Анахрон. Книга первая - Елена Хаецкая

От дрянной водки губы онемели. Худо дело.

Пошатываясь, Сигизмунд побрел обратно на кухню. А девка все ела и ела. Куда только в нее влезало? Водки оставалось еще на стопку. Сигизмунд вылил остатки водки и проглотил их с отвращением. Отнял у девки пиво и глотнул. Чтобы гадкий вкус «Смоленской рощи» забить.

Потом завел с девкой долгий разговор по душам. Был ею доволен. Понятливая оказалась. Перед такой и душу раскрыть не грех. Во все вникнет, обо всем пожалеет…

Собрался было с кобелем пройтись, проветриться, но вдруг разом ослабел…

Сигизмунда разбудил телефонный звонок. Звонил боец Федор. Рвался в бой.

— Сколько времени? — сонно спросил Сигизмунд.

— Одиннадцать, — доложил Федор.

— Вечера?

— Утра!

— Блин, — сказал Сигизмунд.

— Это бывает, — согласился Федор.

И осведомился, будут ли приказания.

Приказания были. Купить кефира литр и дуть сюда, к Сигизмунду домой. И быстро.

— Людмила Сергеевна говорила вчера, будто больны вы и идея у вас вместе с тем новая, — осторожно заметил Федор.

— Новые партнеры замаячили. Обрабатывал, — неопределенно ответил Сигизмунд.

— Ладно, давай с кефиром, скорее! Помираю…

Положил трубку и откинулся на подушку.

О-ох! Надо бы девку сокрыть. А кстати… Где девка-то?

Девка, конечно, обнаружилась на тахте. Дрыхла. Сигизмунд даже позавидовал: ему бы, Сигизмунду, такой сон… Небось, выжрала всђ пиво. И дрыхнет!

Кобель, спавший у девки в ногах, при появлении похмельного хозяина поднял голову, поглядел на Сигизмунда и со взвизгом, как-то очень по-жлобски зевнул.

Пиво девка и впрямь выжрала всђ. Ничего не опохмелку не оставила. При виде пустой бутылки из-под «Смоленской рощи» Сигизмунда аж передернуло. Поскорее пихнул ее в мусор. Чтобы не видеть.

Мутно оглядел кухню. Прибрано. Надо же! Вообще было заметно, что девка похозяйничала. На свой, диковатый, манер, но очень старательно.

Бутылки были выставлены у стены. Посуда помыта.

Странно девка посуду помыла. Вытряхнула, дурища, всю землю из неубиваемого цветка, что чах на подоконнике. Землей почистила вилки и ножи. В раковине еще земля осталась.

Горшок из-под цветка тоже помыла. В сушилке к остальной посуде приобщила.

Все вещи расставила иначе. По-своему. Тарелки вытащила из сушилки и составила их на газовую плиту. Додумалась.

Неубиваемый цветок валялся в мусорном ведре. Сигизмунд вытащил его и дрожащими от похмелья руками торопливо подсадил к другому, такому же. Дурнота наплывала волнами.

В свое кожаное ведро, какое кобель из песка выкопал, безумная девка набрала воды и повесила это хозяйство над плитой, на вентиль, которым газ перекрывают.

Посмотрел на это Сигизмунд с умилением. Хозяюшка. Вот ведь в глуши жила, а тоже с понятием: баба — она для хозяйства приставлена.

А потом вдруг жуть накатила. Где же это она так жила, пока в Питер не попала, если никогда не видела, как цветы в горшках растут! Это в какой же глухомани вырасти нужно! И плитой газовой, похоже, не знает, как пользоваться, иначе не составила бы на ней посуду.

Ведро — к чертям. Снял, чтобы вылить воду. Пока снимал, облился.

Вернул тарелки на место. Надо будет девку правильному обращению с посудой и плитой обучить. Но сперва — похмелье избыть.

Двигался как в полусне. В конце концов, не выдержал, пошел в туалет и сунул два пальца в рот. Полегчало. Теперь бы кефирчику…

Кобель, девку покинув, ходил неотвязно следом. Под ногами путался. Намекал, что кормить его, кобеля, должно.

Кормить было особо и нечем. Вчера все съели. Это выяснилось, стоило лишь заглянуть в холодильник.

Долгожданный Федор прибыл минут через сорок. С кефиром.

Чем Федор хорош, так это тем, что Федор прост. Очень прост. То есть, ну очень прост.

И все-то у Федора понятно и просто. Сказано: идти тараканов травить — пошел тараканов травить. Сказано: пошел в жопу — пошел в жопу…

Сигизмунд взял его на работу сразу после армии. Потому и называл бойцом.

Федору быть бойцом нравилось.

— Сигизмунд Борисович! — радостно завопил Федор с порога. — Похмело заказывали? Во!

И взметнул сумку.

— Че орешь-то? — угрюмо спросил Сигизмунд.

— Ща, Сигизмунд Борисыч, взлечнетесь! Все ништяк станет! Во, блин! Накупил!

И радостно заржал.

Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее бодрыми мышцами.

Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или ООНовский. Хрен его разберет, но пятнистый и с воротником из искусственного меха. Теплый.

И ботинки у Федора были особенные. Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор любил рассуждать о ботинках. ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские брать. Тут целая наука, как ботинки брать.

Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой шнуровкой.

Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор случайно повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.

Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в танке. И ноге ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил испытания. Шурин наезжал на Федора «девяткой». И ничего.

Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже маскировочный карандаш — раскрашивать морду в стиле «лесной кот». Есть разные стили, Федору «лесной кот» нравится. Это очень круто. Сейчас у штатников, у морпехов «лесной кот» это самое то. Во.

Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой платок, ну и выпало…

Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть. Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене, переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре, при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и многое-многое иное…

Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром. Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.

— Зря это взял, — заметил Сигизмунд. — Дрянь. «Алказельцера» что ли не было.

— Э-э, Сигизмунд Борисович, с «Зельцера»-то нестояк приключается. У моего шурина…

Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда федоровский шурин был редкостным мудаком.

На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин — брат жены, а Федор женат никогда не был. «Шурином» Федор именовал одного своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов, какая разница, как называть?

— Кофе сделать? — перебил Сигизмунд Федора.

— Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.

Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.

В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом — поспешный топот по коридору. Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.

Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в сторону звука.

— Партнеры вчерашние забыли, — неловко соврал Сигизмунд.

Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что мелькнула девка. Оценивал — насколько опасно поворачиваться спиной.

Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На линии ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил, на той же огневой линии, бля, тараканов морил.

Оценил — неопасно. Повернулся.

— Что пили-то? — продолжил он светский разговор.

Сигизмунд дернул лицо в гримасе.

— Не напоминай… В ведре глянь.

Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.

— Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели — такое жрать… Жизнь-то одна…

— Партнеры притащили, — опять соврал Сигизмунд.

— Дешевка, — уверенно сказал Федор. И упустил кофе.

Из сортира выбралась девка. Протопала назад.

Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.

— Ушмыганная, что ли? — спросил он.

— Хрен ее знает, — сказал Сигизмунд.

— Я бы на вашем месте выяснил, — осторожно присоветовал Федор.

— Партнеры забыли, — повторил Сигизмунд. — Пусть они и выясняют. Мне-то что.

— Словят ее у вас с «палевом», Сигизмунд Борисович. По наводке.

— Ты прямо как моя бабушка, — сказал Сигизмунд. — Та ворами пугает. И пожаром.

— Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, — проговорил Федор, наливая кофе в чашки, — «Ливиз» пейте. Я завсегда «Ливиз» пью. Только смотреть надо, чтоб настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио говорили. Дурак — он и «Ливизом» траванется… Эх! Надо слить!