Паутина грез - Вирджиния Эндрюс

Пару дней родители провели относительно мирно, пока как-то утром ведущий инженер не сообщил о неполадках в системе двигателей. Отец заторопился в машинное отделение, но предложил и мне спуститься туда. Я не задумываясь согласилась, хотя была в новом наряде, который перед отъездом купила мне мама: белоснежные удлиненные шорты и голубая матроска с вышитым вензелем на карманчике.

Походы в машинное отделение я обожала. Меня приводило в восторг, что какие-то механизмы могут двигать по океану такое огромное судно. Меня не смущали ни теснота переходов, ни крутизна лестниц, ни жара, в которой часами работали люди. Кстати, все они дружелюбно встречали меня, объясняли назначение различных вентилей, шестеренок и поршней.

Выяснилось, что один из двигателей необходимо остановить для ремонта. Отец с инженерами и механиками углубились в дискуссию, в каком режиме должны при этом работать остальные. Я с интересом слушала их и не заметила, пока не встретила через полчаса, в коридоре маму, что все время стояла, прислонившись спиной к жирной от машинной смазки решетчатой переборке. Мама шла нам навстречу в прекрасном настроении, в каком, пожалуй, не была с прощального приема. Но стоило ей увидеть меня, как она оцепенела, а потом завизжала так, что я испугалась:

— Ты где была? Посмотри на себя! Что за руки, что за одежда!

Только тут я увидела огромные бурые пятна на шортах и матроске.

Мама метнула взгляд на отца.

— Куда ты опять таскал ее, ты, идиот?

Меня бросило в дрожь. Я лихорадочно начала успокаивать себя, но… папа побледнел, потом покраснел. Я ни разу не слышала из уст мамы таких слов, да еще обращенных к папе. Он же был огорчен не столько самой грубостью, сколько тем, что это произошло в моем присутствии. Он отпрянул, будто его ударили по лицу, но мама продолжала кипятиться:

— Я купила ей этот костюм в одном из самых дорогих бостонских магазинов! Я хочу, чтобы твоя дочь выглядела настоящей леди, а не грязной обезьяной! А ты упорно сводишь на нет все мои старания, не даешь воспитывать ее как женщину, не хочешь даже, чтобы она чувствовала себя женщиной. Ты упорно продолжаешь делать из нее сорванца-мальчишку!

— Остановись, Джиллиан…

— И ты еще говоришь мне «остановись»! Ли, отправляйся в свою комнату, немедленно умойся, переоденься. Твою одежду придется сразу же нести в чистку. Не уверена, правда, что еще можно спасти ее.

— Мама, папа не виноват. Это я обо всем забыла и…

— Нет, он виноват! — прожигая взглядом отца, отчеканила мама. — Не надо было таскать тебя куда не следует, тогда ничего не случилось бы.

— Но я сама хотела пойти, мам. Я хотела посмотреть двигатели, поэтому…

— Посмотреть двигатели? — Мама в ужасе закатила глаза. — Вот погляди, твоя работа.

Она выразительно указала руками на меня. Отец закрыл глаза, через секунду открыл их и медленно произнес:

— Не будет никакого вреда, если девочка узнает о работе двигателей и о возможных неполадках. Придет день и…

— Придет день, и мое терпение лопнет, — отрезала мама и впихнула меня в комнату, хлопнув дверью прямо у папы перед носом.

Мне было ужасно жаль отца, но она продолжала бушевать, снова и снова повторяя, что он губит меня, губит мои шансы стать примой в светском обществе, «душит мою женственность».

Я пыталась вступиться за него, но мама будто не слышала. Она заставила меня быстро переодеться и пошла за горничной, чтобы вручить ей грязную одежду. Когда я вышла в коридор, отца, конечно, там уже не было. До самого вечера я проклинала себя за неаккуратность. Я виновата, а пострадал он. Ну почему, почему у меня не получается быть такой, как хочется маме, и одновременно радовать отца?

Весь мой дорогой, любимый домашний мир вдруг пошел трещинами, но я отчаянными усилиями пыталась склеить его снова.

Я не могла припомнить, чтобы мать когда-нибудь так кричала на отца и чтобы он был так рассержен и недоволен. Наш долгожданный круиз, который должен был доставить маме радость и поддержать папин бизнес, на деле оборачивался бедствием для всей семьи!

К вечеру стало совсем скверно. У мамы начался сильнейший приступ морской болезни. Она не только не вышла к ужину, но и не показалась даже в танцевальном зале, единственном месте, где она хоть иногда бывала с удовольствием. Я все время бегала справляться о ее здоровье, но всякий раз видела ее в постели. Мама охала, стонала и морщилась.

— О Боже, зачем я поехала в этот круиз? Зачем села на этот корабль? Лучше бы мне вообще не жить, — ныла она.

Я ничем не могла ей помочь. Дважды вызывали судового врача, дважды назначал он двойные дозы всех мыслимых и немыслимых лекарств, но легче ей не стало. Мучилась мама и на следующий день. Опять так и не поднялась с постели. Я сидела с ней, пыталась развлечь, читала вслух, рассказывала что-то, но она ничему не радовалась, выглядела совершенно больной. Бледность не могла уже скрыть никакая косметика.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня, даже слуги! — воскликнула она в конце концов. — Мне понадобятся недели, чтобы вновь обрести прежний вид. Недели! — Она потянула прядь волос. — Посмотри, Ли, посмотри, в кого я превратилась!

— Мамочка, как же так? С тобой раньше на море такого не было! — в отчаянии вскричала я.

Мать метнула на меня пронизывающий взгляд, откинулась на подушки, сложила на груди руки, надулась.

— Откуда я знаю — как? Просто везло раньше. — Она вдруг прищурилась. — Ты, наверное, не помнишь свое первое плавание по Атлантике. — Мама говорила язвительно, будто решила, что я хочу уличить ее в симуляции, и теперь мстила мне. — Первые два дня тебя рвало так, что я думала, нам придется разворачивать судно и возвращаться в Бостон. Потом, как сказал твой папочка, твоя душа прониклась морем и ты привыкла к качке. Он был так счастлив от этого; можно подумать, для девочки огромное достоинство быть толстокожим матросом.

Мама перевела дыхание, облизнула губы. Ее лицо даже разрумянилось от того, что она распаляла в себе гнев. В глазах неожиданно появилось неприятное, но решительное выражение, и она продолжала:

— А я не хотела и не хочу «пропитываться морским духом»! И почему я сразу не настояла, чтобы Клив оставил этот идиотский бизнес? Мы могли бы держать солидную контору в городе… может быть, сеть магазинов, какое-нибудь небольшое чистое производство, как у Тони Таттертона, например. И не пришлось бы ждать милости от природы в буквальном смысле и во всем зависеть от капризов океана, — с жаром заключила она.

— Но папа всегда работал на море. Только в этом он по-настоящему разбирается, — тихо, испуганно попыталась возразить я.