Смерть никогда не стареет - Евгений Сухов

– Это вы звонили мне на домофон?

– А вы Иван Лошаков? – в свою очередь, спросил я.

– Да, – ответил мужчина.

– Меня зовут Аристарх Русаков, – повторил я свое имя. – Я друг Геннадия Павловича Нехватова. А к вам обратиться мне посоветовал Григорий Александрович Седых.

– Седых? – поднял брови Лошаков.

– Да, – ответил я.

– Когда вы с ним виделись? – снова задал вопрос Лошаков.

– Вчера, – сказал я.

– Ну и как он? – посмотрел на меня мужчина, выпустив сигаретный дым из носа.

– Ну так… Не очень, – уклончиво ответил я.

– Все пьет? – поинтересовался Лошаков.

– Пьет, – кивнул я.

Судя по всему, приглашать меня в дом Лошаков не собирался.

– Хорошо, какие у вас ко мне вопросы? – спросил он, затушив сигарету в консервной банке, прикрепленной к перилам.

– Мне бы хотелось узнать, о чем вас спрашивал Нехватов, когда был у вас два месяца назад, – сказал я. – И что такое вы ему передали.

– А зачем это вам? – быстро спросил Лошаков.

– А я хочу продолжить начатое им дело, – едва выслушав вопрос, резко ответил я.

– По собиранию материалов в защиту осужденного Павлова? – посмотрел на меня Лошаков.

– Именно, – согласился я.

– Ну что ж, я не против, – промолвил Лошаков и посмотрел в сторону. – Тем более что следак, ведший дело, теперь не работает. Значит, я никого не подставлю.

Я согласно кивнул, стараясь поймать взгляд Лошакова. Но мне этого не удалось.

– Только есть одна загвоздка, – Лошаков наконец-то посмотрел на меня. – Наше сотрудничество с господином Нехватовым… зиждилось… на материальной основе…

– Ну что ж, – внутренне усмехнулся я. – Не будем ломать уже устоявшихся традиций. Как говаривал наш знаменитый философ и мыслитель ослик Иа, «я так и думал… И какой из этого следует вывод»?

– Недопонял, – удивленно посмотрел на меня Лошаков.

– Сколько надо денег? – так перевел я речь ослика Иа из мультика производства одна тысяча девятьсот семьдесят второго года на язык сегодняшних рыночно-базарных отношений.

– А что вас интересует: копия медицинского заключения или объяснение на словах? – поинтересовался Лошаков. И быстро добавил: – Копия медицинского заключения будет стоить полторы штуки баксов. Если же просто рассказать вам на словах – то пятьсот.

– Долларов? – задал я уточняющий вопрос.

– Естественно, – даже несколько удивился моему вопросу Лошаков.

Цена была, следует признать, довольно внушительная. Но я не стал спорить.

– Ну, как сказал уже упомянутый нами знаменитый философ и мыслитель ослик Иа, «удивляться не приходится… Этого и следовало ожидать», – изрек я глубокомысленно.

– Недопонял, – снова произнес Иван Лошаков.

– Это я так сказал, к слову, – буркнул я и добавил: – А можно мы поступим следующим образом: вы мне выдаете подписанную вами копию медицинского заключения о гибели Анны Чекулаевой, а на словах объясняете мне изложенные в заключении факты и интерпретируете их на простой человеческий язык? Ну это будет что-то вроде пояснительной записки, только на словах. Чтобы мне все было понятно.

– Можно, – осклабился Лошаков. – Только стоить это будет уже две тысячи долларов…

– Договорились, – ответил я и спросил: – И когда это можно сделать?

– Да хоть сейчас, – ответил Лошаков. – Нехватов просил пару экземпляров сделать, а я сделал три. На всякий случай…

– А вы очень предусмотрительны, – произнес я с весьма одобрительной интонацией, которую мне едва получилось выжать из себя.

– Да, – просто ответил судмедэксперт. – Жизнь заставляет.

Такие деньги, что запросил Иван Лошаков, у меня имелись. Причем в кармане. Я почему-то так и думал, что мне сегодня предстоят расходы. Нет, скорее предвидел. Вообще это чувство предвидения спасало меня уже не раз и десятки раз помогало сделать правильный выбор и не оступиться. А может, это ангел-хранитель нашептывает мне в подсознание выбор правильного решения. Важно то, что это работает в нужный момент. И хвала тому, кто меня таким образом оберегает…

Правда, долларов у меня не было. Да и откуда им у меня взяться? У меня только евро. Я их почти не трогал с того самого момента, когда на Белорусском вокзале мы оприходовали ничейные вагоны с евро. То есть ровно два года. Тогда мне, моему оператору Степе и его помощнику и одновременно телохранителю Севе досталось по сто шестьдесят тысяч евро. Это были бабки, что мне удалось экспроприировать у акул империализма вместе с бомжами, которых бросил после разговора со мной главарь всех бомжей Король. К бомжам, набивающим пачками евро сумки, котомки, мешки, вскоре присоединились служащие вокзала и рабочие, потом пассажиры и просто прохожие люди из работного люда. С тех пор прошло уже два года, а я до сих пор помню лицо одной женщины бальзаковского возраста, скорее всего, мелкой служащей вокзала, которая натурально, как куль с мукой, выпала из вагона с пачками евро, набитыми под блузку, юбку и даже под колготки и бюстгальтер. Глаза ее были совершенно круглыми и исполненными удивления, как у глупой кошки, напившейся валерьянки, а на лице застыла блаженная улыбка человека, познавшего наконец, что такое есть счастье.

Я был среди участников экспроприации и набил под завязку пачками евро целлофановый пакет, что постоянно носил в заднем кармане своих джинсов. Программу касательно нахождения евро в тупике Белорусского вокзала мне выпустить не дали (а должно было состояться четыре выпуска передач этой тематики), поэтому я решил снять об этих вагонах новостную передачу, для чего мне и понадобились Степа и Сева. И они все происходящее в тупике возле этих четырех вагонов сняли на камеру. Заканчивалась та передача появлением на запасных путях ОМОНа, жалким зрелищем разграбленных (нет, все же экспроприированных) пустых вагонов и валяющимися возле вагонов сотенными купюрами евро, которые перемещал с места на место, как осенние листья, легкий ветерок.

Когда все закончилось, мы приехали ко мне домой, и я выставил этот свой пакет на стол. А потом эффектным жестом высыпал евро на столешницу. Подсчитали. Оказалось, что в пакете поместилось сорок восемь пачек евро. Я разделил горку пачек на три равные части, вот и досталось мне, Степе и Всеволоду по шестнадцать пачек. То есть по сто шестьдесят тысяч евро. По тогдашнему курсу это было что-то около шести миллионов четырехсот тысяч рубликов. Неплохо, верно?

Когда восторг от обладания такими деньгами слегка притупился, я толкнул ребятам небольшую, но, на мой взгляд, грамотную речь. Нужную и своевременную. И примерно такую…

– Ребята, – сказал я. – Дорогие в буквальном и переносном смысле Степа и Всеволод. Шесть лимонов четыреста тысяч рублей – это очень неплохие деньги. Равно как и сто шестьдесят тысяч евро. И первое, о чем я хочу вас попросить: никому и никогда не говорить о том, откуда такие бабки у вас появились. Иначе придут серьезные дяденьки и попросту отберут деньги…

– Ну это само собой, – ответили «дорогие» ребята, заулыбавшись. – Даже если бы ты не предупредил, мы бы все равно не сказали.

– Хорошо, – констатировал я и продолжил речь, обведя взглядом своих благодарных слушателей: – Кроме того, вы в течение текущего года не тратите эти деньги на приобретение дорогих автомобилей, золота-бриллиантов и прочего барахла. И даже не помышляете об этом. Ибо крупное приобретение может броситься в глаза, точнее, обязательно бросится в глаза… И тогда сам собой встанет вопрос: а откуда у этих ребят такие деньжищи? Повторяю: никаких крупных трат. Потерпите, будьте благоразумны. Кроме того, евро постоянно растет в цене, так что если они будут просто лежать у вас в загашнике, это будет значить, что вам капает неплохой пассивный доход. Ни за хрен! То есть доход за то, что ваши деньги просто лежат. И это второе условие, которое всем нам надлежит обязательно и неукоснительно соблюсти. Договорились? – Я снова обвел взглядом свою аудиторию.

– Договорились! – ответили мне ребята почти хором.

И мы договор блюли обязательно и неукоснительно. Я даже забыл на время, что являюсь обладателем суммы в сто шестьдесят тысяч евро. И вспомнил о ней только под новый одна тысяча пятнадцатый год, когда решил сделать Ирке дорогой подарок.

К тому же мои прогнозы насчет гарантированного роста евро сбылись. Через год, в мае две тысячи четырнадцатого, евро стали стоить сорок семь рублей с копейками, и наши капиталы в рублевом эквиваленте стали равняться семи с половиной миллионам рубликов. Медленно, но вполне уверенно курс евро продолжал расти.

Первым не выдержал Сева. Он купил себе «Мерседес» за полтора миллиона рублей, говоря всем, что взял машину в кредит. Затем уже Степа обменял двухкомнатную квартиру на трехкомнатную, доплатив сто десять тысяч евро и оставив пятьдесят штук на «черный день». Я был самым стойким и распечатал евро только в декабре две тысячи четырнадцатого, поменяв в банке тысячу. Когда евро стоили уже почти семьдесят рублей. И купил Ирине подарок на Новый год: золотое кольцо с крупным изумрудом в обрамлении бриллиантов за сорок восемь тысяч рублей. Так что двадцать тысяч рублей с лишком от штуки евро у меня даже и осталось. А мой капитал в рублевом исчислении составлял уже не шесть миллионов четыреста тысяч рублей, а что-то около одиннадцати миллионов двухсот тысяч рублей. Что, несомненно, не могло не радовать.