Истребитель гулей. Роман о Готреке Гурниссоне (ЛП) - Хинкс Дариус

Он подошёл к одному из павших защитников. Человек ещё был жив, и когда Галан протянул ему руку помощи, стал отчаянно вопить, пытаясь оттащить своё искалеченное тело.

— Что ты такое? — взвыл раненый.

Галан нахмурился. Это было странное поведение, даже для умирающего. И это был уже не первый раз, когда ему задавали подобный вопрос.

— Что я? — засмеялся он. — Я — твой король.

Человек не переставал кричать и, в конце концов, Галан начал приходить в бешенство, слушая эти вопли. Подобное происходило несколько раз за всю кампанию. Каждый раз, когда он предлагал мятежникам руку, даруя последний шанс на прощение, они впадали в панику и начинали визжать на него. Он наклонился и прижал ладонь ко рту мужчины, пытаясь заглушить его вопли.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Сложи оружие. Присоединись к Гончим.

Человек забился под ним, разбрызгивая повсюду кровь.

Слишком много крови, осознал Галан. У него была сломана нога, но не было ни одного пореза. Почему же он истекает кровью?

Чем сильнее король пытался успокоить его, тем больше было кровотечение.

— Что ты? — снова закричал мужчина, но Галану уже было трудно сосредоточиться, голос шёл как будто издалека.

Воздух стал багровым и Галан отступил, в замешательстве качая головой. Отступив от человека, он осознал, насколько голоден. И эта тяга, на самом деле, его даже несколько смутила. Он думал, что всё ещё на поле битвы, но голод и истощение играли с ним злую шутку, отбрасывая назад в прошлое. Он засмеялся, поняв, что уже находится на победном пиру. Он откинулся на спинку стула и схватил немного мяса с блюда на столе. Оно оказалось таким необычным, что напоминало сырое. Пока он ел, кровь стекала по его подбородку, услаждая его заслуженный аппетит.

Десятая глава. Воспоминания

Готрек кривился, пока пил вино, найденное Лхосией, однако, как отметила Маленет, это уже был не первый осушенный им бурдюк. Прошло уже несколько часов после того, как начался костяной дождь, и вокруг Истребителя скопилась целая куча, все пустые. Выглядело это так, будто он бился против стаи летучих мышей и теперь разлёгся на их трупах, отдыхая. Дуардин кивнул на висевшие на стенах щиты.

— О чём здесь говорится?

Они сидели кружком, прямо в сводчатом проходе — силуэты на фоне мерцающего дождя. Поток костей окутывал дуардина и компанию световой рябью, создавая ощущение, будто они были под водой. Температура упала, поэтому они разожгли костёр. Лхосия села с одной стороны Истребителя, Маленет — с другой. Трахос уселся напротив, склонив голову, наклонившись к огню, его лицо по-прежнему скрывалось за шлемом.

— Щитовые стихи? — переспросила Лхосия. Её слова звучали несколько невнятно. Поупиравшись некоторое время, она, в конце концов, согласилась выпить немного вина. Лхосия утверждала, что прежде не пила, но, в конечном итоге её горе требовало чем-то смягчить его. — На них записаны деяния Непогребённых. Когда умирает предок, мы высекаем его историю на щите и вешаем этот щит на стене разделительной камеры. Так все, кто придёт в поисках их мудрости, будет знать, как они жили и как умерли.

Готрек оскалился в мрачной усмешке.

— Погребальные стихи. У нас были такие, в том месте, откуда я родом, — он схватил ещё один бурдюк с вином, выдернул пробку и, сделав долгий глоток, уставился на огонь.

— Откуда ты? — спросила Лхосия. Маленет отметила, что девушка старалась поддерживать разговор на отвлечённые темы, подальше от себя и своей потери, как будто бы не желая разделять своё горе с незнакомцами.

Готрек проигнорировал её, зачарованный пляской огня.

Лхосия посмотрела на Маленет.

— Его мир сгинул, — ответила альвийка. — Он утверждает, что его уничтожили. Где-то за пределами Смертных владений. Хотя больше он об этом ничего не скажет, — она усмехнулась. — О своих предках он говорит с той же охотой, что и ты о своих.

— Ты всё равно никогда не поймёшь, — проворчал Готрек. — Вы, вероломные эльфы, не имеете ни малейшего представления о традициях или истории, — он махнул в сторону щитов на стенах. — Тебя не заботят старшие твоего рода, не говоря уже о предках. Всё, что тебя волнует — это ты сама.

Маленет пожала плечами.

— Ну, кого-то же должно.

— Мой народ уважал своё прошлое и чтил предков, — продолжил Готрек, сочувственно глядя на Лхосию. — Как и ты. Мы высекали деяния на клятвенных камнях и… — он умолк, а затем тряхнул головой, словно неожиданно выходя из себя. — Какое это имеет значение? Они все сгинули. Всё погибло, и, благодаря предательству богов, я ничего не сделал, чтобы помочь им.

Лхосия по-прежнему держала кокон в руках. Теперь там не было ни света, ни хоть какого-либо признака находившейся внутри фигуры. Сейчас кокон больше походил на камень, покрытый пылью и обёрнутый бледной тканью. Маленет заметила, что жрица снова считает, молча повторяя про себя какие-то цифры. Затем она нахмурилась и посмотрела на Готрека.

— Почему ты не помог своему народу?

— Гримнир сказал мне, что я его наследник. Он обманул меня в Царстве Хаоса, пообещав мне долгожданную погибель, Он сказал, что это будет самая великая гибель, когда-либо обретённая истребителем. Ложь, от начала и до конца.

Готрек вскочил на ноги, пошатываясь в опасной близости от арки. Осколки костей врезались в землю в каких-то нескольких дюймах от Истребителя, пока тот разговаривал с тьмой.

— И пока я томился в этих убогих преисподних, забыв про всё и про всех, кого знал, они все погибли, — его голос стал хриплым. — Если бы я остался сражаться, то нашёл бы способ их спасти. Но боги обманули меня. Всех убили, а меня оставили в живых. Я поклялся умереть — а в итоге всех пережил! Что может быть более жестоким?

Это было больше всего, что прежде слышала Маленет от Готрека о его прошлом за всё время, что они путешествовали вместе. Больше, чем слышала от него в ответ на любой вопрос с её стороны. Обычно он просто ругался, бурчал или смеялся. Вино повлияло на него не так, как эль, который он пил обычно. Он по-прежнему был угрюмым и едким, но больше склонен к разговорам.

— Что ты видел там? — спросила она, стараясь не выглядеть слишком заинтересованной, боясь спугнуть момент откровенности скупого на оную дуардина.

Даже Трахос прекратил бормотать себе под нос и поднял голову, посмотрев на Готрека.

Готрек вернулся к огню и шумно шлёпнулся на землю, всхрапнув, после чего ещё разок приложился к бурдюку.

— Твари без имён. Твари, для которых нет слов. Цитадели звука. Песни крови. Океаны ненависти. Вы бы не поняли, даже если бы я смог рассказать вам. Я не мог их понять, даже глядя на них. Долгое время я верил лжи. Верил в обещанную мне великую погибель. Биться с демоническими ордами до конца вечности. Пока либо не умрут они, либо не погибну я. Но там ничего не умирает. Не окончательно. Я убивал и умирал несчётное количество раз. Боги смеялись надо мной, — его слова наполнились горечью. — А затем забыли про меня, — он схватил охваченную огнём палку и врезал ей по земле, пламя сверкнуло в его единственном глазу, тлеющие угольки порхали вокруг его изрытого шрамами и временем лица. — Больше они меня не забудут.

Он выпил ещё немного и замолчал. Его прежнее настроение угасло. Маленет собиралась расспросить Лхосию о её народе, когда Трахос сделал то, чего не делал никогда. Он расстегнул застёжки и снял шлем. Уплотнения были помяты и покрыты грязью, они издавали странный шипящий звук, когда он расцеплял их.

Даже Готрек удивлённо поднял взгляд, когда грозорождённый вечный открыл своё лицо. Его волосы были длинными, белыми и заплетены в толстые косы. Освободившись от шлема, они упали на металл его кирасы, словно верёвки, создавая впечатление пожилого шамана. Его кожа была цвета полированного тика, а лицо, должно быть, когда-то было красивым, жестокой, львиной красотой. Когда-то. Теперь же каждый дюйм был покрыт шрамами. Это были не борозды от ожогов, покрывавшие левую сторону лица Готрека, а глубокие, неровные порезы. Один из них шёл прямо от челюсти ко лбу, заставляя его постоянно хмуриться. Он настороженно посмотрел на них, как если бы сняв шлем, оказался перед ними обнажённым.