Пояс неверности. Роман втроем - Наталья Апрелева

Этот чел совершенно неожиданно оказался рядом. Он нес чемоданчик и на ходу доставал из кармана пальто массивную трубку Nokia (я его сразу зауважал). Он озабоченно тыкал пальцем в кнопки и не глядел на меня. Пока я не оказался у него на пути. Пока я не решился шагнуть в сторону и не наступил ему на ногу. И не отскочил.

Он даже не выругался. Я тоже промолчал. Он поднял глаза (я был довольно высоким подростком).

«Ты чего», — спросил он совершенно спокойно.

«Я ничего», — сказал я.

«На съеме?» — спросил он негромко.

«Нет».

Он усмехнулся. Было ему около тридцати. Темные волосы он зачесал назад и собрал в косичку, как в тогдашнем фильме Pulp Fiction. Пальто он надел поверх рубашки. А еще на нем был галстук. Безупречно завязанный. По виду — очень дорогой.

И пахло от него дорогим спиртом.

Он снова взглянул на дисплей. Спрятал свою мобилу в карман. Черные глаза блеснули недоверчиво.

«Не на съеме, тогда погуляй», — посоветовал он.

«Не хочу».

Это прозвучало вполне по-детски. К тому же у меня сел голос. Толпа редела, сливаясь в метро, и никто даже не смотрел на нас. Наверно, только милиционер у стеклянных дверей окинул нас скучающим взором. И еще ты, мой встревоженный ангел-хранитель. Если бы ты мог, ты позвонил бы мне на мобилу, но у меня мобилы не было.

Зато мобила была у него. Вот она запиликала у него в кармане, и он, достав, приложил ее к уху. А сам не спускал глаз с меня, будто ждал, что я вырву дорогущую штуку и с нею убегу.

«Да, брат, — сказал он в трубку. — Доехал. Все цивильно. Не парься, один с ним разберусь».

Сложил свою трубку. А потом обратился ко мне — уже тише:

«Значит, не хочешь гулять. А чего ты хочешь, пацан?»

«Я хочу уехать», — ответил я честно.

«К маме? В Похвистнево?»

Клянусь, тогда я впервые услышал про это Похвистнево (ума не приложу, есть ли оно взаправду на карте). Мамы у меня не было по ряду причин, о которых мы сейчас вспоминать не станем, хорошо, мой ангел? А домой, как я уже говорил, меня не тянуло.

«Нет, — ответил я тогда. — Вообще отсюда. В Москву».

Он усмехнулся снова.

«А хули тебе там делать?» — спросил он.

«Не знаю… я всё могу».

Его смех был коротким и приглушенным, будто смеяться он давно разучился. А отсмеявшись, он зачем-то протянул руку и двумя пальцами ухватил меня за шею, сзади. И легонько сжал.

«Четкий пацанчик, — оценил он. — Пиваса купить тебе?»

Я кивнул. И ощутил секундное, но очень жгучее счастье.

«Я — Ромик, — представился он. — Зови меня так. Ромик… из Звенигорода. А ты у нас кто?»

И я назвал свое имя. Довольно необычное.

Он снова попытался рассмеяться, но вместо этого пошатнулся, сглотнул, будто подавился слюной, и я подумал: да он же бухой. Потому такой и веселый. Ромик из Звенигорода.

«Я понесу ваш чемодан?» — спросил я.

«Понесешь», — согласился он. И усмехнулся опять.

Я взялся за ручку, радостный. А еще я решил, что выпить с ним — это будет круто. Главное, чтобы его не стошнило в такси, — подумал я заботливо.

ж., 19 л.

Утром, милый молескинчик, еле заставила себя вообще встать с постели, мало того что дико тошнило, так еще и начал дергаться левый глаз и уголок рта, представляю, как мило я выглядела — захлебываясь слюной и с перекошенным лицом. Привычно набрала Любимого, привычно услышала байки о его супернедоступности, ах ты мой зайчик! Недоступен, маленький!

Со вчерашнего вечера у меня тусовала Ксюха, отсюда ближе до Склифа, где грудой переломанных костей лежит ее трейсер Ганс. Всю ночь она что-то там варила, гремела на кухне сковородками, не давала мне спать, то ей морковку, то рис, а какая у меня морковка с рисом, ерунда, конечно же. У меня блинчики «Дарья», пельмени «Дарья» и много-много чипсов. Но Ксюха только причитала, что Гансу нельзя ничего ядовитого, а когда я логично поинтересовалась, а почему, собственно, ведь он руки себе поломал, а не желудок, она просто дико рассвирепела.

Кстати, дорогой мой молескин, Ксюха просто пинками гонит меня в клинику насчет аборта. Она там советовалась с каким-то медицинским хреном, уж не знаю где и откопала-то его, может, в Склифе. Медицинский хрен сказал, что надо не выдумывать всякие там мини-аборты и еще хуже таблетированные, а верной испытанной дорогой топать на простецкий хирургический. Хорошая испытанная дорога, ничего не скажешь.

Я иногда думаю, что младенец — это прикольно, ручки-ножки и эти их офигенные пяточки, но абсолютное отсутствие Любимого мешает обсудить этот вопрос, довольно важный. Естественно, никаким родителям я ничего сообщать и не собираюсь, потому что нечего больно-то сообщать. Да и некому — какие родители? Смешно. Клиника, верная испытанная дорога.

В зеркале утром пришлось рассматривать зеленую уродину с тремя прыщами на лбу и двумя на подбородке, волосы сначала торчали, потом сивыми клубами завивались на расческе. Такими темпами я скоро облысею.

Сидела на кухне, уговаривала себя выпить чаю, про кофе и думать не хотелось, а просто так я не проснусь.

Еще повезло, что до офиса меня довезла Арина, чмоки-чмоки, заехала на своем автомобильчике, все время забываю правильное название, какой-то «Ауди» с двумя дверцами, спортивный типа вариант.

Да, дорогой молескин, не могу же я быть идеально осведомленной обо всем, вот насчет марок автомобилей я абсолютный нуль. Или ноль. Короче, приехала Арина, выглядела очень понтово в серебристой парке с подкладкой из норки и ярко-рыжих сапогах.

— Удивительно, — оживленно сказала она, рассматривая себя в моем тускловатом зеркальце, вообще-то, не мешало бы и помыть, если что, — удивительно, но мне совершенно не холодно, хотя, казалось бы, такой невысокий ворс…

И стала наглаживать себя по плечам, как бы восторгаясь невысоким ворсом, а я пробурчала, что с какого это перепугу ей должно быть холодно вообще, если она на воздухе проводит две минуты, когда идет к паркингу.

Арина рассмеялась, похлопала меня по руке каким-то фашистским жестом и велела поторапливаться, если я хочу тоже не проводить на воздухе более двух минут.

Усевшись в надушенный Аринин салон, я немедленно выудила из сумки телефон и принялась названивать Любимому, Любимый был вне зоны действия сети, как и всегда в последнее время.

Можно было посоветоваться с Ариной, кстати, она голова во всяких таких вопросах, недаром все ее любят, дарят автомобили, подкладки из норки и разное другое, но я почувствовала вдруг себя настолько усталой, что просто закрыла глаза и так и ехала. Чмоки-чмоки.

У входа в здание столкнулась с Барыней, она какими-то жуткими прыжками неслась от забубенного такси в форме старой «Волги» — странно, а где же Славка-водитель, подумала я и поздоровалась.

Барыня что-то рявкнула в ответ, на приветствие это было похоже мало:

— Рабочий день продолжается уже три часа!

Я ловко соврала, что еду от рекламодателя, расположенного рядом с домом:

— …чтобы оптимизировать трудозатраты, — потому что трудозатраты — любимое слово Барыни. Она на глазах смягчилась и милостиво разрешила мне зайти все-таки внутрь, всего-то пять минут простояли на диком морозе, всего-то пальцы рук свело в крабьи клешни, ерунда.

В офисном лифте я, переживая неловкую паузу, робко спросила:

— Вроде бы вы сегодня собирались поработать над договорами дома? — Потому что она действительно вчера всем об этом объявила раз сто.

— Неприятности с заказчиком, — холодно ответила Барыня и носовым платком вытерла чуть размазавшуюся тушь на нижнем веке.

Приехали, ё-мое, наконец-то, она гордо прошествовала к себе, отмахиваясь от удивленных приветствий, хлопнула дверь кабинета.

Еще через полминуты туда вбежали с выражением ужаса на лицах главный бухгалтер Равиля Тимуровна, ее заместительница Люсинда и начальник службы безопасности Владимир Иванович. Странная компания.

Я же рухнула на свой стул и стала мечтать о чем-то таком. Например, что сейчас мне кто-нибудь заварит чаю или погладит по голове и скажет про всебудетхорошояузнавал, или вот откроется дверь и войдет Любимый, кивком на ходу поправляя волосы, как он делает постоянно. И что-нибудь сократит. Скажет: эм эл де! Моя любимая девочка, типа.

— Ну, ты что такая скучная сегодня? — проорала мне в ухо Танька, рекламный менеджер.

— Я не скучная, — вяло ответила я и попросила ее плеснуть мне просто кипятку, что ли.

Танька проявила добрую волю и принесла целого чаю еще с какой-то плюшкой, в сахаре и с повидлом в середине. За это она уселась напротив и стала рассказывать про свои отношения с ветеринаром и газоэлектросварщиком.

Танька вообще необычная из девиц, после одиннадцатого класса она строевым шагом отправилась осваивать профессию «водитель троллейбуса с умением выполнять слесарные работы», каковую и получила. Неизвестно, то ли слесарные работы она выполняла неумело, то ли что, но карьера водителя троллейбуса у нее не задалась. Зато она познакомилась «на маршруте» с будущим мужем, замечательным пареньком Антошкой.