Газета Завтра 208 (47 1997) - Газета Завтра

3. Становление здоровых и конструктивных церковно-государственных отношений. Главным препятствием на этом пути в последние годы являлся откровенно прозападный, либерально-демократический, русофобский характер государственной власти. С таким режимом Русская Церковь, опирающаяся на двухтысячелетнюю традицию и управляемая на основе сочетания монархического (Патри-арх) и соборного принципов, при всем желании не может иметь общие идеалы и цели.

4. Становление здоровых и конструктивных отношений Церкви и общества. Этому сильно мешает безбрежный «плюрализм» мировоззрений и идеологий, пришедший на смену унылому однообразию «казарменного» социализма. Трагическая разобщенность современного русского самосознания, искусственно поддерживаемая к тому же мощным политическим кланом демократов и «малым народом», контролирующим СМИ, не может быть изжита в мгновение ока. Значит, необходимо научиться разговаривать со всеми уважительно, но честно и твердо это единственная возможность уверенно чувствовать себя в суете бесчисленных партий, группировок и общественных объединений.

5. Обретение Русской Православной Церковью достойного места на международной арене и в системе межцерковных отношений. Особая сложность этой задачи связана с тем, что бесспорным лидером в мировой политике сегодня является Запад, чьи идеалы и ценности откровенно враждебны важнейшим христианским заповедям и святыням. Именно под давлением западного либерализма и масонского мондиализма в православном мире прогрессирует экуменическая сверхересь и религиозный модернизм, все больший размах приобретают отступления от вероучения и традиционной богослужебной практики в ряде Поместных Церквей…

В решении всех перечисленных задач, безусловно, важнейшая роль принадлежит священноначалию и духовенству РПЦ, но было бы величайшим заблуждением полагать, что успех дела возможен без активного участия в нем соборного носителя веры народа церковного.

Правильное, взаимно уважительное и тщательно выверенное распределение ролей между иерархией и паствой, церковной властью и православной общественностью непременное условие духовного возрождения России.

ЦЕРКОВЬ И ДЕМОКРАТЫ

Церковные иерархи, досыта хлебнувшие лиха в эпоху господства «научного атеизма», не могли не приветствовать разрушение советского идеологического монстра. Это вполне устраивало демократов и до тех пор, пока в борьбе против «империи» СССР можно было разыгрывать православную карту, длился «медовый месяц» реформаторов и церковного руководства. Однако, как только обнаружилось, что Церковь не станет приветствовать развал тысячелетней российской государственности, унижение нашего национального достоинства и нравственную деградацию русского общества, взаимная любовь охладела. «Послушайте проповеди высших церковных иерархов, обиделись либералы, там каждое второе слово «патриотизм»; но где, когда, в каком месте Евангелия Христос говорит о патриотизме?» («Известия» за 4 июля 1995 года).

Настоящим «моментом истины» в отношениях Русской Церкви и демократического движения стала попытка Верховного Совета в 1993 году принять поправки к Закону о свободе вероисповеданий, ограничивающие засилье иностранных проповедников и сектантов. Патриарх поддержал инициативу парламента. И тогда на РПЦ и даже лично на Алексия II, до той поры нежно любимого либеральными борзописцами всех мастей, обрушился поток обвинений и насмешек, клеветы и кощунственных оскорблений.

«Утверждены драконовские меры против сектантов и неправославных проповедников, заголосили «плюралистические» кликуши. Резко сокращены права религиозных меньшинств, не желающих входить в какую-либо «традиционную» конфессию!.. Такие меры попирают свободу совести… Запахло средневековой инквизицией… Открыто прозвучали слова о том, что Московский Патриархат есть носитель государственной идеологии, а зарубежные проповедники суть идеологические диверсанты. Неужели правы те, кто говорил о грядущей клерикализации страны? О том, что новый большевизм будет дружить с религией, превращая ее в ярмо для народа?» («Московские Новости» N30, 1993).

«Что же думают православные иерархи, неистовствовала демократическая пресса, если запретить, прекратить миссионерство народ сразу же направится в родную русскую церковь?.. Никто не вправе узурпировать истину от имени Бога… Иисус все-таки в Верховный Совет за помощью не обращался» («Комсомольская правда», 11.08.1993). «Теперь остается ждать только законодательного запрещения русофобии, учреждения духовной цензуры, «возрождения славных русских боевых традиций»… Ставшая уже скандальной статья 15 нового закона запрещает деятельность в России религиозных предприятий со стопроцентным иностранным капиталом, требуя, чтобы контрольный пакет находился в русских руках» («Сегодня», 9.07.1993).

Пропагандистский шквал невиданной интенсивности разразился не только в России. «Критическое отношение к закону высказали представители официальных кругов и общественных организаций 114 государств, персонально Клинтон и Коль, удовлетворенно сообщала «Независимая газета». На Руси не было бы христианства, не принеси его иностранные миссионеры, а в сфере прав человека у русского православия просто нет опыта».

Вскоре (2 сентября 1993 года) по вопросу о том, как следует России понимать «свободу совести», высказался даже один из столпов мировой масонской закулисы Збигнев Бжезинский. «Сможет ли Россия стать нормальным европейским государством или снова поддастся искушению превратиться в транснациональную империю?» таков, на его взгляд, главный вопрос современности. «Русскому народу сейчас особенно важно не дать себя соблазнить, сказал он в интервью той же «Независимой газете». Опасность заключается в том, что на смену коммунизму может прийти некая форма традиционного православия, замешанная на шовинизме и выражающаяся в имперских рефлексах».

«Единственный способ избежать этого, учит Бжезинский, демократия… Но она требует самосовершенствования, изменения самих взглядов на то, что означает быть русским в современном постиндустриальном обществе…»

Продолжать цитирование можно бесконечно…

Закон был отклонен. Внешне отношения церковного священноначалия с верхушкой демократов остались вполне дружелюбными. Однако не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы оценить глубину искренности этого взаимного дружелюбия. «Демократ враг Церкви», за пять последних лет эта нехитрая истина глубоко запечатлелась в умах миллионов православных верующих.

Демократы в ответ зашумели об «опасности христианского фундаментализма в России», о том, что «он еще страшнее исламского фундаментализма». «Христиане вновь обнажили клыки», с потрясающей откровенностью подвел итог демократических переживаний религиозный обозреватель «Московских Новостей» Яков Кротов (МН N31,1995).

Но всех превзошла «Московская правда», переквалифицировавшаяся за годы перестройки из рупора «развитого социализма» в ярую поборницу демократии и прогресса. «По большому счету, заявил один из ее авторов, христианство, возникшее как религия маргиналов, религия быдла, на современном этапе развития общества начинает уже приносить больше вреда, чем пользы… У нас светское государство… Больше попов меня раздражают наши чинуши, допускающие до умов эту черную орду, это тупое поповское шакалье…»

В 1997 году, когда патриотическая оппозиция в Думе предприняла новую попытку скорректировать закон о свободе совести все повторилось вновь. Те же всхлипы демократических «правозащитников», те же кощунства «московских комсомольцев» и причитания либеральной прессы, те же попытки Запада вмешаться во внутренние дела России. Однако на этот раз новая редакция закона после длительных проволочек и президентского «вето» все же была принята. И это, как ни крути зримое свидетельство возросшего политического влияния Русской Православной Церкви.

ЦЕРКОВЬ И КОММУНИСТЫ

Крушение «мировой системы социализма» и идеологическое банкротство коммунистической идеологии многому научили лидеров КПРФ. Партия официально отказалась от «классовой борьбы» и обязательного атеизма. Более того, в поисках идейного обновления Зюганов сделал откровенную ставку на традиционные ценности русской духовности и державности.

«Судя по всему, забеспокоились русофобы, слово «коммунистическая» в названии партии остается лишь словом. На деле КПРФ заявляет о себе как о правом консервативном движении националистического толка… Она отвергает атеизм, стоит за широчайшее сотрудничество с Русской Православной Церковью, считает вероятным, что православие станет государственной религией новой России» («Московские Новости» N 34, 1994).

И действительно, коммунистическая печать постоянно обсуждает церковную тематику и делает это, как правило, с благожелательных позиций. Сам Зюганов в интервью «Православной Москве» в сентябре 1995 года заявил, что «нынешняя власть ничего не делает для того, чтобы защитить страну от заморских проповедников», на РПЦ «ведут страшное по своей силе наступление иноземные конфессии», а Кремль «не препятствует борьбе с Православной Церковью, на которую сейчас нападают с большей яростью, чем в свое время на КПСС»