Династия - Синтия Харрод-Иглз

Маленькая Ани, с круглыми от любопытства и ожидания глазами, ходила за Элеонорой, готовая поддержать свою хозяйку под локоть, держа наготове платок, чтобы отирать пот с ее лба. В комнате было невыносимо жарко, так как ставни и двери были плотно закрыты. Иногда наступал такой момент, когда Элеонора отдала бы все за глоток свежего воздуха. С другой стороны, она знала, что жарко — значило хорошо и правильно, и одно только ощущение того, что все идет по заведенному порядку, успокаивало ее. Элеонора покорно сносила жару, и пот ручьями струился под ее одеждой.

Вскоре прибыла повитуха с помощницей, и дверь за ними снова плотно закрыли. Повитуха похвалила их за сделанные приготовления и одобрила, как было организовано место для родов.

— Хорошо, просторно, — сказала она. — Мне нравится, когда в помещении есть где развернуться. А теперь, госпожа, ложитесь и позвольте мне взглянуть, как далеко мы продвинулись. Так, отлично. Вы все делаете как надо. Это, конечно, ваш первенец, потому что мужчины внизу ходят так, словно это им самим предстоит рожать. Когда я вижу такое, мне даже не надо спрашивать, первого ли ребеночка мы ожидаем. Мужчины в таком состоянии, как ваши сегодня, — самый верный знак. Теперь, госпожа, снова вставайте и ходите. Вам правильно сказала ваша помощница, что вы должны ходить.

Элеонора начала опять ходить, немного развеселившись, когда увидела выражение лица Габи. Та была искренне возмущена тем, что какая-то повитуха будет одобрять ее советы. Схватки уже стали почти непрерывными, сознание Элеоноры сосредоточилось на одной точке ее измученного тела. Было невозможно думать ни о чем другом, пока длились схватки. Кода же они ослабевали, она думала только о том, что они сейчас возобновятся с новой силой. Она начала кричать, когда боль достигла пика и, казалось, отнимала у нее все силы. Повитуха всячески поддерживала Элеонору, подбадривая ее спокойным и уверенным голосом.

— Вы хорошая и здоровая девушка, госпожа, вам это легко удастся, — предсказывала она.

За окнами наступал новый, еще незнакомый день, становилось все жарче, но для Элеоноры время остановилось. Она была заточена в собственный мир бесконечной боли, всепоглощающей и как будто захватившей ее тело навечно. Она смутно осознавала присутствие других людей в душной комнате, но совсем не понимала, кто они и что здесь делают. Элеоноре казалось, что она была в центре какого-то жаркого белого круга и находилась вне времени и пространства.

В перерывах между схватками ее поднимали на ноги и водили, поддерживая с двух сторон. Наконец повитуха приказала посадить ее на специальный стул для родов, потому что пришло время. Руки Элеоноры положили на ручки стула, и они тут же побелели от напряжения. Ани отдали распоряжение стоять за госпожой и держать ее за плечи. Повитуха заняла свое место на низком табурете перед Элеонорой, собираясь принять ребенка. Все было готово.

Теперь до слуха Элеоноры доходили приказы, отдаваемые громким криком. Боль схваток достигла апогея, но это уже перестало быть важным. Самым важным было избавиться от этого груза внутри. Она боролась с фантастическими усилиями, слыша один и тот же приказ: «Напрягаемся и выдыхаем! Напрягаемся и выдыхаем!» Элеонора стонала и истекала потом; теперь она узнала; почему роды называют великим трудом[6].

Она яростно боролась только за то, чтобы покончить с этой болью. Напрягаясь так, что сердце останавливалось в груди, она чувствовала, что некая тугая пробка словно не хочет выходить из узкого бутылочного горлышка. Слышались крики и бормотания женщин, среди них выделялся голос повитухи, разрезающий красный туман в мозгу Элеоноры:

— Очень хорошо, дитя мое. Вот и голова. Передохните, а затем примемся за остальное.

— Не могу больше, — произнесла Элеонора еле слышно. — Я больше не могу.

— Осталось совсем чуть-чуть, — подбодрила ее повитуха. — Все самое страшное позади. Больше не будет так больно. Готовы?

Еще одно невыносимое усилие — и Элеонора почувствовала, как что-то выскальзывает из нее, а затем комната огласилась детским криком. Женщины одобрительно загудели, но Элеонора слышала их сквозь пелену. Она думала лишь о том, что ребенок жив, и это хорошо, и это все. Ей невыносимо хотелось спать. Ани вытерла ей лоб, после чего Элеонора погрузилась в забытье.

Через некоторое время она очнулась и услышала, как женщины что-то говорят. Она узнала голос Эллис, которая как раз произносила: «Нет, не сейчас. Пусть она выспится. Скажем ей позже».

О чем скажем? Элеонору недолго занимал этот вопрос. Ей помогли лечь в кровать, перебинтовали и наложили бандаж, и постепенно все звуки для нее исчезли, детский плач и бормотание женщин затихали вдалеке, и она погрузилась в глубокий сон, вызванный усталостью и истощением сил.

Итак, в половине третьего пополудни семнадцатого августа 1435 года Элеонора родила своего первенца. И только в пять часов, когда она проснулась после родов, ей сообщили плохую новость. Ребенок был крупный и здоровый, но это была девочка!

Морланд был в ярости и высказал Элеоноре все, что о ней думает. Он не оставил ей никаких сомнений насчет того, что она полностью провалила возложенную на нее миссию и произвела на свет бесполезную девчонку вместо желанного и обещанного сына. Он напомнил ей, что ее взяли в семью, хотя она и не имела никакого приданого, и единственный способ исправить этот недостаток — рожать сыновей. Ослабевшая и истощенная после длительных схваток, Элеонора была не в состоянии защитить себя, как сделала бы при других обстоятельствах. Она только бросила полный горечи взгляд на своего мужа, который стоял рядом, несчастный и пристыженный, но не способный найти в себе силы противостоять отцу и защитить свою жену. Роберт уже был многократно осыпан проклятиями зато, что имел неосторожность заметить, что ребенок родился необыкновенно крупным, здоровым и симпатичным. Роберт довольствовался тем, что не потерял Элеонору в этом страшном испытании. Тот факт, что ребенок был жив, только добавлял ему радости, и пол новорожденного не имел для него никакого значения.

В конце концов, Габи взялась выпроводить мужчин из комнаты, сказав, что ее госпоже необходим отдых и покой, а иначе она потеряет молоко. Ани, уже приступившая к своим новым обязанностям, унесла малютку, и Габи осталась одна рядом с Элеонорой, сидя на ее кровати и держа ее за руку. Слезы струились по щекам молодой матери.

— Мой драгоценный ягненочек, не плачьте, — успокаивала ее Габи. — Не позволяйте им вас расстраивать. Малютка самая красивая и здоровая из всех детей, которых мне доводилось видеть. У вас будет еще много таких же. Следующего надо ждать именно мальчика, посмотрите.