Медные трубы Ардига - Владимир Михайлов

– Идем! Только не стоять на месте!

– Ра, но куда же мы идем? Где мы оставили корабль? Где лагерь?

– А черт его знает.

– Слушай, может быть, мы как-нибудь… Идти больше нельзя. Только плыть.

И в самом деле – вода уже была нам по грудь.

– Выйдем на чистое местечко тогда. Тут нас задержат кусты.

– Что это: прилив такой? Или ветром нагнало столько воды?

– Разберемся. Все же придется вплавь. И надень маску уже сейчас. Готова? Потому что этот девяносто девятый вал нас вот-вот…

– Да. (Не очень четко, уже сквозь маску.)

Плыть в таких условиях и при этом держаться за руки, как понимает всякий, дело невозможное. Пришлось расцепить пальцы.

– Главное – быть рядом. Не потерять друг друга в такой темноте…

Все это по-прежнему приходилось орать: ветер сейчас гремел, как спятивший с ума большой симфонический оркестр, лишенный дирижера.

– А если что…

– Не слышу-у!

И в этот миг бешеный океан все-таки настиг нас. Закручиваясь, господним молотом навис. Сейчас ударит…

– Ныряй! Вцепляйся в ствол что есть сил! Иначе…

Договорить не хватило времени. Нас накрыло. Нет, это была не вода, хотя химики, может быть, со мною и не согласились бы. Это был жидкий камень, и я на долгие минуты был затянут в его середину, застыл в ней, как муха в янтаре. Вроде бы чем-то я получил по затылку, кажется и не единожды. Отключился не более чем на секунду-другую. Так, во всяком случае, мне показалось. Но когда очнулся, вокруг меня не было уже ни леса, ни… Вообще ничего, кроме воды, быстрой, несущейся, клубящейся воды.

Придя в себя, не очень надеясь, я все же позвал:

– Люча! Лю-у!

– У-у-у-у-у!..

Но это не она и не эхо. Это ветер. А может быть, все же Лючана – одинокая, растерявшаяся, теряющая уверенность, испугавшаяся за меня больше, чем за самое себя, зовет из последних сил?

Черта с два услышишь в таком ветре. Кажется, он больше не усиливается. Но от этого не легче. Один в штормовом море. Но это полбеды. Все наше снаряжение, конечно, пропало. Это – четверть беды. Но вот Люча осталась одна в этой чертовщине – это самая большая беда. Надо найти ее! Я буду держаться по возможности здесь и орать, орать, пока… Пока не исчерпает свой ресурс маска и останется только пойти ко дну. Все равно ничего другого нельзя предпринять. Орать изо всей мочи.

– Люча-а-наа!

– У-у-у-у-у…

Глава четвертая

1

Наверное, я все же вырубился не на секунды, а болтался без сознания куда дольше, и меня тем временем швыряло и лупило, а если кто-нибудь думает, что ветер в союзе с волной не могут обработать человека похлеще, чем на ринге – чемпион мира по боксу, то он ни черта в таких делах не понимает. То есть сознание продолжало утверждать, что меня тут не было совсем недолго, но у мика был свой хронометр, работающий независимо от ощущений, и он утверждал, что меня мотало, как пробку, никак не менее получаса. А полчаса – это очень мало для счастья, но более чем достаточно для беды, которой порой хватает и мгновения, чтобы все пошло к чертям. Полчаса – это страшно много для несчастья.

Полчаса – это значит, что одна треть ресурса дыхательной маски уже израсходована без всякой пользы, если, конечно, не считать пользой то, что я остался в живых. Если кто-то не знает, напомню: наша дыхалка (это профессиональный сленг) больше всего напоминает медицинскую маску, какую надевают, скажем, хирурги во время операции. Этакий лоскутик с завязочками. Правда, у десантной маски сходство с докторской внешним видом и исчерпывается; она сделана совсем из других материалов и, в принципе, работает, как рыбьи жабры: извлекает растворенный в воде кислород и позволяет, находясь на глубине, дышать им. Но не более полутора часов, на большее ее энергии не хватает. Значит, у меня остается еще час времени на все про все. Не знаю, много это или мало.

Но делать все надо быстро: пусть лучше останется резерв, чем ресурс исчерпается именно тогда, когда он больше всего будет нужен, а так оно, как правило, и бывает.

Начать с того, что нужно быстро и безошибочно думать.

Что главное сейчас? Лючана.

Что с нею случилось или могло случиться? Ветер и волны расшвыряли нас в разные стороны; может быть, расстояние между нами вначале и было совсем маленьким, но в обстановке, когда волны налетали, казалось, со всех сторон одновременно, ночной мрак не позволил бы увидеть ничего, даже будь море спокойным, а услышать можно было только завывание урагана – в такой обстановке мы не нашли бы друг друга даже на расстоянии вытянутой руки. То есть, думаю, я ощутил бы ее присутствие, но, как вы уже знаете, я был не в себе. Итак, что с ней могло произойти?

Самую плохую мысль я отбросил сразу же: у Лючи была при себе такая же маска, и она, конечно, не забыла ею воспользоваться. Многое зависело от того, успела ли она понять, что меня вырубило, или считала, что я действую осознанно и целеустремленно. Думаю, не успела. Если бы поняла, то сообразила бы и то, что раз я не могу двигаться самостоятельно, но лишь по воле стихий, то и ей нужно поступать так же: держаться по возможности на поверхности, ждать, пока не стихнет шторм, и уже после этого начинать разыскивать меня. Но она этого не знала, и ей пришлось тогда решать такую же задачу, какая сейчас встала передо мною: угадать – или вычислить, – куда я стану двигаться и с какой целью, и затем самой направиться туда же.

Но – куда именно?

Первым делом каждый из нас должен был найти в этой бушующей сумятице сил природы какую-то опору, более надежную, чем вода. Конечно, оба мы умели плавать достаточно хорошо; если и не на скорость, то, во всяком случае, в соревновании на продолжительность могли бы поспорить с профессионалами. Но каким бы ни было это умение, вода все-таки – не наша стихия. Пусть мы когда-то и вышли, как принято говорить, из океана, но возвращаться в него как-то не очень торопимся. Да, человек может держаться на поверхности, пока не наглотается воды: он обладает положительной плавучестью. Но, чтобы не наглотаться, он должен постоянно расходовать энергию – если только не лежит на спине в искусственном, укрытом от волн и ветров бассейне. А запас энергии конечен не только у маски, но и у самого человека. Для его пополнения человек должен что-то съесть; но хотя мы уже можем – через маску – дышать водой, мы еще не научились питаться, подобно усатым китам, выцеженным из воды планктоном. Кстати, здесь по этой части было, похоже, не очень-то богато. А ловить в воде рыбу (если она вообще тут водится) голыми руками – если только она не валит толпой к своему нерестилищу – дело в общем-то безнадежное. Итак, нужна твердая почва под ногами хотя бы для того, чтобы спокойно продумать последующие шаги. Почва. Грунт. Основание. Где его следовало искать и Лючане, и мне самому?

(Обстоятельно я размышлял, правда? Но это иллюзия, на самом деле все это заняло считаные секунды. Потому что я не пытался облекать возникающие мысли в слова – что делаю сейчас только ради общения с вами, – а именно этот процесс, так сказать, оцифровки мыслей отнимает больше всего времени, тогда как самому думающему он не нужен, мысль свою он ощущает в ее первичной форме, всю целиком – крохотный элемент великого поля.)

Основанием мог стать только корабль. «Триолет». Он где-то тут был. Да весь вышел. Как и что можно сделать, чтобы хоть как-то сообщить кораблю о себе? Где вообще его искать? Скотина ты, «Триолет»: ты ведь заранее знал о предстоящем и потому так усердно ввинчивался в грунт, чтобы выстоять, не позволить налетающему океану сделать из тебя поплавок, швырять куда попало – хотя бы приложить о дно, да, теперь это уже дно – то, что мы с Лючей считали поверхностью… И это дает надежду. Во-первых, на то, что «Триолет» позаботился о спасении самого себя: это в нем заложено. И во-вторых, заложено и спасение связанных с кораблем людей, то есть нас с Лючей. Надо надеяться, что «Триолет» сообразил: искать нас нужно на поверхности. И как ввинтился, так, переждав волну, и вывинтился, всплыл и теперь плавает где-нибудь тут, надо надеяться, поблизости…

Каждый раз, поднимаясь на гребне очередной волны, я старался – теперь уже разбудив свой третий глаз, потому что два обычных пока еще ничем не могли мне помочь, – увидеть в воде хоть макушку корабля. Но ее не было. На поверхности, во всяком случае. Будь мы с Лючей разумными людьми (а сейчас я уже стал серьезно сомневаться в этом), мы не проявили бы такого пренебрежения старым правилом: перед тем как войти куда-нибудь, подумай, как ты будешь оттуда выходить. Мы эту норму поведения прекрасно знали. И то, что не проработали в мыслях всех возможных вариантов развития событий, свидетельствует только об одном: мы были немножко не в своем уме. Хотя, может быть, и множко. Сверх допустимой нормы, во всяком случае. Мы бросились в расслабление и отдых очертя голову, нам так давно хотелось всего этого, мы так к этому стремились, что полетели черт знает куда – а нормальный, профессиональный, здравый смысл упрятали на самое дно своих чемоданов. А ведь перед каждым таким поступком, сильно смахивающим на авантюру, полагается просчитать все возможности, начиная с лежащих на поверхности и кончая совершенно невероятными. Следовало ли нам, к примеру, выработать схему действий при урагане? Безусловно, пусть никаким штормом вроде бы и не пахло, но мы ведь не знали законов и традиций этого мира – значит, обязаны были предположить и прокалькулировать такую возможность. Просчитать и такой вариант и наметить план спасения…