… Сколько харча в руки идет. За него нам даже перерасход простят, еще и новых насыплют.

— Как бы они нас не схарчили.

— Не схарчат, если сам к ним не вылезешь. Дверь подъездную эти твари открывать не умеют. Мы их видим, они нас нет. Хоть бы не убежали.

— А другие? Если начнем пальбу, они же сбегутся со всего Академа.

— Мстить, что ли? — усмехнулся Карабас. — Делать им нечего. Наоборот, если этих уложим, остальные не сунутся.

— Тебе не говорили, что ты на всю башку отмороженный?

— И не раз.

Приглядевшись, Карабас рассмотрел среди темных собачьих спин огромное животное, почти метр в холке. Наверно, вожак. Килограммов пятьдесят мышц и крепких костей. Неужели на трупах такую мускулатуру наел? Или еще и сородичами не брезгует? Собака-каннибал, брр.

Он еще не встречался с такими, но слышал от разведчиков немало жутковатых историй. И все же страха не было, только азарт.

Когда гаражи скрыли от них животных, дозорные взяли автоматы на изготовку.

Первая из собак показалась перед домом, и Караваев снял ПНВ, бесполезный при ярком освещении, и направил фонарь на стаю. В луче прожектора животные замерли, навострив уши. Не дожидаясь, пока собачки придут в себя, Антон навел автомат на самую крупную тварь и сделал первый выстрел.

Еще одна собака крутанулась вокруг своей оси и повалилась на бок, задрыгав задними лапами.

Все. Последняя. Получилось даже лучше, чем он надеялся. Трех уложил он, одну — Мельниченко. Остальные уже отступили на значительное расстояние. Чувствовалось, что песики были стреляными — растерялись только в первый момент, а потом бросились в разные стороны. Они не вернутся — жить им не надоело.

— Ну и стоило рисковать, — вздохнул Мельниченко, стирая пот со лба. — Нам за них разве что миску супа нальют.

Вдруг Караваев, до этого спокойно осматривавший добычу, хлопнул себя по лбу:

— Ты это… Я на пару минут.

— Куда?!

— Хочу посмотреть, что там в будке. Неспроста они там терлись.

— Делать нечего? — возмутился Борис. — Трупак, наверно, свежий, и все. Ты как хочешь, а я туда не попрусь.

— Тогда тащи тушки к подъезду и грузи на пару больших санок. Найдешь по домам. И кровь спусти, не забудь. Я быстро.

Быстрым шагом он двинулся через двор в сторону гаражей.

Караваев подошел к трансформаторной будке как раз в тот момент, когда дверь начала открываться. Но заметил это слишком поздно, потому что повернул голову в сторону укутанных снегом кустов, опасаясь недобитых собак.

Сначала он увидел руку — красную варежку и рукав потрепанного пуховика, а потом встретился взглядом с ней. Увидел в темных глазах страх и ярость загнанного в угол зверька.

Оба вскрикнули.

Только теперь Карабас заметил, что в другой руке она что-то держит. Но не оружие. Стеклянная аптечная банка, до половины наполненная непрозрачной жидкостью. Его спасла реакция. Он перехватил кисть девушки в тот момент, когда та уже снимала крышку, и осторожно отвел ее руку в сторону. Отнял и поставил банку на пол, вне досягаемости. Он был готов спорить на миллион долларов, что это не компот, а сильная кислота. Скорее всего, серная. Найти ее можно не только в школьном кабинете химии, но и в любой котельной — кислотой чистят котлы. Мало кому придет в голову использовать ее как оружие самозащиты, но убить с помощью нее можно.

— А ну спокойно. Спокойно…

То ли его слова подействовали, то ли девчонка смирилась с неизбежным. Только теперь, крепко держа незнакомку за обе руки, Антон получил возможность рассмотреть ее получше. Выше среднего роста, стройная, худенькая… нет, подумал Караваев, это от истощения, а сложена она хорошо. Но блокадной худобы, как у многих, не заметно. Значит, ела хотя бы через день. Чуть бледное лицо с заострившимися чертами, в которых угадывалась былая плавность, обрамляли длинные спутанные волосы; темно-русые, почти черные, они выбивались из-под шапки.

Симпатичная. Объективно, не только по его стандартам. Раз это видно даже сейчас, раньше она явно была из тех, кто выделяется в толпе и заставляет мужчин оборачиваться. Уж у кого, а у Караваева глаз наметанный. Ее не портили ни обветренная кожа, ни свежие кровоподтеки и царапины на лице, ни темные круги под глазами — все вместе это напоминало своеобразный готический макияж. Антон подумал о том, как она будет выглядеть без этих тряпок, в которые, как и во все наверху, намертво въедалась пропитавшая снег сажа.

— Откуда ж ты взялась? — задал он первый вопрос, обретя дар речи. Еле сдержался и не добавил «чудо».

Она молчала, будто не слышала вопроса.

— А… Ты, наверно, не разговариваешь с незнакомцами. Ладно, меня зовут Антон. Вот теперь, когда я для тебя больше не чужой, мы можем поговорить?

Она ничего не сказала, но по лицу и глазам он понял, что услышан.

— Где-то я тебя видел, — продолжал Антон. — Не припоминаешь? Может, на какой-нибудь дискотеке? Или, чем черт не шутит, по телевизору? Ты мне кого-то напоминаешь.

На секунду ему показалось, что губы девушки тронула усмешка.

— Это вряд ли, — чуть слышно проговорила она.

Один из товарищей Антона раньше работал спасателем. Из тех, что выезжают освобождать детей, застрявших между прутьями кроватки, и спасать самоубийц, висящих на руках под балконом. Он рассказывал, что человека из состояния шока выводят, втягивая в такую ни к чему не обязывающую беседу. Можно еще матом обложить, но в этой ситуации такой вариант не подходил.

— Как тебя зовут?

— Настя.

Антону показалось, что приятнее этого голоса он не слышал. В прежней жизни он укладывал женщин штабелями, да и в убежище, где наблюдалась демографическая диспропорция не в пользу слабого пола, у него были три подружки. В любовь с первого взгляда он не верил, но было в девушке что-то такое, что заставляло взглянуть во второй. И в третий. Напрасно он встретился с ней глазами. Антон просто хотел проверить, как она, и вот пропал. Возможно, на всю жизнь.

Они шли мимо гаражей обратно к дому, где ждал Мельниченко. Караваеву не пришлось тащить ее за собой: девушка семенила за ним следом, не отставая ни на шаг. Лучший признак того, что, несмотря на шок, с головой у нее все в порядке: собаки могут еще крутиться поблизости.

— Так откуда ты, если не секрет, будешь? — повторил он.

— Из метро, — неожиданно ответила то ли девочка, то ли виденье.

— А раньше?

— Нет никакого раньше.

— Прости. — Он вздохнул. — Мог бы догадаться. Мы все через это прошли. Но ты больше не будешь одна, поверь мне.

К их приходу Борис уже уложил добычу на санки. Когда он увидел, что товарищ возвращается не один, у него чуть челюсть не отвисла.