Царство полуночи - Крис Грин

В Подземелье звезды меняли зависимость от наркотиков на зависимость от крови. Здесь они отбрасывали весь антураж, присущий людям, и вели жизнь, полную удовольствий и неги: посещали турецкие бани, умащивались ароматическими маслами, делали массаж, доводя свой внешний вид до совершенства. К ним даже приглашали Слуг-психологов, чтобы они помогали Избранным справиться с бесконечным кризисом. Райская жизнь!

Сорин вдохнул насыщенный ароматами воздух: позади, на шелковых простынях, скрытые полупрозрачным пологом, вампиры неторопливо занимались любовью; Избранные и Обожатели со смехом пили кровь из золотых кубков, наслаждаясь поцелуями и укусами…

Это — его Подземелье, удовольствие, ради которого можно умереть.

Тем временем Мастер снова нежился в брызгах воды. Струи текли сквозь густую туманную субстанцию, словно очищая и обновляя призрачное тело вампира.

«Крокетт лишний раз подтвердил, что для нашего спасения необходимо нейтрализовать „Лимпет и партнеры“, — мысленно сказал Сорин Мастеру. — Все равно, связаны они с другим мастером или нет».

«Нет!»

Сорин прищурился, видя ярость создателя.

«Почему? Возможно, Лимпет — начало конца. Нашего конца».

«Ты знаешь почему. — Мастер подплыл к сыну, повеяло прохладой. — Не следует раскрывать наши карты, пока мы не будем уверены в своих силах. Если мы атакуем первыми, то станем уязвимы. Надо затаиться, Сорин. Защита должна быть надежной. Главное- заманить их к себе. Иначе нас выметут из собственного дома, как и в прошлый раз. Тогда я горько поплатился за свою глупость».

Молодой вампир не мог больше сдерживаться. В последнее время Сорина очень тревожило поведение Мастера, в том числе и его помешанность на телевизоре: создатель часами сидел перед экраном и пересматривал фильмы с участием Эвы Клермонт.

Старый вампир помрачнел.

«Повелитель, я беспокоюсь», — сказал Сорин. Почему же Мастера всегда тянет к смертным? Зачем он стремится снова и снова наполнять земными эмоциями давно утраченную душу?

В восьмидесятые создатель стал горячим поклонником Эвы Клермонт: он постоянно ходил на фильмы с ее участием и собирал фотографии белокурой богини кинематографа. Его любовь к актрисе не имела ничего общего с обычным восхищением, которое старый вампир питал к Избранным, и привела к проблемам, которые они сейчас пытались уладить.

«Меня волнует твоя навязчивая идея, — подумал Сорин. — Меня волнует то, что ты делаешь…»

Молчание…

Сорин отключил Наитие. Пусть повелитель поймет, как сильно переживает его дитя, — так сильно, что словами не выразить! Мастер уже терял однажды голову из-за Эвы, а им сейчас нужна его мудрость.

Создатель рассердился, облако мягко прошелестело: «Ты не подумал, что дочь Эвы выведет нас к врагу, если таковой существует?»

Сорин размышлял об этом каждую ночь.

«Да, — послал вампир мысленный импульс. — Я обдумал все возможные варианты».

«Тогда позволь нашим игрокам выполнить работу в Верхнем мире, Сорин. Положимся на наших шпионов».

Сын не ответил. Он глядел на подвижное, пульсирующее облако, стараясь различить в тумане облик обожаемого создателя.

Глава 7

Трансильвания, вторая половина XVII века

Трансильвания, вторая половина XVII века

Раздвигая ветви деревьев, Бенедикт пробирался сквозь чащу ночного леса. Он не замечал ничего вокруг, даже не знал, холодно ему или жарко. События последних месяцев, а то и лет, скрывал непроглядный туман. Время, место, люди… все потеряло значение.

Час назад, поддавшись порыву, Бенедикт убил крестьянскую семью — просто был голоден. Терпкий, медвяный вкус крови до сих пор обжигал язык и дурманил голову. Едва ли тела обнаружат до рассвета. Только утром, пожалуй, соседи заподозрят неладное, заметив, что никто не выходит из крытого соломой домика, не хозяйничает в поле, не скрипят двери, ни звука во дворе… А может быть, лишь спустя несколько дней учуют запах… То-то забьют тревогу! Всей деревней побегут в церковь да позапирают окна-двери в надежде, что святые стены укроют их от нечисти.

Но напрасно они поднимут крик о нашествии вурдалаков — Бенедикт к тому времени станет разыскивать новые жертвы в других селениях: может, в Закарпатье, может, в далеких южных краях… Куда только не заводили его странствия! Ведь вампиру все равно, где бродить, — была бы пища.

Он давно решил покинуть эти места, но прежде отправился по следу…

Несколько недель назад Бенедикт уловил запах смертного и с тех пор следовал за человеком из деревни в деревню. Запах манил и опьянял. Казалось, эта кровь утолит его новую необъяснимую жажду, терзающую сильнее, чем жажда крови.

Густая тьма окутывала вампира. Кроны неподвижных деревьев заслоняли небо, образуя над головой плотный свод. Под ногами шуршали опавшие листья. В крепких, удобных сапогах, украденных у какого-то незадачливого англичанина, Бенедикт резво взбирался по склону холма. Совсем рядом журчал ручей, потрескивал в костре хворост. Еще, еще ближе к волнующему аромату…

Вампир кожей впитывал тепло человека, чувствовал его пульс, биение сердца — так бывало всегда, когда он приближался к этому смертному. Ни одна жертва не доставляла ему столько удовольствия.

Вдруг Бенедикт замер, пораженный новым ощущением: прекрасная, давно забытая жизнь на миг согрела его своим дыханием!

Столько времени прошло… Так давно принес он кровавый обет… Два века назад? Больше? Когда же покинул он Терезу? Когда превратился из сурового, но добродетельного и набожного мужа в проклятое небесами создание?

Теперь, чтобы почувствовать себя живым, он пил человеческую кровь…

Как мечтал он припасть к ногам Терезы и излить свою печаль! Как жаждал вырваться из мрака, заполнявшего душу! Но Тереза отошла в мир иной… С тех пор минула вечность. Теперь он совсем один.

Бенедикт сел под деревом поудобней, наслаждаясь пережитым ощущением. В глубине леса завывали волки. Сквозь густую листву тускло просвечивала луна. Каждой веной вампир ощущал ток крови вожделенной жертвы. Поднявшись, он пошел навстречу безмолвному зову. Кровь смертного сулила очищение.

Юноша с длинными, ниже плеч, каштановыми волосами сидел на бревне, протянув руки к костру. Манерой держаться он походил на мадьяра; венгры захватили здешние края и считали эти земли своими. Впрочем, его непритязательный наряд- длинный кафтан из грубого полотна, кюлоты из той же ткани и добротные башмаки — свидетельствовал о том, что незнакомец к самозваным властителям не имеет никакого отношения.