Коготь химеры - Сергей Павловский

А пехота-матушка, она царица и полей, и лесов, и гор. А морская пехота — еще и морей. И пятьдесят километров по любой местности для матерого профи спецназа ГРУ — дистанция плевая. Хоть днем, хоть ночью.

В расчетную точку вышли аккуратно и строго по графику, перед самым рассветом. А рассвет в горах… Рассвет в горах нужно видеть. Хотя бы раз в жизни. Описать его словами невозможно. Получится нелепо…

Серега, основной снайпер, залег в камнях. Трое бойцов прикрывали его по периметру. Двое — запасного Димку. Тот обосновался в леске. У Сереги «винт» допотопный, дедовский, если не прадедовский. Трехлинейка Мосина-Нагана образца 1891 г. Правда, ручной работы, сделанная по индивидуальному заказу в 1941 г. Оптика — более позднего производства, но тоже дедовская. Серега спал с этой винтовкой в обнимку, как с любимой девушкой. И с расстояния в полтора километра валил любую цель — статичную или динамичную — фирменным щелчком в правый глаз, висок или затылок. А глушитель никогда не использовал. Ведь хлесткое, сухое, но звонкое «Я!» его «винта» — победный крик снайпера. Его законное право, которое признавали все.

Аул проснулся как полагается — к утреннему намазу. Эти намазы — самое уязвимое место всех мусульман. Время, посвященное общению с Аллахом, для мусульманина свято. И в это время он беззащитен, как младенец, и просчитан до секунды. Намаз полевой командир творил в доме — в специальной комнате для молений. Затем выходил на крыльцо дома, где его приветствовали все домашние. Там же, на крыльце, он принимал доклады боевиков. Затем завтракал во дворе, под сенью громадного платана, который на Кавказе именуется чинарой. После завтрака, если не предстояло никаких дел по его черному ремеслу, праздно валялся на тахте. Все время что-то жрал, курил кальян — одним словом, бездельничал.

Снять его можно было и на крыльце, и под чинарой во время еды, и позже. Но операция была расписана посекундно. Промедление грозило срывом и большими неприятностями. Население аула разбредалось по окрестностям по своим нуждам. Кто собирал хворост, кто набирал воду из горной речушки. Детишки мотались по всем направлениям. Это еще полбеды. А вот сторожевые дозоры, которые регулярно патрулировали местность, несли реальную опасность. Боевики в дозорах опытные, глазастые. К тому же местные жители. Замечали и сломанную ветку, и примятую травинку. Война научила всех и всему. Тем более что в тот период российский спецназ набрался опыта, умения, заметно активизировался и представлял серьезную угрозу для бандформирований, дислоцировавшихся в местных поселениях. И теперь здесь, в глухих горных районах, боевики уже не чувствовали себя, как раньше, — в полной безопасности. И безнаказанность свою здесь уже не ощущали.

Командир вышел на крыльцо после намаза, строго в расчетное время. Серега не стал долго париться. Его винт издал победное «Я!» — и затылочная кость чеченского ваххабита вместе с кровавой мозговой кашей влетела в стену двухэтажной сакли.

«Уходим», — раздалась в наушниках короткая команда Сиротина, и группа слаженно и отработанно начала отход. Сначала собрались возле большого валуна в леске, а от него — бегом, цепью. Десятикилометровый бросок по пересеченной горной местности.

— Стоп, привал пять минут, — наконец приказал Сиротин и первым плюхнулся на травку. Отдышавшись малость, сказал: — Так, бойцы, сейчас мы отклоняемся от намеченного маршрута и лезем во-он на ту горушку, резво лезем. Объясняю зачем. Противник уже просчитал наш путь отхода. Потому одна их группа висит у нас на хвосте, а другая… Другая, используя подручный транспорт, наверняка обходной дорогой двигается нам наперерез.

Он достал из-за голенища карту местности, «пятиверстку», развернул на колене и ткнул пальцем в точку на карте.

— Вот здесь нас должна подобрать «вертушка», а здесь, — он чиркнул по карте ногтем большого пальца, — они нас будут ждать, и мы никак не минуем и не обойдем это место. Зато с той горушки мы можем свалиться с тыла прямо им на голову. Заодно и собьем задних со следа. Высотка лесистая, и наш подъем они видеть не будут. Вопросы есть?

— Есть, товарищ капитан, — по-школярски поднял руку прапорщик Омельчук, самый опытный в группе боец и закадычный дружок Сиротина.

— Давай, прапор.

— Мы ведь не знаем сил и средств противника, предположительно сосредоточенных в указанной вами точке. А шо, Ваня, как они подогнали туда роту? Всех не перемочим, Ваня. А нас завалят запросто, хоть и свалимся им с тылу на голову.

— Узко мыслишь, Сашко. У них на базе какие транспортные средства?

— Ну… по данным разведки, два шестьдесят шестых «газона», еще раздолбанный грузовик «рено», два джипа «Нива» и открытый пятьдесят шестой «газон». Ну… еще там легковушки местных.

— Правильно, Сашко. Так скажи теперь, ты ж не раз по той дороге топал, пройдет там шестьдесят шестой «газон» или «рено»?

Прапорщик задумчиво поскреб бритый затылок и перешел почему-то на родной хохляцкий язык:

— Ни, нэ пройдэ.

— А «Нива» и пятьдесят шестой пройдет?

— Пройдут.

— Вот и посчитай, сколько в них влезет человек?

Омельчук высчитал, загибая по-детски пальцы.

— Чоловик дванадцять, можэ, чотырнадцять улизуть.

— Вот, правильно. И нечто мы их не уработаем?

— Уработаем легко. И двадцать уработаем.

— А потому — бегом марш у гору.

Вот тогда Док понял, почему Омельчук, хоть и самый опытный, но прапорщик и не командир группы. А Сиротин — капитан и командир.

Подъем на высоту не требовал альпинистской сноровки и снаряжения, но представлял нелегкую задачу. Не для слабаков подобные физические упражнения. Густо поросшая низкорослым лесом гора с крутым южным склоном, по которому группа совершала восхождение, представляла идеальный тренажер для придурков, избравших своей профессией воинское ремесло.

«Умный в гору не пойдет, не пойдет, не пойдет…» — сердито бормотал себе под нос Док, а сам упрямо пер по крутому склону. Спотыкался о выпершие из-под рыжей земли корни, цеплялся за чахлые кусты руками, мысленно крыл всех и себя матом, но лез. Спуск, кстати, тоже отнюдь не развлекательное мероприятие и не увеселительная прогулка. Но как прав оказался капитан Сиротин! Может, потому что отвечал не только за свою, но и за чужие жизни. Оно ведь только кажется, что своей жизнью распорядиться тяжело, а чужой легко и просто. Смотря по тому, как кто устроен. Сиротин был устроен правильно, как, наверное, и должен быть устроен настоящий мужик.

Перед боем они сделали еще один короткий привал. Отдышались, проверили и привели в готовность оружие. А потом дружно свалились противнику прямо на голову. Чеченцы, четырнадцать боевиков, как правильно просчитал прапор Омельчук, заняли грамотную позицию — за густой россыпью валунов, между которыми извивалась крохотная речушка. Параллельно изгибам речушки тянулась узенькая тропинка — единственный проход в распадке между двумя крутыми горами.

Все дело заняло минуту, не более. Они рассыпались цепью, залегли, разобрали противников. На каждого по два. Расстояние — двести метров. Убийственное расстояние. А с высоты боевики смотрелись как на ладони. Серега своих снял, даже не прикладываясь к оптике. «По стволу» снял, куражась. Запасной снайпер, Витек-куку — его винтовка при выстреле издавала специфический звук, похожий на крик кукушки, — целился тщательно, пялясь в оптический прицел, но тоже управился в секунду. Док прибрал своих двумя короткими очередями. Капитан Сиротин куражился по-своему — стрелял не из автомата, а из пистолета. Из «стечкина» особого образца, изготовленного специально для подразделений спецназа, да еще с глушителем. Но… два выстрела — два трупа! Короче, каждый выделывался на свой манер. И то — избиение младенцев. Противник не успел произвести в ответ ни единого выстрела.

Но казус все же случился. Едва управились, как на горизонте, метров за пятьсот, показалась целая орава ваххабитов. Тех, что вели погоню.

— Господа мушкетеры, быстро рвем когти! — рявкнул в микрофон Сиротин.

Они резво и дружно скатились со склона на тропинку и «рванули когти» изо всех оставшихся сил. Док только и видел, как впереди мелькают лопатки на грандиозной по своей мощи спине Омельчука. Их «Ми-171Ш» уже барражировал в небе. Оттуда, с высоты птичьего полета, оперативная обстановка просматривалась куда лучше. Потому вертолет вначале пронесся высоко над ними и дал по преследователям убийственный залп из всех стволов, добавив к пулям и снарядам пару ракет. Лишь потом он вернулся и мягко сел едва ли не на голову Сиротина.

Позже, уже на базе, когда по неизменной укоренившейся традиции они приняли с десяток рюмашек на грудь, Док пристал к Сиротину:

— Ты вот скажи мне откровенно, Ваня, ну как у тебя все так замечательно получается? Ну откуда ты знаешь, что затевают эти суки? Как ты… не… не понимаю… объясни толково. Ну, Ва-ань.