Злая Русь. Зима 1237 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

При последних словах лицо боярина почернело, а я между тем, продолжил:

— Что же касается пороков, то они у Батыя будут трех видов: тяжелые стрелометы, способные пускать разом по четыре сулицы — они бьют за шестьсот шагов и особенно хороши против лучников. Ну или конников, кто попытается до них доскакать, да порубить обслугу… Малые камнеметные машины — эти заборолы разбивают, чтобы бреши в городнях образовались, к коим можно и лестницу приставить. Те уже гораздо ближе ставят, шагов на двести пятьдесят от стен, самое дальнее триста. И, наконец, большие и могучие камнеметы, кои на западе называются требушеты, а на востоке — манжаники. Эти могут огромные, тяжелые валуны метать на то же расстояние, что и небольшие камнеметы свои малые снаряды. И ведь валуны эти пробьют любую деревянную стену! Поставят монголы несколько подобных манжаников в ряд, продолбят в тарасах брешь широкую, так тут уж и в ворота тараном бить не надо — через пролом в град войдут! Ну, а коли крепость повыше стоит, на холме, вроде Пронского детинца, то тогда манжиники метают не валуны — те уже не долетят — а горшки с «живым огнем» из земляного масла. Они вызывает пожары, что ширятся и отвлекают силы защитников на тушение пламени! И когда число воев на стенах уменьшается, вот тогда монголы-то и идут на штурм — прикрываясь живым щитом из полонянников-хашар… Потому-то я и говорю — пусть жители уходят, пусть покидают города, пусть даже накануне зимы. Ибо в этот раз к нам пришла не кочевая половецкая рать изгоном — деревянные стены от пороков не защитят! И пусть даже половина тех, кто бежит, погибнет от болезней, голода или холода — так ведь вторая же половина выживет! Причем ведь как раз самые жизнеспособные, самые сильные и уцелеют… Все равно лучше, чем если бы погибли ВСЕ. Кто во время штурма и разорения крепостей, кто в рядах хашар — также от голода, холода, или русских же стрел. Обесчещенные, поруганные погаными, ограбленные и униженные… Нет, уж лучше им города покинуть сейчас!

Коловрат окончательно сник — на некоторое время в храме повисла тягостная тишина. Наконец, он с трудом прочистил горло, после чего прямо спросил:

— Что ты предлагаешь?

Обрадовавшись тому, что пошел самый конструктив, я начал быстро перечислять:

— Во-первых, отвести рать к столице. Во-вторых, все население по берегам Прони спрятать в лесах или увести на север. В-третьих, врага нужно будет задержать на реке, чтобы владимирская рать успела прийти на помощь Рязани. В-четвертых, хорошо подготовить град стольный к обороне…

Тут Коловрат довольно резко меня оборвал:

— Не части! Говори толком, что имеешь в виду?! Если рать Батыева столь сильна, а дружины княжеские нужно отвести в Рязань, то как же ты хочешь остановить степняков?!

Улыбнувшись краешком губ — пригодился мне диплом, очень даже пригодился! — я охотно все разъяснил:

— Дорога к Рязани у Батыя одна — по льду Прони. Но ведь реку же можно перегородить! Вот теми же рогатками, водой облитыми так, чтобы льдом плотно покрылись, в ряд и перегородить! А когда татарва до них дойдет, то даже небольшому отряду наших лучников в сотни две-три воев, подобраться к ним на лыжах с высокого берега, да стрелять по врагу, покуда стрелы есть! Или же пока ордынцы сами наверх не полезут. Да и то, на лошадях ведь уже не смогут, а пешими за нашими лыжниками они не угонятся. Впрочем, и конно по насту вряд ли нагонят… За день можно и четыре, и пять раз Батыя стопорить — да хоть бы и через каждую версту рогатки такие ставить ледовые! Малый отряд сквозь них не прорубится — лучники наши помешают. А попробуют вперед сильный дозор бросить, чтобы наверняка дорогу расчистил — пусть даже в тысячу воев — так ведь на него можно и вовсе засаду устроить в месте каком удобном… А еще можно рогульки железные на лед вывалить, да снегом припорошить. Или же растопить за ночь лед кострами, дать утром схватить тонкой коркой, да также снежком прикрыть… Каждый раз будет враг вынужден сквозь преграду пробиваться! И ведь главное, чтобы так монголов замедлить, и войска сильного не нужно! Разве что для засады на крепкий головной отряд, коли Батый додумается такой вперед войска отправить… Замедлим мы степняков, вдвое замедлим!

Немного подумав, Коловрат согласно кивнул:

— Допустим. Допустим нам удалось отвести рать к Рязани, увести жителей Ижеславля, Белгорода и Пронска на север, даже рать владимирскую дождемся. Пусть будет у нас не семь степняков на одного нашего воя, а примерно по трое. Дальше что?

Я немного недоуменно развел руками:

— Дальше? Дальше у нас есть сильнейшая русская рать, укрывшаяся за стенами крепости — только не целиком. Часть воев потребно спрятать в лесах окрестных — тысячи две-три, а то и четыре. И когда татарва пороки срубит и расставит их за защитным частоколом, то эти самые вои с тыла по лагерю вражескому и ударят, прорвутся к камнеметам, да сожгут их! Или же разведают, где китайцы встали, да вырежут их ночью! Шум поднимется? Да пускай, даже лучше: враг ведь от Рязани отвлечется! Тогда можно будет сильным отрядом и из крепости на вылазку выйти, к порокам извне прорубиться, да спалить их! А без пороков, одной лишь ратью идти на штурм города, где встало тридцать с лишним тысяч русских воев — только потери несметные нести! Выдохнется Батый, да и уйдет восвояси, точно тебе говорю, боярин!

В этот раз уже совершенно безмолвно выслушав меня, Коловрат задумчиво покачал головой, после чего неспешно заговорил:

— Складно речешь, дружинный. Толково… Да вот беда — тут Евпатий выпрямился, расправил плечи, словно стряхнув с них какой невидимый груз — все это лишь твои слова. И о числе рати Батыевой несметной, и о том, как берут ордынцы крепости деревянные. У тебя есть, чем подтвердить их?

Я в недоумение пожал плечами, после чего ответил, не скрывая досады:

— Да разве я должен их подтверждать? Разве не прошла орда Батыева через земли булгар волжских, соседей наших?! Разве беженцы из земель их не рассказывали о том, какова сила рати монгольской, да сколь искушены они в осадном деле?

Евпатий неспешно кивнул, после чего ответил:

— Ходили слухи… Но ведь ты выходит, предлагаешь мне ослушаться наказа Юрия Ингваревича? И вместо того, чтобы отправиться послом к Михаилу Черниговскому, да помощи ратной у него попросить, хочешь, чтобы я вернулся к князю, да начал убеждать его бросить землю свою, города и веси, и к столице отходить? А как же мне его убедить?! Или может, тебе и о князе что сокровенное ведано?

С трудом сглотнув — в горле внезапно пересохло — я отрицательно мотнул головой:

— Покуда видений у меня не было. Но ведь могут еще прийти!

Евпатий утвердительно кивнул — словно даже не мне, а собственным мыслям, после чего продолжил:

— Одного твоего слова будет недостаточно. Юрий Ингваревич и так знает, что у Батыя сил больше, но вывел рать на границу, чтобы защитить свою землю и свой народ. Поступить иначе — это я сейчас его слова повторяю — он просто не смог. Но, допустим, князь все же решится отступить — а что же тогда скажут князья Белгородский и Ижеславский, что скажет князь Пронский?! Ты ведь предлагаешь им бросить их вотчины! Согласятся ли они с тем? А согласятся ли бросить свои дома тысячи жителей, да еще и накануне зимы? Ой ли. И даже если сами князья дадут согласие, то ведь ополчение может разойтись по домам, семьи выручать. Да и дружинники разве близких оставят? У всех семьи. Опять же, отступив к самой Рязани, разве не откроем мы татарам дорогу на Муром? Что тогда уже муромские ратники скажут? Захотят ли остаться, когда уже их земля под ударом окажется?!

Я возмущенно воскликнул:

— Да не пойдут сейчас татары к Мурому!

Но Евпатий на мое возмущение лишь покачал головой:

— А кто про то доподлинно знает? Юрий Ингваревич тем и сумел силы княжества в единый кулак стянуть, потому как все ратники живо откликнулись на призыв его встретить врага на самом рубеже земли нашей… Опять же, князь время как может тянет, к Батыю послом своего сына Федора отправил с наказом принять любые требования хана. Хочет дань — так заплатим, все лучше, чем воев терять в битве!