Явление хозяев - Наталья Резанова

– Это интересно, – сказал Апиола. – И доказывает, что вера в переселение души распространена шире, чем мы предполагали. Хотя бы и в такой грубой форме. Я слышал, в Хинде из этого учения сделали весьма сложную систему, но, по правде говоря, у меня не достало желания вникать в подробности.

– Вот это редкий случай, когда я полностью согласен с нашим благороднейшим Апиолой. В последние десятилетия мы, вместо того, чтобы искоренять варварское влияние в искусстве, начинаем всячески им увлекаться. Тут недалеко до того, чтоб настолько одичать и потерять представление о правильном и соразмерном, чтоб штаны нацепить и расхаживать, не стесняясь своих сограждан.

– Что ж, Вириат рассказывает, что и в северной Алауде, и в Лоэрге большинство наших доблестных воинов уже щеголяют в штанах, причем постоянно – при тамошнем мерзком климате иначе никак невозможно.

– А я что говорил!

Петина рассмеялась.

– Вышние боги, до чего вы доспорились, друзья мои! От эпических строф до штанов, вот уж поистине, падение в нижние сферы. Похоже, настала пора вольных мужских разговоров, и мое общество будет вас только стеснять. Не сочтите меня неучтивой хозяйкой, но лучше мне оставить вас и удалиться спать. А вы, гости мои, продолжайте наслаждаться ужином.

Легкость, с которой это было произнесено, не могла обмануть Сальвидиена. Он помнил, что сказала ему Петина на дороге. И с какой бы целью она не собиралась пригласить его к себе в покои, заставлять ее ждать действительно было бы пределом неучтивости. Поэтому, вскоре после того, как Петина в сопровождении Гедды и Ликорис покинула трапезную, он сослался на то, что свежий горный воздух нагоняет на него сонливость, и также ушел. Можно было ожидать язвительных комментариев Феникса, но поэт не словно бы не заметил ухода Сальвидиена. Судя по всему, Феникса мучала неразрешимая дилемма: что лучше – удрать на задний двор, где веселье должно было длиться до утра, или продолжить общение с Дорион и Кидной, которые, по уходе госпожи и затухании беседы вновь дружно завели какую-то приторную мелодию.

Вернувшись к себе, Сальвидиен и не подумал ложиться спать (да вовсе и не хотел, если сказать по правде). И был прав. В дверь поскреблись, а затем на пороге появилась Ликорис, и, скромно опустив глаза, сообщила, что госпожа ждет его у себя. Сальвидиен был к этому готов, но все же чуть промедлил. Он все еще не определил, для чего Петина приглашает его к себе. Это женщина бывала и доброй, и язвительно жестокой, а любовь к самым разнообразным жизненным наслаждениям вполне уживалась в ней с деловитостью, достойной добродетельной хозяйственной матроны. В любом случае Сальвидиену не хотелось бы выглядеть самонадеянным. Пока что это ему не пристало. Поэтому он прихватил с собой стилос и дощечки для письма. Даже если Петина позвала его по причине, которая привела бы в негодование Розанчика, лучше пусть все выглядит, как деловой визит юриста к своей патронессе. После этого он двинулся за Ликорис. По пути он заметил, что, хотя таргитанка не виляет бедрами так старательно, как Салампсо, да у нее и бедер почти нет, ее черные косы, бьющиеся по спине, пожалуй, делают походку Ликорис еще зазывнее, а почему так – знают лишь бессмертные боги.

Петина сидела на ложе и читала. Она не переодевалась, только скинула туфли и подобрала ноги, укутав их покрывалом.

Убранство комнаты было выдержано скорее в местном стиле, чем в имперском. Завесы, протянутые между колоннами, не позволяли определить истинные размеры помещения. Пол украшал пестрый пушистый ковер замечательной артабанской работы. Ложе, отделанное черепаховой костью, было покрыто пурпурным покрывалом, поверх которого в изящном беспорядке разбросаны пуховые подушки. Такие же подушки, только размерами поменьше, лежали на кресле, придвинутому к порфировому столику. В божнице у стены красовалась мраморная статуя Кифереи Многомилостивой. Обнаженная богиня, откинув назад голову в фиалковом венке, обеими руками поддерживала груди. Лампион, освещающий статую, был заправлен ароматическим маслом, но не банальным розовым, а каким-то более пряным.

Отложив свиток, Петига приветливо кивнула адвокату и пригласила его сесть.

– Обойдемся без предисловий, друг мой. Час уже поздний, и не будем терять время зря… Я хотела бы, чтобы ты помог мне выполнить одну необходимую юридическую формальность…

Всего-то? Сальвидиен вынужден был признаться себе, что разочарован… Должно быть, это чувство отразилось на его лице, но Петина истолковала причину превратно.

– Не бойся! Дело будет не таким и сложным, как тяжба с Евтидемом. Речь идет о составлении одного документа.

– Какого, госпожа моя?

– Завещания. – И после паузы добавила. – Моего завещания.

Сальвидиен нахмурился.

– Не самая лучшая шутка ночной порой.

– Я вовсе не шучу, друг Сальвидиен.

– Но что подвигло тебя к этому? Ведь ты еще в цветущих летах, здорова и вполне благополучна. Или я ошибаюсь?

– Хвала богам, ты не ошибаешься. И я собираюсь прожить еще лет двадцать, по крайней мере. Но недавние события заставили меня призадуматься. Судьба моя сложилась так, что супруг мой не подарил мне детей, и близких родственников ни у него, ни у меня не имеется. Кому достанется все, чем я владею, в случае моей смерти? Ты знаешь, что при отсутствии прямых наследников имущество переходит в собственность города. Что же из этого воспоследует? Оно выставляется на открытые торги, и купить его может кто угодно. Хоть тот же Евтидем.

– Благте боги! Неужели ты в состоянии представить, что эта мерзкая развалина тебя переживет?

– А почему нет? Подобные людишки живут долго. Он вполне способен протянуть до сотни лет – просто назло мне. А потом купить все мои владения, и исходя сладострастной слюной, похваляться, будто, несмотря ни на что, он все же завладел Гортинами. Нет, мой Сальвидиен. Я не желаю этого допустить. Мне и в Полях Блаженных не будет покоя, если он положит лапу на мое имущество. Но как этого избежать? Да, разумеется, можно поискать дальних родственников Петина, они, возможно, все еще живут в Столице, но вряд ли они захотят приехать сюда, а удаленность провинции не даст им возможности воспользоваться доходами с имения. Следовательно, они захотят его продать. Последствия – те же, что я перечислила раньше. В метрополии, как ты знаешь, бездетные состоятельные люди нередко составляют завещание в пользу императора – да продлят бессмертные боги его дни! Здесь же, в Арете, отошедшее в казну имение, скорее всего будет продано… и так далее. Замкнутый круг.

– Есть еще одна возможность, о которой ты не упомянула, – медленно произнес Сальвидиен.

– Если я о ней не упомянула, это не значит, что я о ней позабыла. Да, бывают случаи, когда выморочное имущество переходит вольноотпущенникам. Но видишь ли, есть граница между великодушием и глупостью. Те слащавые философы, что вещают, будто рабы – наши братья и добрые друзья, обычно владеют сотнями рабов, но вовсе не помышляют отпустить их на свободу, не говоря уж о том, чтобы поделиться с ними своим добром. Я же прямо говорю – при всей моей привязанности к Гедде, или, скажем, Фрасиллу, я вовсе не горю желанием, чтоб они распоряжались моими виллами, садами и пашнями.

– Причем тут Гедда и Фрасил? Разве ты уже отпустила их?

– Я собираюсь отпустить их… и еще нескольких, их имена я назову, они должны быть упомянуты в завещании. Но не собираюсь уподобляться новым богачам, которые нередко по завещанию отпускают вех своих рабов, пополняя и без того бесчисленные толпы нищих и бродяг, наводняющих дороги Империи.

Я намерена освободить нескольких слуг, состарившихся при моем хозяйстве, или каким-либо образом доказавшим свою верность. И, разумеется, после того, как они обретут свободу, они не будут выставлены за дверь, а смогут остаться в доме. Но я должна быть уверена, что мой наследник позаботится о них.

– Судьбу Гедды ты могла бы устроить иным образом, – слова выскользнули, их не воротишь, но Сальвидиен непроизвольно огляделся, пытаясь определить, здесь ли Гедда. Не прячется ли она за одной из этих многочисленных занавесей? Но ее не было, только Ликорис тихонько сидела на ковре у колонны. О ее присутствии почему-то легко забывалось. А вот Гедда, даже если она молчала, поневоле заставляла о себе помнить. Как и ее псы. Да, псы… Видимо, ее, как и вчера, отправили ночевать к собакам. – Я слышал, на нее есть спрос.

– Знаю, что ты слышал! – голос Петины, и без того высокий, на миг возвысился так, что показался почти визгливым. – Не думаешь ли ты, что я воспитывала эту девушку и учила ее, чтоб сделать ее игрушкой богатого развратника? Может, ты сразу посоветуешь продать ее в лупанар? Пока я жива, она будет под моей защитой. А став свободной, сама решит, где и с кем ей жить.

Сальвидиена удивила эта вспышка. И не менее того – слова, в которых она нашла выражение. Вириата вряд ли можно было назвать богатым, да и развратником Сальвидиен его не счел бы… хотя Петина его лучше знает… Или это ревность? Но к кому именно? Или, скорее, Петина, как всякая женщина, оскорблена уже единственно тем, что в ее доме посмели обратить внимание на кого-то еще? Пожалуй, следует это учесть. Но сейчас лучше вернуться к главной теме.