Волжские сказки - Валентин Беспалов

Люба промолчала, но она-то хорошо знала, что червячок был. Одного не знала, куда он мог деваться. Земля была такая твёрдая, что не только лопаткой, но и топором едва ли разрубишь!

А червячок-чудачок отдышался и без долгих размышлений за работу принялся. Такие ходы-выходы понаделал, так здорово землю размежевал, что семена цветов, которые валялись на площадке все под землю забрались. А как забрались, стали корешки выпускать, стебельки выбрасывать.

Утром проснулась Люба, вышла на крыльцо умываться и ахнула. Около крыльца горели, переливались красные, жёлтые, голубые, зелёные, белые цветы.

— Мама, цветы! — закричала Люба.

— Какие ещё цветы? — удивилась Любина мама. — Во сне ты их, что ли, видишь?

А когда вышла на крыльцо, улыбнулась и сказала:

— Так вот он где, твой червячок-чудачок! В землю уполз, землю разрыхлил, семена в землю опустил. Молодец червячок-чудачок!

Тут из-под земли высунул свой красный нос червячок-чудачок и ответил:

— До молодца-то мне далеко, а всё же и я кое-чего стою.

Люба смотрела на червячка-чудачка во все глаза и говорила-приговаривала:

— Хороший червячок! Умный червячок!

— То-то же! — довольно сказал червячок-чудачок и нырнул под землю.

Люба подумала, что червячок так и не простил её. А на самом деле он увидел за забором мальчишку-рыболова. А уж чем с мальчишкой-рыболовом встречаться, лучше в земле покопаться.

Грибы и барсук

Набрел осенью барсук на грибную полянку, обрадовался:

— Будет по весне на первых порах чем перекусить!

И на лежанку, и до весны. А весной проснулся и сразу же на грибную полянку. Оголодал, голова кругом.

Вылетел барсук на полянку, а на ней ни одного даже завалящего грибка. — Ну вот, — вспыхнул барсук, — у нас и оставить ничего нельзя!

Вишня

У вишни заболела ветка. Она стала черной и ядовитой. Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали вишне:

— Оборви гнилую ветку, а то она погубит все другие.

Вишня возразила:

— Вам легко говорить «Оборви» — она не ваша, а моя. Нет уж, как-нибудь обойдусь!

— Но она же тебе только мешает! — вступила в разговор солидная груша.

— Что вы ко мне пристаете, вам какое дело до моей ветки? — обиделась вишня. — Занимайтесь собой, а меня не трогайте!

Все почувствовали себя неловко, а крыжовник, который отгородился от всех колючками, сказал:

— Я вам сколько раз говорил — не вмешивайтесь не в свое дело!

А между тем он ничего подобного ни разу не говорил. Выжидал, как дело обернется.

У вишни со дня на день стали сохнуть ветки одна за одной. Все молчали и смотрели, как вишня чахнет. Но никто не осмелился оборвать гнилую ветку. Вскоре вишня совсем зачахла и стала черной.

Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали:

— Жаль, что среди нас не нашлось ни одного смельчака!

И укоризненно посмотрели друг на друга.

Как чижик иву плакать заставил

Ива росла на высоком берегу речки и ни одного дерева к ней не подпускала. Она раскинула во все стороны острые листки и шумела:

— Кто вздумает подойти к речке — пожалеет! Обрежу враз все сучки!

Веселый чижик летал к речке попить. Не понравилось ему, что ива никого к речке не пускает, надумал её наказать.

Подлетел чижик к иве, спрашивает:

— А ты правда сильная?

Ива расшумелась, ещё больше растопырила листки:

— Сильнее меня никого на свете нет!

— Ты и правда сильнее всех?

Расшумелась ива:

— Сильнее!

Чижик спрашивает:

— Сильнее всех?

Ива шумит:

— Сильнее!

Чижик прищурил один глаз и говорит:

— Ну, раз ты самая сильная, попробуй разрубить воду в речке.

Спустилась ива к самой речке, размахнулась листками-ножами и ну резать воду. Но сколько она ни старалась, а разрубить речку никак не смогла. Устала, опустила ветки, с досады заплакала.

Так с тех пор стоит ива у воды и плачет.

Иван-да-Марья

Шли Иван-да-Марья. Дошли до развилки дорог. Иван говорит:

— Повернем налево.

Марья говорит:

— Повернем направо.

Иван говорит:

— Повернем налево.

Марья говорит:

— Повернем направо.

Стоят Иван-да-Марья на развилке дорог. Иван — в синей рубахе, а Марья — в желтом платочке. Стоят и потихоньку говорят:

— Повернем налево.

— Повернем направо.

Говорят так, а друг от друга — никуда. И все потому, что у Ивана-да-Марьи один стебель на двоих.

Виновного узнает солнце

Однажды Зайчиха вместе с Зайчонком поселились под Подсолнухом. Подсолнуху понравился веселый Зайчонок, и он укрывал его своей золотой шляпой от горячих лучей солнца и от холодного дождя.

Как-то Зайчиха ушла поискать для Зайчонка сладкой морковки, а Зайчонок лег под Подсолнух и задремал. В это время пролетала мимо Сова и схватила Зайчонка.

Зайчиха видела издали Сову и поспешила к Подсолнуху.

Подсолнух, как обычно, кивал своей золотой шляпой, а Зайчонка нигде не было. Сова делала вид, что спит.

Зайчиха спросила про Зайчонка у Подсолнуха, но он молчал. Он не умел говорить.

Зайчиха не знала, как быть, кого в пропаже Зайчонка обвинить.

Пошла она к Орлу, рассказала о своей беде. Орел прилетел к Подсолнуху, посмотрел на него и на Сову и сказал:

— Кто из Вас виноват, а кто нет, я не знаю и узнать не могу. Поэтому пусть виновного узнает солнце. Кто дольше ему, справедливому, посмотрит в глаза, тот не виноват.

Когда солнце начало всходить, Сова и Подсолнух начали смотреть на него.

Сова все шире и шире раскрывала глаза, а солнце становилось все ярче и ярче. Скоро Сова ослепла и стала сидеть неподвижно. Она боялась себя выдать. А солнце продолжало свой путь, и Подсолнух поворачивался вслед за ним. Он-то видел солнце.

Сова сидела-сидела и надумала лететь ночью, чтобы никто и никогда не узнал о её слепоте. А подсолнух с той поры каждое утро встречает солнце и провожает своим взглядом, чтобы знали о его честности. Ведь он говорить не умеет.

Умница-разумница

Однажды хороводилась, мыкалась Лиса с мышами, наткнулась на пенек, присела с устатку, заглянула в сумку, вздохнула: «Опять одна постнятина! И что же это получается? И умница я, и разумница я, а на завтрак — мыши, на обед — мыши, на ужин — мыши! А Петух горшени*, этот горлодер неуемный, все так и будет таскать по плетню свою пустую башку? И выходит, я, умница, я, разумница, никогда и не попробую кашки с петушатинкой или, к примеру, щей с петушатиной? Нет-нет. Вставай, Лисонька, иди, моя умница, иди, моя разумница, прямо во двор горшени и забирай Петуха! Ты слышала скрип телеги по лесной дороге? Слышала? Что он тебе сказал? А сказал он тебе, что горшеня с горшками уехал на базар! Дочка его дома осталась? Так тебе, моя умница, моя разумница, девка-простофиля не помеха! Ну, вытряхивай из сумки дрянь-мышей — и вперед, за петушатиной!»

Лиса вытряхнула мышей вон из сумки да прямиком через ельничек на дорогу. Вышагивает Лиса по дороге и все нос по ветру. Петух так накрепко засел в голову, петушиный запах за версту мерещится. И вдруг глядь — у дороги горшок-гладкий бок стоит. «Батюшки! — всполошилась Лиса. — Уж не из горшка ли тянет петушатиной?»

Скакнула Лиса к горшку и только было собралась заглянуть, как увидела около горшка Зайца, Волка и Медведя. Сидят, не шелохнутся, уставились на горшок. Зайцу виделась пареная морковь, Волку — жареная баранина, Медведю — топленый мед. А как при посторонних первому в горшок лезть?

«Сидят! — поморщилась Лиса. — Вечно около моего горшка избыток. Ну, да я же умница да к тому же разумница!»

— Прохлаждаетесь у пустого горшка? — набросилась она на приятелей. — А я к петуху бегай да новости узнавай? Ну, лодыри! Ни стыда, ни совести. С голоду готовы у пустого горшка пропасть! И это тогда, когда на огороде горшени куча моркови, в погребе у горшени крюки гнутся от бараньих туш, а продух не закрыт, на пасеке у горшени бочонок свежего меда. Ну-ну!

Последние слова Лиса сказала уже горшку. Осталась она с ним один на один. А как раз, то и нос в горшок. Да носом о пустое дно.

«Говорила же — пустой!» — обозлилась Лиса и голову бы назад, а горшок не отпускает. Лиса так дерг головой, эдак дерг, грозит вдребезги разбить горшок, а ничего не выходит. Притомилась, поостыла, вспомнила, что она не только умница, а еще и разумница, и горшку:

— Ну, горшок, показал свою хватку, и ладно. Не век же нам в обнимку ходить!

А сама так и скачет, так и прыгает, так и мотает головой. На одном прыжке не удержалась да о дуб — бац! Горшок пополам, лиса кувырком. Очнулась, да хвост трубой, да по дороге, вопит: