Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

— Ну что ж, — сказал Бородин, — раз ты отказываешься сотрудничать с нами, придется тебя ликвидировать. Пошли.

Пленный сержант, как комиссар, которого ведут на расстрел, шел с гордо поднятой головой. Остановились у свежевырытой могилы, рядом с которой стоял гроб.

— Стреляйте! — истерично взвизгнул сержант.

Кровожадно ухмыльнувшись, Григорий сказал:

— Зачем создавать шум? Catch him and put into the box![4].

Сопротивляющегося сержанта, предварительно слегка помяв, затолкали в гроб и закрыли крышкой. Застучал молоток, забивая гвозди.

Видимо, еще не веря в реальность происходящего, сержант из гроба крикнул:

— Все равно вас всех скоро поймают!

— Зато ты об этом уже не узнаешь! — сказал Гриша. — В последний раз спрашиваю, будешь сотрудничать с ЦРУ и турецкой разведкой?

— Нет! — глухо раздалось из гроба.

Разведчики переглянулись. То, что парень окажется таким крепким, не ожидали. Но карты сданы, надо играть.

— Take it![5] — сказал Григорий и показал руками бойцам, чтобы взяли гроб. Поскольку обитателю внутри ящика не видно, как перемещается его обитель, солдаты приподняли гроб, поносили чуть-чуть и с высоты сантиметров двадцать стукнули о землю. После этого, взяв лопаты, стали бросать землю на гроб, создавая впечатление, что могилу закапывают. Когда пятая или шестая лопата земли упала на крышку, сержант истошно заорал: «Согласен!».

Конечно, он все подписал и выучил наизусть какой-то дурацкий пароль, который ему назовет человек, прибывший для связи «с той стороны», и такой же дурацкий отдыв, на ходу придуманный Грихой.

Когда его вывели на насыпь железнодорожного полотна, с которой была видна часть, Гриша сказал:

— Иди, но помни, у нас длинные руки.

Видимо, теперь уже не веря в то, что его живым отпускают, сержант испуганно произнес:

— Не пойду! Вы в спину стрелять будете!.

И тут Абдурахманов не выдержал и, щелкнув затвором, рявкнул с туркменским акцентом:

— Беги! Пиредатель!..

Гриша рассказывал, что в жизни своей он больше не видел, чтобы люди так быстро бегали. «В колонну по-одному, за мной, бегом марш! — скомандовал Бородин и на ходу добавил: — Если у них там все так же быстро бегают, то надо побыстрей уносить ноги».

Междугородные переговоры

Мои сослуживцы по Лагодехской бригаде спецназначения Узоров, Невзоров и Вечтомов раньше служили в Батуми в мотострелковой дивизии. Все они уроженцы России. Собственно, таких же, как они, русских, украинцев или белорусов среди молодых офицеров было немало. У многих семьи или родители находились на родине. Поэтому вечерами на переговорном пункте частенько собиралось несколько военных, желающих позвонить в Россию. Однако следует заметить, что отношение аджарцев к русским военным было отнюдь не таким доброжелательным, как сейчас, когда им в конфликте с грузинами больше опереться не на кого.

Телефонистки откровенно саботировали заказы ожидавших офицеров. Проходил и час, и более, а «Москва не отвечала». Все это совсем не развивало чувство интернационализма в защитниках Отечества. Нередко возникали споры и ругань.

К определенному моменту конфликт достиг кульминации. У одного из офицеров рожала жена в Москве. В сопровождении товарищей, настроенных решительно, он прибыл на переговорный пункт. Среди сопровождавших был Мишка Вечтомов, известный хулиган. Прошел час, но «номер не отвечал». При этом для местного контингента связь с любой точкой нашей необъятной Родины устанавливалась за пятнадцать-двадцать минут. Это было откровенным издевательством. Мишка снести такого не мог. Предвидя ситуацию, он прихватил из части учебную гранату и взрывпакет. Затребовав в очередной раз связать будущего папу с отчим домом и в очередной раз услышав: «Номэр нэ отвечает», в то время как какой-то Гоги беседовал с Москвой уже минут пять, Мишка выложил на прилавок гранату, пообещав взорвать всю эту лавочку.

Учебная граната внешне мало чем отличается от боевой. У учебной в днище отверстие, и покрашена она в черный цвет. Боевая же зеленого цвета. А так «один в один».

Увидев гранату, толстая телефонистка выпучила глаза и заголосила что-то на своем языке. Посетители из местных ей вторили. Тем временем Мишка вышел во двор. Запалив взрывпакет, он бросил его в кусты. Как и положено, через десять секунд под окнами рвануло. Что творилось внутри переговорного пункта, не буду описывать. Но когда Мишка вернулся в помещение, там наступила гробовая тишина. Четко печатая шаг, Вечтомов подошел к стойке, за которой находились телефонистки, и спокойно и внятно произнес: «Если через пятнадцать минут не будет связи с Москвой, вторая граната взорвется прямо здесь». После этого он развернулся на каблуках и вместе с остальными офицерами вышел. Они направились в ближайший кабачок, пропустить по маленькой.

Когда они вернулись, во всех кабинах отзывались и Москва, и другие города России, заказанные ранее. С той поры больше проблем с телефонной связью у защитников Отечества не возникало.

Я того все…

Служить на Кавказе было непросто. Личный состав процентов на восемьдесят, а иногда и на все девяносто был из местных. А это означает, что в группе служили грузины, армяне, азербайджанцы, осетины и другие жители многонационального Северного Кавказа. Нет, служили и русские, но часто тоже местного разлива, что бывало хуже любого солдата из названных национальностей. Славян из России, Украины и Белоруссии было совсем мало. За них взводные всячески боролись, тянули на спичках, бросали на пальцах, кто кому достанется.

Каждый призыв в части возникал армянский бунт. Молодые, приехавшие из Армении, почему-то всегда считали, что теперь в части будет все совсем не так, как до них. Что теперь порядки будут устанавливать они. В один из вечеров это, как правило, выражалось в открытом неповиновении сержантам с применением против них физической силы. Армян было много, и они думали, что поэтому они непобедимы. Каждые полгода сержанты, которые также были самых разных национальностей, совместно с офицерами «месили дашнаков», выравнивая их гордый профиль и делая, путем мануальной пластики, его более адаптированным к славянскому. После этого все вставало снова на свои места. На первый взгляд, управлять таким войском просто невозможно. Не говоря уже о решении разведывательно-диверсионных задач в тылу противника. Однако это отнюдь не так. При формировании 459 отдельной роты спецназ из Чирчикской, Капчагайской бригад было отправлено по одной группе. Из Лагодехской — две. Так вот, по свидетельству офицеров роты, самыми лучшими были лагодехские солдаты. Сто семьдесят третий отряд, сформированный в Лагодехи, также был укомплектован и начал боевую деятельность намного эффективнее 154-го и 177-го, уже находившихся в Афганистане с 1981 года. Да и до самого вывода войск оставался одним из самых результативных.

В чем же секрет, спросите вы?

Их много, но один из них — знание национальных особенностей подчиненных.

В карауле отдыхающей смене запрещено укрываться шинелями. Не вдаваясь в причины этого запрета, скажу лишь, что спать все же лучше, укрывшись. Спать, если холодно, одетому в шинель, как того требует устав, не здорово. Поэтому обычно караульные стремятся нарушить этот запрет. Однако начальник караула и проверяющие лица борются с этим нарушением. Как-то раз, будучи начальником караула, я засек, что мои старослужащие и сержанты спят под шинелями. Я приказал унести шинели. Когда молодой боец выполнял мою команду, один из сержантов сказал ему на родном языке что-то. Языка я, конечно, не знал, но о сути сказанного догадался. Мол, начкар все равно сейчас ляжет спать — его время отдыха. А ты тем временем нам шинели обратно принесешь. Тогда я сказал магическую фразу: «А кто шинелями в карауле накроется, я того все..!».

Разочарованию моих подчиненных не было предела. А суть была вот в чем. На Кавказе считается страшным оскорблением, если ты ругнулся, упомянув кого-то из родственников. Если для русского человека «е… твою мать», как с добрым утром, то на Востоке это воспринимается буквально. Тем не менее, как бы в шутку, они иногда переругиваются. «А я твой рот… А я твой жоп… А я…» — и так далее. Причем здесь могут упоминаться все родственники. Самым страшным считается сказать: «А я е… твое все и живое, и мертвое!». Это означает, что у собеседника не осталось ничего не оттраханного и никого нет из родственников ни среди живых, ни среди мертвых, кого бы не коснулся детородный орган оппонента.

Если человек не хочет, что бы кто-то делал то или иное, он часто говорит: «Я того все кто сделает то-то». И тогда считается, что если другой человек знал, что так было сказано, и все равно сделал что-то, что говоривший как бы запретил, его действительно поимел говоривший. Дурь, конечно, но таковы национальные особенности. Именно знанием их я и воспользовался. Скажу, что сразу после сказанного мной, сержанты по-русски молодому сказали, чтобы шинели не приносил.