В поисках ветра силы - Алекс Родин

Искупавшись в прозрачной холодной воде залива под Зарубиной горой, я вытерся ватником и пробежался по скрипящему под ногами песку. Нигде не было видно никаких следов человека, а вдоль берега тянулись высокие песчаные валы, оставленные льдом. Над ржаво-зелеными песчаными осыпями раскинулось своей синевой вечернее небо и в нём парил одинокий ворон.

В час зари я пришел в Трахтемиров, где расположился на ночлег в стогу сена, сохранившемся на краю села с прошлого года. Над головой мерцали яркие звезды, а ночной ветер нес запах весны. Положив под голову сапоги и пригревшись в спальном мешке, я долго лежал без сна, вспоминая впечатления прошедшего дня, и чувство радости не угасало в моём сердце. "Да, это оно Настоящее... Исполненное прелести и вечного обещания зримое... Великая Реальность... а мы - как песчинки, текущие в Её руках..."

Проснувшись на рассвете, я высунул голову из спального мешка - было холодно, в голых ветвях деревьев бушевал ветер, а на востоке над горами разгоралась яркая заря. В начинающем светлеть небе одна за другой гасли звезды - в зените Вега, над Бучаком Альтаир, и на западе, над Ржищевом Арктур. Поднявшийся ночью сильный ветер сделал свое дело, и когда в темно-синем небе взошло солнце, его ослепительный свет, сверкающий, как блеск стали, заливал горы и каждую сухую травинку под ногами. Уже не раз в такие дни яркого солнца и ветра я испытывал прикосновение силы. Предвидя, что и сегодня может произойти нечто подобное, я спустился на берег и пошел по своим вчерашним следам обратно к Зарубиной горе - именно там должно было произойти это. Яркое солнце светило в лицо, ослепляя.

Казалось, что есть только этот блеск - ветер и блеск...

В заливе под обрывом Зарубиной горы волны билась об камни, взлетая брызгами.

Поплавав и быстро замерзнув, я выскочил на берег и стал бегать по песку, потому что от холодного ветра некуда было спрятаться. А одинокий ворон снова парил в самом центре сверкающего солнечного света, временами закрывая крыльями солнце.

Он рассматривал меня то правым, то левым глазом... Найдя ямку в сухом песке, где не было ветра и одев на мокрое тело ватник, я залёг там, глядя на ворона. Здесь, в царстве песка, камней и яркого света самому хотелось исчезнуть, раствориться во всем этом... стать камнем на склоне, летящим ветром или таким же вороном...

Долго я лежал на песке, пока солнце не поднялось выше и можно было снять ватник, ощутив всем телом тепло нагревшегося песка, чтобы слиться с ним, с зелеными и ржавыми песчинками, текущими между пальцами без начала и без конца; слиться с плеском волн и ослепительно ярким светом белого солнца... чтобы унесли меня волны праморя Тетис. И тогда не будет больше ни меня, ни "того", ни "этого"; не будет ни зрящего, ни зримого; не будет разграничений и не будет того, кто проводит эти разграничения - моего "я"... Только плеск волн, яркий свет и пески вечности, текущие из ниоткуда в никуда.

Мир вокруг был прозрачным и ярким. Темно-синее небо опускалось над водой к горизонту, светлея по краям до бледной голубизны; на воде искрился солнечный свет, и всё так же беззвучно стекали по склону струйки зеленых и ржавых песков.

Шли часы и я не замечал их. Настал ли уже полдень, или нет я не знал, но в какой-то момент почувствовал, что пора уходить и отправился дальше по широкому песчаному берегу, усеянному здесь, под Зарубиной горой, огромными каменными глыбами. Идя так по берегу вдоль воды я вдруг осознал свою свободу - ближайшее селение далеко, людей вокруг нет, и я могу делать всё, что захочу и идти, куда захочу. А можно не делать ничего... Может быть, в таком недеянии и есть высочайшая свобода: просто идти по песку, греясь на весеннем солнце, глядя на прозрачный яркий мир, это царство Настоящего, и не думать ни о чём... В этот миг в мире нас было только двое - я и ветер силы, а больше не было ничего - ни духа, ни материи; ни бога, ни дьявола; ни реальности, ни иллюзии...

Когда я добрался до мыса, за которым река поворачивает на юг, передо мной раскрылся огромный мир солнечной дороги - дуга гор, уходящая вдаль и скрывающаяся в туманной дымке яркого света. А в темной синеве, высоко в зените два быстрых самолета чертили свои серебристые следы, похожие на стрелы, устремленные в одну точку.

Войдя в воду, я медленно поплыл прочь от берега. Над головой раскинулось безоблачное небо и ослепительно блестящая под солнцем водная равнина уходила направо и налево до самого горизонта. Вдали была видна Бабина гора и мне вдруг захотелось оказаться там. Если бы не нужно было идти по непроходимому берегу к тем далеким горам, темнеющим на горизонте; если бы можно было полететь туда, как птица - через сверкающий центр неба, центр солнечного блеска, чтобы через мгновение оказаться на берегу у подножья бучацких гор, лечь на гладкую серую гальку древних морей, залитую ослепительным светом и остаться наедине с миром, без мыслей, забыв о времени, забыв о самом себе, перебирая камни и находя то обломки окаменевших за миллионы лет кораллов, то отпечатавшиеся в сером зернистом песчанике древние раковины праморя Тетис.

Пусть где-то проходят годы и тысячелетия, но это мгновение неподвластно времени, потому что для того, кто вошел в поток, это не утомляет и не надоедает никогда.

Ведь нет больше ни духа, ни материи; ни реальности, ни иллюзии осталось только Великое Настоящее.

Выйдя из воды, я сел на большую каменную глыбу под обрывом, глядя вдаль. Над бескрайним пространством искрящейся воды раскинулся свод бездонного синего неба, безбрежного, как океан. Широкая дуга гор охватывала вдали полмира, над ними сверкало солнце, и в свете полдня черные призрачные горы казались миражом... В этом мгновении было что-то грандиозное, но я не знаю слов, которые могли бы передать то, чем была пронизана вся эта экстатическая вселенная. Слова отражают только миг, застывший, как остановившийся кадр. Но остается нечто самое главное в этом мгновении, чего не передать словами. И когда из-за далекого поворота появился "метеор" - только белая летящая черточка с дымящимся следом пены и брызг - солнце Великого Полдня на миг вспыхнуло ослепительной белой звездой в его стекле и весь мир, казалось, был созвучен этому стремлению не движению, а именно стремлению. В такой экстатической вселенной сам процесс существования настолько ускоряется, стремясь к бесконечной скорости жизни, что запечатлённое словами мгновение уже не в состоянию отразить происходящее. Время сжимается, а во взаимоотношениях "Я" и мира возрастает сила, влекущая нас друг к другу - электризующая сила Эроса.

А мгновение вечности всё длилось и длилось, никак не заканчиваясь, и в темном слепящем небе, в самом его зените, над призрачными черными горами и над ярким солнцем две белые стрелы самолетов из бесконечной дали всё шли и шли навстречу друг другу...

О, эти Сказки Настоящего!

Weltinnenraum

Название "Бучак" происходит от укр. "бучало", "буча", "бучина" "прiрва, вир, глибока яма, глибiнь у рiчцi..." ("Етимологiчний словник української мови". т.1, с. 284) и объясняется тем, что в этом месте река у подножия гор образует излучину с быстрым течением и большими глубинами.

В мае 1985 года я снова оказался на Бабиной горе. Поставив палатку на вершине, я с самого утра уходил исследовать отроги огромного яра, называемого в народе Борисов поток, а местными адептами Голубым каньоном. Путеводителем мне служила старая книга Владимира Резниченко "По ярах та кручах Канiвських гiр", опубликованная в 1926 году. Днем, когда становилось теплее, мы с компанией лежали на берегу, греясь на солнце, но утренние часы я посвящал тому, чтобы всё глубже и глубже проникать в лабиринт яров - зеленые весенние леса с цветущими дубами, пение птиц, синее небо над яром и журчание быстрого ручья - "потока".

Однажды рано утром, когда я набирал во флягу воду из ручья, бегущего по каменистому дну каньона, мне вспомнились слова Кавабата Ясунари о древнем поэте Иккю - "...если я произношу слова легко войти в мир Будды, но нелегко войти в мир дьявола, Иккю входит в мою душу всей своей дзэнской сущностью...". В этот миг весь мир бучацких гор с его высоким небом, холодными ярами, каменистыми дорогами и жарким солнцем очередного лета вошёл в мою душу всей своей дзэнской сущностью - "...легко войти в мир Будды, но нелегко войти в мир дьявола..."

Я долго смотрел на лист липы, кружащийся передо мной в бурлящем потоке ручья - водоворот стремился затянуть лист в глубину, но стремительное течение не давало ему погрузиться. Глядя на тёмно-зеленый цвет и узор прожилок листа, я думал о природе самой Жизни и её глубинных, биологических первоначалах - как будто в зеленом мире природы, в мире растений, птиц, насекомых и других живых существ действительно есть нечто, способное изменить отношение ко всему миру. "Навчiть мене, рослини, щастя"... И - "...верю в учебник ботаники".

Здесь, в этом яру, начинающемся у подножья горы Вихи и обрывистым каньоном прорезающем крутые холмы, в мае 1985 года я познал влекущую силу того, что назвал словами, уже несколько лет всё более властно звучавшими в глубине души - силу бучацкого посвящения.