Запах напалма по утрам (сборник) - Сергей Арутюнов

– Тридцать пять! Тридцать шесть!

Саркис сдался на тридцать седьмом, чуть не упав вперед. К нему шла румяная девица. Оказалось, она вручала призы. Взяв у нее что-то легкое, он стоял на помосте. Она понеслась к его бушлату, села на корточки. Он смотрел. Кинулась к нему. Одела и принялась застегивать. Он дрожал.

– Ничего… – шептала она. – Ничего, ну ее, не надо, вы же такой, такой…

Встреча в Кремле

Президент вбежал в Георгиевский зал мгновенно и, избегая рукопожатий, прошел во главу длинного, как столовский транспортер, полированного стола. С гобеленов надменно взирали святые князья с бородатой хитрецой в породистых щеках.

Олимпионики вздохнули и уставились на бледные президентские пальцы, постукивающие по отсвечивающей поверхности.

– А я ведь предупреждал, да, Света? – Президент с легким нажимом кивнул Холкиной. – Предупреждал.

Повисло молчание. Президент полуобернулся, помощник выложил на стол финальный лист.

– «Афины-2044…» – прочел Президент. – Смотрим: прыжки с мячом, шестьдесят седьмое место. После Габона.

Поднялся долговязый парень, оглаживающий карманы пиджака. Президент досадливо скользнул по нему неузнавающим взглядом и спросил вполоборота:

– У вас дело в чем? Честно.

Парень помялся, развел несуразно длинными кистями и забубнил:

– Ну, мы что, мы путем: замены, отборочные, Пал Викеньич задолжал за аренду, суточные не выдают, сортир заперт, воды и то не допросишься. Да всегда одно и то же: друг друга валим, а спать по четыре часа, визы в последний день, на чемоданах ночуем, ничего не ясно, ну, так и получается, как закладывали…

– Спасибо, – перебил Президент. Парень осекся и упал на стул. Вбежавшие слуги споро унесли его за неряшливо облитые золотом двери. – Дальше смотрим: конное плавание, двадцать второе место…

С места вскочила молодая доярочного вида активистка.

– Четкое выполнение всех нормативов, командная поступь, взаимовыручка! Обязательства перед пославшим нас народом, святых, можно сказать, рубежей отвага, неукоснительное соблюдение режима… спать, спать, суки, отбой уже! – завизжала она. – Какой те рупь, падла, какой рупь, валюууты?! – набрала она воздуха в богатырские груди. Продолжила после паузы, хриплым дискантом непохмелившегося снабженца. – Твари вы все, не щадите никого, вам по-русски объясняют, а вы лезете, кто объясниловку будет писать, Терпищев, Ямкушев вам будет? Засранцы, да, ни стыда ни совести, после одиннадцати марш по номерам, и чтоб ни души мне здесь! За связь с иностранками будете отвечать лично! Из-под забора ж тянули, попомните…

Охранники вбежали и уволокли ее за портьеру, послышались звучные шлепки, напоминающие обуздание только что пойманного дюжего сома.

Президент устало поморщился и улыбнулся:

– Ну, а метание-то, а? Как же?

Олимпионики сунулись вперед. Метаний было восемь видов – холодильника, паяльника, чайника и греческой вазы. Мужское и женское. Избранный народом наклонился к сборной:

– Плачу я вам мало, да? Честно.

Президент трагически скривил рот. Начиналось самое ужасное. Седоватый лев с пробритым затылком a la Yashin храбро одернул френч, надетый на застиранную олимпийку.

– Докладываю, – фанфарно возгласил он. – На протяжении подготовки к играм Госкомспорт создал тяжелейшие условия. Оргкомитет неоднократно писал жалобы на действия товарищей Зазнобяна, Трилькентраулера, Круппенбаева и Щеколдуна. Однако…

Вбежавшие на согнутых ногах сотрудники внутренней службы заклеили тренеру рот скотчем и, подбив артритные культи, сунули в мешок, отвратительно вонявший запекшейся венозной кровью. По паркету забухало и неритмично и глухо застучало. Президент оглянулся на молодцевато захлопнувшуюся дверь и неторопливо встал.

– Предупреждал же, Свет, да? – сказал он, медленно и жутко идя вдоль опущенных, безвкусно примодненных стрижек. – Предупреждал. Обещали. Ждал. Ведь совсем урою, а? – улыбнулся он широко и бесцветно. – Ур-р-рою. Каждого.

Он подошел к Холкиной и, как бы резвяся и играя, по-отечески сдавил ей шею. Гимнастка растянула рот, зрачки ее съехались к переносице и застыли.

– Башлял же вам, а вы? Формы – завались, французы шили, чего еще, а? Чего нет? Кто запрос составлял? – вскинулся глава страны. – Вот же, твари, во-о-от. Кеды выписали, на оптовом рынке брали, Костик ездил, на стрельбу весь фонд израсходовали, спецов послали, колибри глаз выбьют, прикрыли, замазали, а вы? Лапотки вы чиненые, полторасты вы штопаные, фитильки купленые! – кричал невысокий человек в прекрасно сшитом костюме. – О! Читаю: валенки… а, это не то… Вот! Сумки с символикой – сорок четыре штуки, проигрыватель отечественный – один, флаги – девять, гербовые значки – шестьсот тридцать восемь, так вас и не так, лицензионные, по договору! Безлимитное распространение, дистрибуция, раззалупь вашу занозу через турник и в бассейн! Болельщики – двести девяносто голов, проверенные кадры, члены семей, следование расконвоированное, на довольствии Управления делами. База – охрененнейшая! Вы охренели, что ли, совсем? На кого работаете, хорьки? Выдал кто? Ты? Сдал нас – кто? Ты – говори – ты? – ткнул он в заваливающуюся набок повариху. – Ты? – Вызывающе краснокостюмная «командный доктор» из гостиничной обслуги резво полезла под стол. – Статью повешу, сгною, на холерные прииски, в говняные рудники закатаю ж, эх! Себя не щадите – страну пожалейте! Предупреждал же, советовал, спрашивал, наставлял, помогал!!! – Президент взвыл, закачался на каблуках, махнул белым платком с монограммой и скрылся посреди изукрашенного зала в прозвучавшей, как пощечина, фосфорной вспышке.

Спортсмены глубоко вздохнули и затряслись, увидев палачей, вбегающих к ним из распахнутого золотого жерла, с веревками, крючьями, плетями, дыбами… и упали в обморок. Пол тут же провалился, Кремль сложился внутрь, и только табло в уцелевшем для экскурсий коридоре упрямо мигало: «Вперед, Россия!»

Красные соколы

Давным-давно жили в Советской стране два брата, два пилота, два сталинских сокола.

Не было им равных на целой Земле.

Раз услыхали они призыв Вождя и полетели узнать о задании.

Подъехала к аэродрому черная машина, и вышел из нее Вождь, и был он уставшим, только глаза светились неугасимо.

Улыбнулись Ему братья и пошли навстречу.

Обнял их Великий Сталин и сунул руку в карман и показал им ладони свои.

Лежали на них Красные Зерна.

Сказал Вождь: «Летите по всей Земле. Бросьте эти Зерна в землю, ибо кровью всех советских людей напитались они. Услышит нас мир и пойдет рука об руку с нами, как брат и друг. Не исполните – погибнет Революция. Помните – лучше погибнуть, чем Зерна эти врагам отдать».

Так сказал он, обнял их на прощание и помахал рукою.

В глубокой тайне построили братьям два самолета. Ни враг, ни друг не знал, кто сделал этих быстрокрылых птиц, стометровых, стальных, по восемь винтомоторов на каждом крыле, с острыми носами, тяжелыми клювами. Днем и ночью светились на крыльях алые звезды Советской страны.

Видели братьев крестьяне и махали вслед. Знали, что опасное задание им предстоит. Видели их рабочие и отрывались от работы, и скулы их ходили как поршни под худыми щеками. Знали они, что летят братья далеко.

Поплыл под красными крыльями Китай.

И сказал первый брат второму: «Много горючего у нас в баках, есть и пулеметы, и пушки, но сможем ли облететь вокруг всей Земли, не ошиблись ли наши инженеры?»

И сказал брат второй: «Не тревожься. Есть у нас вера, есть любовь, есть у нас Красные Звезды Отчизны, и облетим мы не только Землю, но всю Вселенную».

Грохотали винты, и поднял белогвардеец ружье, но, испугавшись гула могучего, не выстрелил. И заорал на солдата белый генерал, и поднял маузер, но пуля только чиркнула по обшивке и, сплющенная, упала на голые поля.

Взял первый брат Зерно и бросил грядущим людям с узкими глазами и широкими сердцами. И сохранили они его…

А уж под крыльями Индия наступила. И поднимали люди глаза, и узнавали в братьях своих братьев. Молились им и тощие индусы, и сикхи в черных чалмах, и мусульманские муллы кричали вслед огромным птицам, и выбегали английские солдаты в королевских мундирах и молча слушали свист винтов.

Бросил второй брат второе Зерно, и упало оно в джунгли. Поднялась оттуда стая хищных стервятников и бросилась наперерез. Телами своими хотели остановить полет.

Задымился первый брат, погнулись лопасти винтов его стальной птицы, и сжал он рычаги крепче прежнего.

Подлетел второй брат сверху и вылил в пожар фляжку ключевой воды. И залила вода пожар, и ринулись они дальше через океан, где редкие корабли везут негритянцев в далекие рабские страны, и поют они по дороге, полной смерти и разора, свои невеселые песни.

Бросил первый брат Зерно и им, и поняли они, что свобода настанет, и сохранили его в руках горячих, и кровью своей питали долгие ночи, чтобы проросло оно на чуждых берегах.