От имени государства - Роджер Пирс

— Зачем, зачем ты убил его? Ты такой же проклятый ханжа, как и все остальные! А я так хотела, чтобы ты был не такой, как все! — рыдала она, уткнувшись ему в грудь.

Очутившись в безопасности, в римской квартире матери, Габи больше трех недель не отвечала на его звонки. Во вторник, 26 июля, через пять дней после того, как застрелили Жуана Карлоса де Менезеса, она, наконец, подошла к телефону, но только для того, чтобы обвинить его. Он не сумел предотвратить убийство невинного человека.

Почти два года Габи отказывалась ночевать у него, хотя Керр всегда на всякий случай прибирал в гостевой спальне — вдруг приедет. В последнее время она иногда ночевала у него, но отец и дочь вели себя настороженно. Они разговаривали холодно, как супруги, которые не расходятся ради детей. Время от времени Габи, выпив бокал вина, оттаивала и принималась пылко спорить с ним. Она уверяла, что во всем мире большинство подавляет меньшинство. Керр соглашался с дочерью — не только потому, что хотел ее задобрить, но и потому, что искренне верил в ее правоту.

Потом что-то в ней надломилось. За последние два года она как-то очерствела. Керр знал, что дочь стала активисткой в паре политических группировок, которые выступали за мир на Ближнем Востоке, но говорить с ним на такие темы Габи упорно отказывалась.

Донна, личный помощник Уэзеролл, тоже прислала ему письмо по электронной почте. Она весь день пыталась с ним связаться. Донна предупреждала, что по его душу приходили «тихушники». И Билл Ритчи волновался за его группу. Керр позвонил Фарго и Мелани. Оба наотрез отказались ехать в больницу и настояли на том, что на следующий день выйдут на работу.

— Чувствую себя паршиво; мне нужно чем-то себя занять, — сказала Мелани, совершенно не сонная и энергичная. Она как будто забыла о том, что еще сегодня была жертвой похищения.

Вдруг Керр почувствовал, что больше не может. Десять часов без перерыва он провел в состоянии повышенной боевой готовности: дрался, мчался по улицам, защищал своих и ожесточенно спорил с начальством. Керр старался держать себя в форме и по вечерам бегал трусцой по улицам своего квартала, но сейчас мышцы ныли после драки с похитителями Мелани, а сердце болело от ужасного сознания потери.

Вспомнив, как повела себя Уэзеролл, он, кроме того, осознал, насколько шатко и уязвимо его положение. Он позвонил Ритчи; тот подошел не сразу. Услышав скованный голос Билла, Керр догадался, что тот, вероятно, занят тысячей дел одновременно. Он рассказал о том, как они съездили к вдове Галлахера, и заверил, что с Фарго, Мелани и Джастином все в порядке.

— Представляю, как тебя сейчас рвут на части, — добавил он, изображая беззаботность.

— Пусть запишут свои показания. Убедись, что они совпадают, — парировал Ритчи, — и твои, кстати, тоже.

— Я еду на работу.

— Нет. На сегодня с тебя достаточно. Мой телефон скоро расплавится — мне все время звонят из Хакни.

— Так вот почему ты так злишься!

— Ринувшись спасать Мелани, ты подверг ваши жизни ненужному риску!

— Если бы я ее не освободил, она, возможно, до сих пор сидела бы у террористов. Или умерла.

— Джон, я больше не могу с тобой разговаривать. Посмотри телевизор. Напейся, ложись спать пораньше… делай что хочешь.

— Мы должны сегодня встретиться и все обсудить. Я имею в виду ту хрень, которую несла наша начальница.

— Завтра обсудим.

— При Лоре Миллс ничего подобного не было.

— Миллс не имела дела с клиентами вроде Джибрила.

— Я правильно сделал, что не подчинился ее приказу. Джибрил мог привести нас к подпольной лаборатории! Ты все прекрасно понимаешь, Билл. Ты ведь говорил Уэзеролл практически то же самое!

— Джон… Прекрати.

— Мы могли бы довести его до самой квартиры и спокойно взять всех, не потеряв никого из наших. Из-за того, что случилось, мне по-настоящему плохо. А тебе, Билл? Правда рано или поздно выплывет на поверхность.

Керр продолжал давить, но чем дольше он настаивал, тем больше ожесточался Ритчи.

— Поживем — увидим. — Вот и все, что удалось выжать из него Керру.

Когда Ритчи наконец бросил трубку, Керр заварил черный кофе и сделал себе омлет с ветчиной и сыром, любимое дежурное блюдо еще с холостяцких времен. Потом он оделся и поехал на работу.

Глава 12

Четверг, 13 сентября, 18.45, Найтсбридж

Голос, при звуках которого сотни людей дрожали от ужаса, был низким и бархатистым. Его обладатель, улыбаясь и прищурив глаза, выдвинул свое требование с таким видом, будто оказывал своей собеседнице большую любезность.

— Как, еще одна виза в обход обычных процедур? — переспросила она. — Нет, Гарольд, ничего не получится. Ты и сам понимаешь, что я больше не могу этого сделать. Слишком рискованно.

Обладатель бархатистого голоса стряхнул нитку с лацкана пиджака.

— Милая моя, это не просьба. Всем нам приходится делать то, что нам не нравится.

Он говорил звучно и неторопливо, со вкусом подбирая слова. Его уверенные интонации выдавали человека, привыкшего наслаждаться жизнью на вершине социальной пирамиды. Он совсем не рисовался. Когда Гарольд что-то приказывал, его собеседники понимали: сопротивление бесполезно. Стоило взглянуть ему в глаза, и все понимали: за ними лежит нечто тверже гранита. Оба были одеты безупречно: он в темном костюме, она — в черном коктейльном платье с низким вырезом. Подол высоко задирался, когда она закидывала ногу на ногу. Они сидели в одинаковых коричневых кожаных креслах в отдельном кабинете рядом с прихожей роскошного найтсбриджского особняка и ждали, когда придут другие гости Гарольда. Пока в доме царила тишина, лишь тикали старинные дорожные часы на каминной полке. На подлокотниках их кресел, на стеклянных полосках, были насыпаны дорожки высококачественного кокаина.

— Ты же обещал, что после Джибрила меня оставят в покое!

— Это последнее задание… на некоторое время. Дорогая моя, речь идет всего об одной студенческой визе!

— Кто он?

— «Спящий». Он уедет на север и заляжет на дно. И будет спать до тех пор, пока не придет время его разбудить. — Он протянул ей полоску бумаги. — Как бы там ни было, наши турецкие хозяева приказывают, а мы им подчиняемся.

Женщина, приближавшаяся к пятидесятилетнему юбилею, была заместителем министра внутренних дел. По возрасту она была лет на десять, а то и больше, моложе Гарольда. Крепкая, короткопалая, со стрижкой боб, она ухитрялась смягчать свой суровый взгляд, когда выступала по телевидению. В Найтсбридж она приехала прямо с работы в темном деловом костюме и переоделась в одной из спален. После приема ей придется вернуться в министерство; необходимо как-то урегулировать кризис после терактов. И эта женщина, занимавшая высокий пост и добившаяся успеха в жизни, не отодвинулась, когда Гарольд наклонился к ней и фамильярно сунул полоску бумаги в вырез ее платья.

— Ему велели посетить наше посольство в Исламабаде в следующий вторник, в десять часов утра по местному времени.

Женщина переложила бумагу в потайной кармашек на молнии в своей сумке.

— Слишком мало времени. Поднимется тревога.

— Он вылетит ночным рейсом в воскресенье; прибудет в Хитроу. Через Дубай.

— Гарольд, я не могу.

— Милая моя, ни у кого из нас нет выбора, так что тебе придется что-нибудь придумать.

Загрохотали отодвигаемые засовы; турки-помощники открывали парадную дверь. Гарольд машинально посмотрел на часы: без двенадцати семь. Он всегда был пунктуальным хозяином.

— Вы, политики, обожаете что-нибудь придумывать… Стараетесь ради своих нянь и любовников, верно? Особенно когда вам кажется, что вы можете выйти сухими из воды!

Большие напольные часы в холле, которые спешили ровно на десять минут, пробили час; мужчина и женщина воспользовались минутами ожидания и принялись втягивать кокаин через свернутые в трубочку банкноты.

— Ты ведь знаешь, все можно очень легко отследить!

— Расслабься. Вспомни о муже и детях. О том, что для тебя по-настоящему важно.

Из холла послышался смех; явились первые гости — ранние пташки.

— На листке, который я тебе дал, есть еще одна фамилия. Это государственный служащий, который позвонит тебе по прямому номеру по совершенно другому делу.

— И тогда мы получим девочку? Таковы условия, да? — спросила женщина.

Гарольд встал, зашел ей за спину и заглянул в вырез платья.

— Нашу английскую розу привезут в субботу. И ты, милая моя, сможешь расслабиться… А сейчас нам пора. Некоторые гости уже пришли, — негромко проговорил он, водя кончиками пальцев по ее шее и подбородку, отчего волосы у нее на затылке встали дыбом.

Выгнув шею, она заглянула ему в глаза и раздвинула ноги; платье задралось еще выше, открыв кружевные чулки и пухлую белую плоть над ними.