Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер

Дариус направился к двери в конце зала. Ригглз тут же догнал его и пробормотал:

— Сэр, я не думаю, что… Простите, но в хранилище не допускаются визитеры…

— Я не визитер, Ригглз. Между прочим, я и прежде бывал в хранилище. И я хочу видеть, что за прискорбное зрелище будет представлять этот последний аукцион.

Внимание Эммы привлекало не серебро. Как ни пыталась она сосредоточить внимание на клеймах изготовителей серебряных изделий и своих заметках о них, мыслями все время возвращалась к прибывшей вчера повозке с грузом.

Всю ночь Эмма думала о загадочной фразе о возможном «призе». Она поднялась до рассвета и сидела у окна, наблюдая за рождением дня, и в серебристой тишине у нее появились новые мысли и сформировалось новое мнение. И теперь она не могла выбросить все это из головы.

А что, если отец принимал контрабанду, потому что у него не было выбора? Это могло бы многое объяснить. Но если так, то что заставило его поступать подобным образом? В голову приходило только одно объяснение: он делал это, чтобы защитить то, что было для него более ценным, чем его аукционный дом или даже собственное доброе имя.

То есть он делал это… ради Роберта.

Да-да, конечно! Ведь папа всегда говорил, что Роберт вернется. И он был так уверен в этом, что она тоже не смела усомниться, хотя все остальные считали, что верить в это — чистейшее безумие. Корабль пошел ко дну посреди моря, но папа всегда заявлял, что Роберт жив.

Возможно ли, что он говорил с подобной уверенностью только потому, что знал всю правду? Возможно ли, что этим выигрышем, этим «призом» был сам Роберт?

Эта мысль настолько завладела ею, что не отпускала ее все утро. И Эмма испытала облегчение, когда обнаружила, что Обедайи не было в выставочном зале, когда она вернулась, — ей очень хотелось побыть одной и снова проанализировать все, что она знала. Она пыталась отбросить свою последнюю мысль о «призе» как нелепую, но та слишком уж хорошо вписывалась во все известные ей факты. И следовательно, Роберт действительно был жив, но находился во власти каких-то людей, требовавших от «Дома Фэрборна» сбыта товаров, нелегально ввозимых в страну. Но если так, то как долго отец пытался защитить Роберта подобным образом? Должно быть, с того самого дня, когда она видела брата в последний раз. А кораблекрушение… оно могло быть трагическим, но удобным совпадением, позволившим папе сочинить историю о путешествии Роберта, чтобы как-то объяснить его отсутствие.

Эмма вздохнула и задумалась. Интересно, при каких обстоятельствах отец мог бы отказаться включить товары сомнительного происхождения в число тех, что представлял на своих аукционах? Впрочем, контрабанда на аукционах не была чем-то новым или необычным. Побережье Кента, например, испокон веков служило прибежищем для контрабандистов, где они создавали свои логова, и всем об этом было известно. Половина населения графства так или иначе принимала участие в сбыте контрабандных товаров — одни их привозили из-за границы, другие же переправляли в Лондон и прочие крупные города. И наверное, просто чудом было то обстоятельство, что «Дом Фэрборна» не занимался этим постоянно с целью обогащения. Да-да, такого не было — она точно знала. Отец гордился тем, что мог назвать себя честным и справедливым человеком, и оба эти качества выгодно выделяли его распродажи из числа всех прочих. И должно быть, для него было мучительно все же согласиться на торговлю контрабандой — пусть даже у него имелись для этого серьезные причины. Что ж, Эмма тоже была готова на все — только бы снова увидеть брата. Она очень надеялась, что он вернется домой и займет место их отца в «Доме Фэрборна».

Утром она снова вышла из дома и внимательнее осмотрела содержимое повозки. Все, что там находилось, включая вино, можно было представить как английский товар. А принести это могло бы хорошую прибыль. Только она понятия не имела, кому ей придется выплатить эту прибыль.

Вернувшись в дом, она долго раздумывала, стоит ли ей забрать повозку с товарами? И что она в этом случае скажет Обедайе?

У нее уже почти сложился план действий, когда дверь внезапно открылась и перед ней возник Саутуэйт, с удивлением взиравший на нее. Из-за плеча графа выглядывал Обедайя.

Бросив вопросительный взгляд на своего помощника, Эмма приветствовала графа и с радушной улыбкой проговорила:

— Как мило с вашей стороны, сэр, нанести нам визит. Вы, должно быть, проезжали мимо и решили заглянуть к нам на минутку?

— Я нахожусь здесь уже долгие часы, а явился я сюда вовсе не со светским визитом.

— Значит, вы все-таки решили вмешиваться в наши дела, несмотря на то, что я сказала при нашей последней встрече?

— Я предпочел сам составить мнение о положении дел, как и сообщил вам при нашей последней встрече.

Граф прошел в комнату и принялся осматривать полки с кофейниками и старым фарфором. Пока он был занят этим и отвлекся, Эмма спрятала свои заметки для каталога под серебряный поднос.

— Лорд Саутуэйт прибыл рано и тотчас же направился в контору вашего отца, мисс Фэрборн, — шепотом сообщил Обедайя, и выражение его лица свидетельствовало о крайнем беспокойстве. — Граф настоял на том, чтобы я немедленно принял его и объяснил ему… кое-что.

— О чем шла речь? — тихо спросила Эмма, покосившись на графа и улыбаясь ему.

И тут Саутуэйт вдруг сказал:

— Вы любите серебро, мисс Фэрборн?

Эмма вздрогнула и снова заставила себя улыбнуться:

— Да, люблю. У меня к нему… неиссякаемая страсть. Перед аукционом я всегда прихожу сюда полюбоваться серебром.

Граф усмехнулся и пробормотал:

— Ну что ж… Кое-что и в самом деле выглядит очень красиво. — Он взял тяжелый серебряный канделябр и повернул его, чтобы посмотреть на клеймо. Затем спросил: — Это все? Или есть что-нибудь еще?

— Сейчас… это все, что мы получили. Но Обедайя сказал, что ожидает на следующей неделе еще кое-что.

Саутуэйт поставил канделябр на место и, к удивлению Эммы, уселся боком на стол, так что одна его нога при этом оставалась на полу. Усмехнувшись в очередной раз, граф проговорил:

— А может, на распродаже потребуется больше серебра? Ведь аукцион был не так уж хорош, верно, мисс Фэрборн? Может, вам лучше отойти от дел и оставить о себе добрую память как о блестящем аукционном доме, чем позволить миру видеть ваше падение?

— Я не сомневаюсь, сэр, что прибудет еще одна партия товара, в том числе и новые картины. И наверное, книги. А также ящики с очень хорошим старым вином.

Эта ложь далась ей безо всякого труда; более того — прозвучала с удивительной легкостью. А следующий аукцион надо было провести как можно быстрее, потому что теперь на кону стояли не только ее гордость и воспоминания, но и нечто более важное…