Сердце крысы - Лариса Миронова

Я, без всякого сомнения, выглядел в глазах моих коллег суперидиотом, но это не мешало мне лихо отпускать шуточки в связи и по поводу всезахлестывающей эмансипации и угрожающе стремительного отступления маскулян по всем фронтам.

Признаюсь, это было весьма гадко. Теперь уже я не обещал себе новой жизни. Природа вечна, мы – тленны. Всё прочее – самообман. Человек – червь. Бог – истина, абсолютная полнота Бытия.

Но абсолютным было и моё чувство к этой маленькой негодяйке, так основательно устроившейся в хрустальном храме моей души! Священное вместилище, где всеохватно обитало моё эго, теперь было захвачено самозванкой! Нет, я не приглашал её в хоромы!

И теперь я делал всё, чтобы не стать её рабом, раз уж не удалось сделаться её властелином. Но – третьего не дано! Ты или царь, или – раб.

Любовь – Бог. Бог – Истина. Истина – в Любви.

Круг замкнулся. О, Дьявол и десять маленьких собачек!

Меж тем в нашем лабе распочались странные делишки. А именно. Милев вдруг «взял власть», а Ирборша, надменная всезнайка, вовсю плясала под его дудку.

У крыс началась эпидемия пневмонии, и никому до этого не было дела. И вообще, всем на всё хотелось потихоньку наплевать.

Оказывается, пока я утопал в своей бурной личной жизни, минула целая эпоха! Вчерашние «рехнутые от науки» спокойно себе перевоплощались в менеджеров собственного преуспеха. Дружно плюнем на идею, плюнем и разотрем!

Всё искусно научились «делать вид»: что весело, когда грустно, что можно заслушаться, когда несут пуд ахинеии. И прочее, и прочее и даже все эсэтэра…

Мы вдруг сделались веселыми ребятами!

Но это я потом узнал, что смеются чаще от страха, чем от веселья. Это типичная реакция мозга олигофрена. Когда на голову человеку падает кирпич, он смеется. Так он скрывает свой страх – а вдруг бы этот кирпич упал на его собственную голову?

Когда приходят последние времена, люди начинают очень много смеяться…

Почему так много смеются дети? Из страха перед большим и незнакомым миром.

19

Да, это было воистину счастливейшее время в нашей стае! Пасюк, активно проводя новые законы, в короткий срок укрепил порядок в нашем обществе, авторитет его был так высок, что даже самые высокопоставленные крысы склоняли головы и сгибались пополам, чтобы не задеть шляпу его величества.

Он жил, как говорил, говорил, как думал, думал – как должно было думать.

И кто в такого бросит камень?

Но – не долго музыка играла, не вечно длился карнавал…

Расплодились подлые, бог знает, откуда и какими ветрами это семя к нам занесло? Во всей полноте они явили миру свою красу, когда Пасюк уже был не у дел. Эти канцелярские крысы все случаи мародерства в стае повесили на него. Пострадавшие им дружно подпевали, хотя отлично видели, чьё именно рыльце в пушку.

Историки и социологи констатировали феноменальное явление в жизни нашей стаи – установление пламенных, почти эротических отношений между вчерашними жертвами и нынешними палачами. Эти садомазохистские парочки теперь являлись повсюду – на них установилась негласная мода.

И тут Пасюком внезапно овладела хандра.

«Железная дверь в светлое будущее уже распахнулась», – констатировал он. – «Ну и что?» – спросил я, потому что дальнейший ход мысли Пасюка мне пока не был понятен. – «А то, что когда она захлопнется, такие вопросы станут излишни!»

С тех пор, как власть захватила Канцелярия, а из-за политического горизонта стали высовываться самые наглые и преподлючие в количествах невероятных, Пасюк завел привычку прикидываться.

И ни один психолог в мире не смог бы доказать, что это – не «всам-деле»!

К тому же, близилась осень, а по осени всегда катастрофически увеличивалось число спасителей Отечества, зарегистрированных на довольствии в Канцелярии. Возможно, когда-нибудь наши ученые докажут, что это как-то связано с отпусками, проводимыми за границей.

Уже один этот факт мог вогнать любого из нас в тяжелую хандру.

Когда у Пасюка начинался очередной приступ хандромании, он пускался в рассуждения о жизни Дикой Стаи. Эти старинные истории о жизни вольных пасюков канцелярия очень не любила. А ведь если разобраться – что в них было такого? Ничего, кроме!

И чем это могло навредить нам, сугубо лабораторным крысам? Что, сетки-клетки отменили?

Да ладно!

Я, грешник, тоже проявлял крамольный интерес к этим простым, полем пахнущим историям. Что-то в них было глубоко пасючье, а это не может не зацепить…

Вот что он рассказал нам на этот раз.

На дворе стояла такая тишина, что было слышно, как падает снег. Луна была в ту ночь ярка и назойлива, густой пушистый снег толстым одеялом лежал на соломенных крышах домов, весь двор был засыпан снегом, и даже замерзшая вода в корыте тоже была покрыта слоем снега…

Вдруг на снегу появилось маленькое темное пятнышко и торопливо покатилось от амбара к большому корыту.

Это был небольшой крысенок с очень забавной остренькой мордочкой, украшенной уже длинными, не по возрасту, усами и парой блестящих глазок. Они сверкали на симпатичной мордашке, как два агата. На снегу ясно обрисовывались его миниатюрные лапки, очень похожие на ручки, и длинный-предлинный хвост.

Как же он был хорош, этот маленький шустрый крысенок! Обнюхав воздух во все стороны, он соскочил на лед в корыто. И тут случилось несчастье – во дворе появилась собака! Огромный терьер-крысолов…

Малыш замер, не сводя своих зорких глазок с чудовища, а оно, это ужасное страшилище, учуяв присутствие крысы где-то поблизости, вдруг побежало прямо по её следу. Крысенок опрометью бросился в амбар, но уже у самого входа в него неловко поскользнулся, и… тут же перед ним возникла косматая рыжая крыса – огромный пасюк.

Ах! – вскричал растерянный крысенок, – но времени для размышлений у него не было. Приняв воинственную позу и вознамерившись без разговоров прикончить малыша, рыжая злодейка уже оскалила пасть и устрашающе застрекотала. Но крысенок, совершив немыслимый кульбит, а затем – тройное сальто, так ловко перескочил через голову своего врага, что огромная крыса даже моргнуть не успела.

И тут же появился терьер, теперь он шарил голодным взглядом по рыжей злодейке плотного телосложения. Собака уже изготовилась схватить пасюка, но старая крыса, не менее проворно, чем это сделал бы малыш, улизнула в темный тоннель, и маленький бедолага вновь услышал за спиной топот терьера. Предыдущая неудача его очень разозлила.

Терьеры – народ пренепреятнейший, раз начав преследование, они уже ни за что не остановятся, и будь малыш более опытным существом, он бы загодя простился со своей маленькой жизнью.

Но судьба ему явно благоволила на этот раз – в самый трагический момент сверху с громким сердитым шипением слетело нечто, спикировав прямо на спину терьера, и началась знатная потасовка.

Спасение, пришедшее с небес, было большим хозяйским котом. Старинный недруг собаки, облезлый хитрец с коротким обрубком вместо хвоста (так ужасно его наказали за кражу окорока на чердаке!), весьма кстати подоспел на помощь нашему страдальцу, сам того не ведая, какую он оказал ему услугу!

Правду сказать, противники больше шумели, издавая истошные вопли, чем по-настоящему вредили друг другу. Что за охота коту позволять себя кусать, а терьер отлично знал, как больно царапается кот, и особенно опасался за свои глаза.

Короче, в этой сваре было больше политики, нежели настоящего боевого задора.

Видя, что враги вплотную заняты друг другом, крысенок под шумок ускользнул в конюшню.

О, радость! Здесь было, чем поживиться. Съев с десяток зерен отборного овса и попив воды из небольшого ведерка, он глубоко зарылся в мягкое теплое сено и тотчас же крепко уснул.

Все-таки это был ещё совсем маленький крысёнок!

Однако пробуждение было не столь радужным – чья-то жестокая рука грубо схватила его и сильно сжала в кулаке. Отчаянно завертевшись, он вскользнул из кулака и, прежде, чем снова был схвачен, успел увидеть, что рука принадлежала старику с большим фонарем в другой руке. Сжавшись в комочек, крысенок почти вдвое уменьшился в размере и снова выскользнул из цепких пальцев, оставив всё же человеку с фонарем кончик своего хвоста. А произошло это так. Взвизгнув для храбрости, крысенок впился в большой палец изловителя своими острыми зубками, и когда тот от растерянности ослабил хватку, малыш одним мощным броском, как парашютист, выпрыгивающий из самолета, выскочил наружу, оставив в руке человека злосчастный кончик – плату за досрочное освобождение из плена.

Когда человек рассмотрел на свет то, что осталось у него в руке, то увидел кусочек кожи – чехольчик для кончика хвоста…

Ещё минуту лежал крысенок, весь дрожа, над самой головой рабочего с фонарем в руках, плотно прижимаясь к шершавой балке, пока тот, грязно выругавшись и с десяток раз чертыхнувшись, не ушел в дальний угол сарая. И только после этого он решился покинуть свое убежище и спрыгнул в бочку, где хранилась резаная солома. Но как ни легок был этот прыжок, шорох соломы всё же привлек внимание нового врага – послышался топот маленьких лапок, шорох, шорох и ещё шорох…