Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья Сергеевна

Однако, всё оказалось в порядке: Учитель был жив. Кажется, кочевник мог наконец торжествующе вопросить: «Смерть, где твоё жало?»

— Мессир, сегодня я срезал для вас пионы, — будничным тоном объявил Черный жрец и поставил вазу с большими красными цветами подле ног Совершенного.

Тот молча посмотрел вниз.

— Прошу прощения, — Элиар поклонился. — Первый иерарх упросила меня позволить эту утомительную водную процедуру, но я не могу доверить ей вашу безопасность. Если мессир не против, я хотел бы помочь сам.

Знакомый аромат растекался по комнате, приятно смешиваясь с запахом цветов. Элиар мягко улыбнулся: сливовое вино делает душу человека прозрачнее и тоньше, вымывает из сердца всю горечь и грязь. Возможно, именно поэтому в прошлой жизни его так любил Учитель. Сам Элиар предпочитал напитки не столь благородные, более тяжелые и крепкие. Поздней осенью на востоке, в окрестностях бывшего Ром-Белиата вызревают оранжево-красные плоды редкого сорта горького апельсина. Из них получается чудная померанцевая настойка, горькая, как полынь, и в то же время оставляющая на языке своеобразное приторное послевкусие.

В новом воплощении тело Совершенного было не таким сильным, как прежде, да и принесенному в жертву юноше никогда не давали пробовать алкоголь, сохраняя кристальную чистоту плоти. Наверное, с непривычки нежное сливовое вино подействовало быстрее и глубже, чем следовало: взгляд Учителя, обычно насмешливый и высокомерный, слегка затуманился сладостью и был самую малость расфокусирован.

Полный холодного океана, этот взгляд ошарашивал, и Черный жрец на мгновение застыл, впустив его в себя. В нынешние времена во всем мире, должно быть, только у глаз наставника сохранился благословенный цвет циан. Виденный в последний раз так давно, но не забытый, невыносимо прекрасный — цвет глаз человека, которого, как он думал, уже не вернуть. Жестокого человека с океаном в глазах.

Однако Учитель был здесь.

Воистину, нет той весны, которая бы не пришла.

Мессир Элирий Лестер Лар сдержанно кивнул в ответ на приветствие, с явным удовольствием прихлебывая свой напиток. Кажется, вкусы и предпочтения Совершенного спустя все эти годы остались прежними. А вот лицо взращенной им маленькой жертвы ритуала за считанные дни сильно преобразилось, теперь отчетливо напоминая Учителя в далекие дни юности: тонкие, ясные и приятные взгляду черты.

Наставник ждал его в лёгкой узорчатой накидке, открывающей шею и часть спины. Очень открывающей. Великий Иерофант нахмурился: надо будет отчитать Шеату за неосмотрительный выбор одежд. Совершенному, который собирается всего-навсего совершить омовение, не пристало выглядеть так вызывающе броско. Одеяния следует выбирать более скромные — строгого кроя и безо всяких легкомысленных узоров.

Одним словом, Красному Фениксу Лианора требуется подобающее статусу облачение.

Сам он сейчас был без доспехов и без пышных одежд, а голову венчала не торжественная шипастая диадема Великого Иерофанта — простая жреческая повязка с золотым знаком черного солнца.

Продолжая сердито думать об очередном промахе приближенной, Элиар без слов снял с Учителя злополучную накидку и, преклонив колени, обернул вокруг бедер широкий кусок драгоценной ткани левантина. Легкое шелковое покрывало, затканное серебром, растительным орнаментом листьев и цветов пиона, изящно оттеняло молочно-белую кожу, но Элиар, разумеется, смотрел исключительно в пол.

По правде говоря, он хорошо знал это тело. Неделю назад Черный жрец сам связал юношу в алтарной комнате, умело причиняя боль. Это не доставляло удовольствия, но таковы правила: искупительная жертва ритуала должна страдать каждую минуту и умереть в достигших апогея муках. Умереть от мук.

Тогда Великому Иерофанту было всё равно — долгие крики и жалобные мольбы о пощаде не трогали сердце. Тело юной жертвы ещё не принадлежало Учителю. По сути, оно принадлежало ему самому: с самого рождения Черный жрец бережно растил юношу, заботился и воспитывал, готовя лишь к одной цели, и по праву мог сотворить со своим детищем всё, что захочет.

Теперь же стало иначе. Когда в сосуд налито драгоценное вино, сосуд и сам становится драгоценностью. Той драгоценностью, что следует ценить и беречь пуще зеницы ока.

Отныне в этом теле созревало солнце, а на великое светило, как известно, нельзя смотреть даже верховному жрецу, если тот не желает в наказание потерять зрение. Учитель всегда был словно солнце, чистое и совершенное: истинный цвет древнего первоогня таился в благословенной крови. Когда-то капли крови подобной этой, крови небожителей, пролились в море и образовали священный Лианор — остров вечной юности, где царила непрекращающаяся весна. Цветущий сад, созданный единственно чтобы наслаждаться жизнью, где не было ни жары, ни холода — одно только ласковое тепло.

Таков был остров, где стоял храм Тысячи Солнц и где был рожден Учитель, способный в прежние времена, кажется, вести за собой на пурпуровой узде само солнце. Воля наставника всегда была волею не людей, но небожителей.

Рожденные в Лианоре именовались Первородными, и их оставалось совсем немного уже в те далекие дни, когда он по воле рока попал на обучение в храм Закатного Солнца. Сейчас же таковых более не осталось на Материке… почти не осталось.

Закончив с переодеванием, Черный жрец позволил юноше устроиться поудобнее, почтительно поддерживая за руку. Тот с видимым облегчением растянулся на низкой кушетке и расслабленно прикрыл глаза. Торжественные одеяния цвета красной вишни остались лежать рядом — он поможет Учителю облачиться в них после купания. А помощь понадобилась бы, даже если бы мессир был здоров — эти ткани красивы и баснословно дороги, но слишком тяжелы.

Элиар невольно помрачнел, глядя на титульные одежды жреца Закатного Солнца. Прошли чёртовы столетия, а он всё не может искупить вину… всё продолжает наряжать Учителя в багряные одежды своего предательства, снова и снова проживая его смерть. Неужели этому не будет конца?

Если по какой-то причине душа Совершенного не удержится в новом теле, придется вновь пережить эту смерть наяву. При мысли о таком исходе Черный жрец ощутил ужас такой глубокий, что пальцы начали нервно подрагивать и он выпустил прохладную ладонь наставника из рук.

Если мир опять потеряет Учителя, сможет ли новое солнце подняться над горизонтом?

Воистину, это будет равносильно тому, что своими глазами увидеть гибель светила — снова.

А потому с мнительностью и подозрительностью юного возлюбленного, не уверенного в ответных чувствах, следил он за малейшей переменой в состоянии наставника. Страх того, что ритуал всё-таки не сможет завершиться благополучно, не оставлял Великого Иерофанта ни на минуту. В эти необходимые для созревания крови сорок злосчастных дней нужно быть особенно осторожными и избегать любых потрясений, ведь жизнь Учителя — самая важная в мире жизнь.

Кроме того, увы, Второй ученик имел в своём сердце слишком темные тайны. Учитель не помнил, как лишился жизни и что произошло до того, что привело к катастрофе. Не ведает Учитель, и что случилось после. Всё изменится в их общении, как только Совершенный узнает обо всем этом, но сейчас — время ещё не наступило.

— Позвольте мне позаботиться об Учителе.

Красный Феникс безразлично кивнул, давая позволение. Прислуживать наставнику и обихаживать старших во время подобных процедур — в этом не было ничего необычного.

Получив разрешение, Великий Иерофант возжег благовония, и по комнате для омовений растянулся тягучий, волнующий аромат золотистого шафрана. Сам Элиар не слишком-то жаловал его, но Учителю нравился теплый, чуть землистый запах дорогой пряности, а потому Черный жрец терпел, никак не выказывая своего отношения.

В былые времена наставник нередко использовал шафран в ритуалах в качестве жертвенного подношения небожителям, имел привычку добавлять эту пряность в чай, а иногда приказывал устлать живыми цветами постель, чтобы избавиться от физической и душевной усталости. Для исполнения этого желания приходилось особенно постараться: великолепные нежно-лиловые крокусы нельзя собирать днём — солнце портит ароматные лепестки и делает их непригодными. Кроме того, в засахаренном виде Учитель любил есть крокусы как лакомство, которое помимо вкусовых достоинств имело хороший успокоительный эффект.