Аквариум. Рассказы - Светлана Мятлик

под круглым зеркалом допотопный агрегат крутил черный бороздчатый диск с унылой музыкой.

– Заткни его! – раздраженно сказал молодой в штатском. Склонившись над большим подносом, он рассматривал миниатюрный домик с рыбкой-флюгером, приютившийся среди камней, карликовых деревьев и мха. В тазике с водой покачивалась крошечная лодка с белым бумажным парусом и плавало несколько одуванчиков.

– Эти психи меня когда-нибудь до инфаркта доведут! – жаловался толстый, потирая потное красное лицо. – Сказано было: всем покинуть старые дома – будут сносить! Нет, приходится выуживать их отсюда как бродячих собак! И что они находят в этих гнилых развалинах? Жили бы как все: в высотках с подземными гаражами, скоростными лифтами, вертолетными площадками, асфальтированными зонами для игр! Смотрели бы вечером "Недоумков" и "Тело напрокат". Зачем им эта рухлядь и еще эти, как их там … эти … огороды! Мало, что ли, в магазинах замороженных смесей?

– Это морской слон? – перебил его молодой, царапая ногтем темный силуэт на стене. – Они, кажется, перемерли все до единого десять лет назад, во время Большого нефтяного пожара – даже в зоопарке не осталось. А тут – пожалуйста – по обоям разгуливают!

   Он хмыкнул и подошел к раскрытому окну. Далеко, за пустырями и мертвыми кварталами слышался привычный гул автострады. К обломанной ручке окна был привязан белый воздушный шарик, ветер трепал его и бил о стену.

– Погляди, вон наши психи! Доигрались…

   Внизу, на пыльной траве, среди мусора и вялых одуванчиков, нескладно распластались две фигурки. Двое сумасшедших обитателей трущоб, которых они не могли поймать уже несколько недель. Нарочно прыгнули. Или упали…

   Многие километры старого города подлежали сносу: здесь собирались построить современный торговый комплекс и парк развлечений. По правде говоря, это тревожное место давно пора было сровнять с землей: слишком много сумасшедших развелось – бродят среди желтых развалин, слушают непонятную музыку, читают книги, рисуют на стенах! А они их ловить должны – будто поважнее дел нет!

– Может, они живы? – тоскливо спросил толстый, нюхая колючий белый цветок на подоконнике. – Чего сиганули? В психушку бы их определили – все лучше, чем здесь!

– Они хотели до пожарной лестницы добраться, да кишка тонка… Слушай, позвони, куда нужно, а я спущусь вниз, проверю. Да нет, вряд ли они живы – пятый этаж, все-таки…

   Молодой посмотрел на часы и недовольно поморщился.

– И давай поторапливаться, а то опоздаем на шоу Влада Костецкого: он сегодня про новые нападения крыс на пригороды рассказывает!

   Толстый вздохнул, позвонил, куда следует, а потом перерезал веревку воздушного шарика: он почему-то действовал ему на нервы. Шарик взвился вверх и исчез в бледно-голубом небе…

   Они благополучно залезли в корзину, и воздушный шар начал плавно подниматься к облакам. Ветер разгладил морщинки в уголках глаз, освежил щеки, взъерошил волосы. На сердце было удивительно спокойно и хорошо: страх и тревога остались далеко, на земле, – в небе озорник-ветер выдул все ненужное из темных закоулков души, вымел все дочиста, и улыбнулся.

   Они смотрели на зеленые луга в одуванчиках, на сиреневые спины гор и на свой крошечный домик в саду, и у них кружилась голова от уплывающей от них красоты.

   Они вернутся туда, вот все успокоится, и они вернутся! И снова будут слушать шум моря и стрекот кузнечиков, и высаживать нарциссы, и собирать алые кленовые листья. Нужно только немного полетать…

Зелёное сердце

Я верю, что деревьям, а не нам

   Дано величье совершенной жизни

   На ласковой земле, сестре звездам,

   Мы – на чужбине, а они – в отчизне.

Николай Гумилев.

   Ночью ей мерещилось, что ее пушистая колючая крона касается звезд. Но это, разумеется, было не так.

   Хотя она стройной колонной возвышалась над всеми окружающими деревьями, ей не удавалось ни дотронуться до ночных светил, ни поймать в свои ветвистые сети зазевавшееся сизое облачко. Небо оставалось прекрасной мечтой, к которой она стремилась, но корни, глубокие, сильные, налитые влагой, крепко удерживали ее на земле.

   Когда дул ветер, ее янтарно-желтый ствол раскачивался и скрипел, и клесты с удивленным "гипп-гипп" спархивали с него, роняя в траву недоеденные шишки.

   В ее нежно-розовом волокнистом теле переливались соки, по крупице превращая воздух, землю и воду в новое годовое кольцо. Благодаря этим неприметным строителям затягивались ароматной смолой ранки и трещинки в коре, а на концах игольчатых ветвей созревали мягкие молодые плоды. Те же самые таинственные соки бурлили и баловались во всех больших и малых существах, обитавших рядом, во всех ее бесчисленных соседях и родственниках: они звенели в резных кленовых листьях, закручивали кисточки папоротника в тугие завитки, наливали спину лягушки изумрудной зеленью, хитринкой сверкали в беличьих глазах.

   Зимой ее укрывали белые сны: она замирала под холодным снежным куполом, думая о звездах и сверчках, а неторопливые грезы других деревьев, смешиваясь с ее собственными, туманом окутывали крону. Весной теплое солнце ее будило, она расправляла темно-зеленые иголки и нежно касалась ими соседних веток – дрожащих березовых, хмурых еловых, нарядных рябиновых. Они тихо шептались, рассказывали друг другу новости и пели. Вей-вея-вею-вей…

     Люди приходили к ней дважды в год – осенью и весной. Девушки в красных и зеленых платьях обвивали ее разноцветными лентами, украшали яркими бусами и цветами, водили вокруг нее хороводы.

     Сосна-зелена, что не вянет, не сохнет,

   Дай нам силы неукротимой, как в стволе твоем,

   Дай нам жизни длинной, как твои иглы, и сладкой,

   как твоя смола,

   Дай нам деток столько, сколько шишек на твоих

   ветвях!

   Девушка с пушистыми светлыми волосами обняла ее, прижалась щекой к шершавой коре, и сосна услышала, как бьется ее взволнованное сердце, и как струится по жилам молодая кровь. Зеленое, разлитое по всему стволу сердце сосны, билось и пульсировало в такт с человеческим – часто и мерно.

– Я слышу тебя, – шепнула девушка.

– Я чувствую тебя, – ответила сосна.

– Я знаю, ты внутри, – сказала девушка.

– Я не могу вырваться, – пропело зелёное сердце, – И не хочу.

   Вечером большой костер полыхал на поляне, его оранжевый жар достигал кроны и согревал прятавшиеся в глубине корни. Девушки танцевали, подняв к небу руки, покачивались, как деревья на ветру, и сосне начало казаться, что она тоже кружится вместе с ними, превратившись в гибкую босоногую танцовщицу. Вей-вея-вею-вей…– тихонько подпевала она, и ее зеленое сердце смотрело и слушало, и восторженно трепетало.

    Человек был стар и неприятен. Темный балахон, подпоясанный веревкой,