Данте - Рихард Вейфер

Двадцать третьего июня отмечались вигилии, то есть канун праздника Иоанна Крестителя. Для флорентийцев не было более торжественного праздника, чем праздник их покровителя. С этого дня солнце начинало умирать, а на Рождество рождалось новое солнце! Даже преступникам праздник Иоанна Крестителя предвещал некоторое утешение, ибо в честь покровителя города некоторых грешников всегда ожидало помилование. Им достаточно было лишь пробежать в дурацком, шутовском колпаке на голове и со свечами в руках вслед за повозкой для денежных пожертвований Иоанну Крестителю и после уплаты определенной суммы разрешалось спокойно разойтись по домам.

Горожане устраивали в этот день конные скачки, религиозные мистерии и пышные шествия.

Во время одного из подобных торжественных шествий цехов дворяне из числа верных гвельфов под предводительством Корсо Донати напали на старшин цехов и принялись избивать их, крича: «Мы одержали победу под Кампальдино! А в благодарность за это вы лишили нас власти!»

Все пожилые члены цехов прекрасно знали, что в 1289 году — то есть одиннадцать лет назад — во время знаменитой победы флорентийцев над гибеллинами и аретинцами Корсо Донати и впрямь отличился на поле боя: командуя арьергардом, он, нарушив приказ главнокомандующего, смело атаковал успешно наступающего противника с флангов, что и обеспечило успех флорентийскому войску. Но насилие, которое чинил он со своими товарищами, вынудило отстранить этих спесивых дворян от управления государством.

Когда Корсо Донати со своими приближенными внезапно напал на цеховых старшин, те стали призывать своих людей:

— Друзья, не поддавайтесь на эту провокацию! Не отвечайте на силу силой! Мы верим в закон и право и презираем тех, кто напал на нас!

И они почти не сопротивлялись нападавшим.

Такое поведение участников шествия объяснялось, правда, не только уважением к закону и отвращением к насилию, но и превосходством нападавших. Причем последняя причина была, пожалуй, самой главной. Сопротивление хорошо вооруженным и искусным в военном деле дворянам не оставляло защищавшимся ни малейшей надежды на успех, а лишь ухудшило бы их положение.

Как только праздник миновал, старейшины цехов, взволнованные происшедшим, явились во Дворец приоров и настоятельно потребовали наказать Корсо и его сподвижников, которые своей безобразной выходкой не побоялись нарушить торжественную атмосферу праздника. Им, старейшинам цехов, с огромным трудом, по их словам, удалось удержать справедливо возмущенных членов своих цехов от того, чтобы не ответить на насилие насилием, уговорив их вместо этого передать разбор в руки приоров, полагаясь целиком и полностью на их справедливость.

Обмануть такое доверие было нельзя.

Приоры немедленно созвали совещание и сошлись на том, что дальше так продолжаться не может. Спасение только в быстрых и энергичных действиях.

Данте Алигьери предложил в течение трех дней привести в исполнение уже подписанный приговор об изгнании Камбио да Сесто и двух его пособников, а кроме того, присудить Корсо Донати и самых строптивых среди черных к изгнанию и денежным штрафам; лучше всего выслать их в Кастелль-Масса-Требария.

— Я согласен с этими предложениями, — сказал приор Ноффо ди Гвидо Буонафеди, — но нас справедливо упрекнут в пристрастности, если мы ограничимся изгнанием только предводителей черных, в то время как кое-что можно поставить в вину и белым. Достаточно напомнить, как Гвидо Кавальканти среди белого дня напал с копьем на Корсо Донати. Если мы осуждаем преступления черных, мы не вправе закрывать глаза и на бесчинства белых.

— Единое право, одни и те же штрафы для всех, кто преступает законы! — воскликнул один из четверых оставшихся приоров, а остальные энергично закивали в знак согласия.

Данте заметил:

— Я прошу не забывать, что есть разница между поступками Корсо Донати и Гвидо Кавальканти, на которого недавно совершил покушение Симоне Донати, естественно, по наущению своего отца, Корсо.

— Почему же Кавальканти не подал жалобу? Здесь властвует закон, а не сила!

Данте пришлось согласиться: конечно, следовало подать жалобу!

Ноффо ди Гвидо, который терпеть не мог Алигьери, выпустил-таки отравленную стрелу своего красноречия:

— Меня удивляет, что коллега Данте так ревностно вступается за Гвидо Кавальканти. Если они и дружат, для нас, приоров, подобные отношения не должны иметь никакого значения.

У Данте кровь бросилась в лицо. Ответ его был резок:

— Приору Ноффо ди Гвидо должно быть известно, что через жену я довожусь родственником и Корсо Донати. И тем не менее я требую его изгнания.

— Зачем ссылаться на родственные отношения благодаря женитьбе! — ухмыльнулся Ноффо. — Ведь не секрет, что несколько лет назад по настоянию властей были заключены политические браки между гвельфами и гибеллинами. Кто самый главный враг Корсо Донати? Его шурин Виери Черки! Поэтому реплика Данте меня не убеждает. Пусть он докажет свою беспристрастность. Я вношу предложение, чтобы во имя восстановления мира и спокойствия из Флоренции был изгнан Гвидо Кавальканти вместе с Франческо Адимари и Пьетро Пацци, которые тоже приняли участие в стычке, и надеюсь, что мессер Данте одобрит это решение.

Остальные приоры напряженно смотрели на своего председателя. Обратится ли его любовь к справедливости и против собственного друга?

— Чтобы вы убедились, что мои речи о праве и справедливости не пустые слова, я дам согласие, чтобы и Гвидо Кавальканти, и прочие лидеры белых были изгнаны на непродолжительное время. Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир![37]

Слово взял другой приор, Биндо ди Донато Биленчи:

— Нельзя отправлять белых и черных в одно и то же место. Это означает просто подливать масло в огонь — зло многократно возрастет. Поэтому я предлагаю сослать Кавальканти и его приверженцев в Сарцану, что в Маремме-Вольтурна.

— В эту нездоровую местность? — возмутился Данте. — Тогда белые окажутся наказанными суровее, нежели черные, на которых все же лежит большая мера вины.

Но Данте не смог провести в жизнь свой протест. Теперь его единственная надежда состояла в том, чтобы добиться скорейшего возвращения Кавальканти из ссылки.

Он попросил у своего друга разрешения посетить его тем же вечером, поскольку он должен сообщить ему нечто важное. Правда, когда он задумывался над тем, как он объяснит Гвидо свое согласие на его изгнание, он чувствовал себя охотником, попавшим в собственный капкан.

— Как тебе это государственное управление и что вам всем приходится там делать? — с любопытством спросил Кавальканти.

Данте начал осторожно рассказывать, что непрерывные вызовы черных потребовали энергичного вмешательства городских властей.

— Правда, — продолжал он, — нам прежде всего приходится соблюдать справедливость. Мы не можем оставить безнаказанными и те промахи, которые допущены нашей партией белых. К сожалению, дорогой Гвидо, ты тогда не прислушался к моему совету и не подал жалобу на покушение со стороны Симоне Донати, а принялся искать удобный случай для мести. И наконец нашел его. Поэтому не удивляйся, что и тебе придется отправиться в изгнание вместе с некоторыми единомышленниками.

Кавальканти сделал большие глаза:

— Я должен отправиться в изгнание, и ты… тоже голосовал за это?

— Я сопротивлялся, как мог, но когда остальные приоры намекнули, что я соблюдаю справедливость только в отношении своих врагов, мне не оставалось ничего другого, как поддержать их предложение в отношении белых.

— Что ж, неплохая дружеская услуга!

— Ты должен войти в мое положение, Гвидо!

Но тот лишь иронически засмеялся:

— Мне давно следовало бы понять, что твой престиж среди этих могущественных господ из правительства не должен пострадать, чего бы это ни стоило! А можно мне полюбопытствовать у господина приора, куда решила выслать меня синьория Флоренции?

— Против места изгнания — Сарцаны — я тут же заявил решительный протест.

Теперь насмешливость Кавальканти уступила место ярости.

— Выслать меня в Сарцану, в Маремме-Вольтурна?! В таком нездоровом климате я быстро отдам концы! И ты явился, чтобы лично сказать мне об этом! На черта мне такой друг! Я пригрел у себя на груди змею!

Данте с трудом сохранял самообладание.

— Могу ли я представить тебе более убедительное доказательство своей правоты, чем то, что, придя к тебе, откровенно сказал о наказании?

— Чтобы защитить себя своими адвокатскими уловками! Только из-за того, что совесть мучает тебя за твое предательство!

Данте поднялся со стула и направился к двери.

— Вижу, сейчас ты не способен рассуждать здраво!