Четверо в каменном веке. Том 2 (СИ) - Селиванов Дмитрий

– Полдела сделано, теперь ты.

– Что за бред! Прекрати сейчас же!

– Нет. Оля ударила, теперь ты.

– Не буду я тебя бить. Нам домой надо идти.

– Это удар примирения. Пока не шлёпнешь – домой не пойду.

– Не пойдёшь, значит?

– Не пойду!

– Ладно... Сама виновата.

– Угу... Я жду... Мой господин.

– Твою же ж мать!

Фраза обозлила мужчину, но ясности мысли он уже не терял и хотел ударить в полсилы. Как на зло, под ногу попался какой-то корень, и Михаил приложился всем весом. Ирина взвыла и часто задышала, пытаясь унять боль. Улыбнулась через силу:

– Ну, вот. Теперь осталось...

– Ты извини, – стушевался мужчина. – Я не хотел так сильно. Это вон – корень попался.

– Правильно попался. Иначе не получилось бы. Только извиняться надо не перео мной. Теперь ведь тебе стыдно. Вам обоим стыдно. Ну, что – вы готовы выполнить моё желание?

– Это что за прикладная психология? – Нахмурилась Ольга.

– Так готовы выполнить желание?

– Помириться, что ли? Кажется, готова.

– Помириться и поцеловаться. А ты, Миша?

– Готов, – вздохнул тот.

– Теперь хором: прости меня.

Ира взмахнула руками на манер дирижёра.

– Ну!

Супруги встали друг перед другом.

– Прости...

– Прости...

– Не верю!

– Станиславский, блин. – Проворчал Михаил.

Прикрыв глаза, он вспоминал, как они познакомились, как вымокли в тот день под внезапным ливнем, как гуляли по улицам разных городов, как ходили в походы. Перед ним снова была ОНА – Оля, Олечка, Оленька. Любовь и вся его жизнь.

– Прости...

– Прости...

Лёгкие, но достаточно сильные руки Иры подтолкнули их друг к другу. Организмы, затопленные сначала адреналином, а потом продуктами его распада – метанефринами, почувствовали, что каждому нужно прижаться к своей половинке, впитать её. Они обнялись, шипя от боли, но не разрывая объятий. Губы встретились в нежном и долгом поцелуе – до кислородного голодания, до кругов перед глазами.

– Ну, вот! Теперь верю. – Пробилось сквозь шум крови в ушах.

Ольга улыбнулась и притянула вторую жену в круг.

– Иисуска, блин...

Так они и стояли, обнимаясь и целуясь попеременно.

Постепенно странное ощущение единства спадало. Но оно не исчезло до конца. Теперь каждому стало по-настоящему стыдно. До глубины души. Одной – что задирала любимого мужчину. Другому – что не выдержал и поднял на неё руку. Обоим – что всё-таки ударили Иришку. И только Ира счастливо улыбалась: судя по всему, последний барьер пал и они по-настоящему вместе.

Хотя, кое-кто тоже беззаветно радовался. Мишка, очумев сначала от драки, а потом примирения, скакал вокруг, заливаясь счастливым лаем. Гек так не умел, но и он бежал рядом и радостно скалился, вывалив язык. Жеребёнок тоже носился кругами, поддерживая общий кипеш. И только Лизка меланхолично шагала, срывая траву вдоль тропинки.

***

Объём работ оказался достаточно большим, но не запредельным. И если бы не потасовка... Теперь же все трое работали с грацией робота Вертера: ни согнуться, ни разогнуться.

Когда Михаил дома снял рубаху, то сам испугался – левый бок представлял сплошной синяк. Самочувствие, конечно, не радовало, но и особо хреново себя не чувствовал. Вид пугал, но попка жены казалась ещё хуже. У него хотя бы нет кровавых рубцов. А ягодицы Ольги выглядели сеткой из лиловых и багровых полос, на которых выступила густая россыпь мелких алых точек.

– Ну, ты и зверь!

Ольга крутилась перед трельяжем, пытаясь рассмотреть результат экстремальной порки.

– Ужас... Ф-ш-ш-ш....

Она осторожно прикоснулась к сплошному – на обе ягодицы – синяку.

– У-у-у! Тебе бы так...

С каким-то самоистязанием она снова притронулась к исполосованному заду. Неожиданно нахлынули воспоминания, как её нагнули... Как это было стыдно и... И сладко. Именно неожиданная реакция предавшего её собственного тела заставила тогда взбеситься. Никогда... Никогда в жизни она не получала наказания ремнём. Стыд подчинённого положения неожиданно преобразовался в возбуждение.

– ...Оля!

– А? Что?

Она непонимающе посмотрела на удивлённую Ирину.

– Это Я тебя спрашиваю: что с тобой?

– Нет, всё в порядке. Всё в порядке! Надо идти.

Удивляясь самой себе и реакции организма, Ольга почувствовала, что горит у неё не только попка, но и кое-что между ног. И лицо, которое запылало от осознания того, что она возбудилась от такого.

«Никогда мазохисткой не была...» – Пробурчала она, натягивая джинсы. Новая волна сладкой боли растеклась по всей попке, концентрируясь где-то ниже, сходясь в одной точке.

– Нет, так дело не пойдёт! – Заявила она. – Надо обязательно смазать.

Ольга раскрыла отделение серванта с лекарствами и через пару минут нашла требуемое.

– Вот! Верное средство. Ира, помогай мазать.

Она передала девушке тюбик.

– Что это? «Бадяга»... Чего? – Девушка захлопала глазами. – Я думала, что бадяга – это что-то неважное, что-то муторное. «Ну и бадяга» говорят.

– Как видишь, это полезная мазь. От синяков и опухоли хорошо помогает. Давай, мажь.

Ольга легла на живот, выставляя на обозрение багровые полушария. Но Ира уже подошла к мужу:

– Миша, поворачивайся.

Тот смущённо махнул в сторону старшей жены, а сам присел на край стола.

– У неё серьёзней выглядит. Начни с Оли.

Пожав плечами, девушка приступила к процедуре.

– Ай! Аккуратней.

– Извини... Вот и всё. Теперь Миша. Подними руки.

Вскоре его рёбра заблестели от мази.

– Так, ребята. – Ира щёлкнула пальцами, привлекая внимание. – По сравнению с вами у меня ерунда. Но мне кажется, что тоже будет синяк... Два синяка.

Она спустила штаны, показывая пару симметричных ярко-алых отпечатков ладоней.

– У меня всегда так. Кожа очень сильно реагирует. Поэтому... Смажьте, пожалуйста.

Девушка обезоруживающе улыбнулась и протянула тюбик.

– Оба, если можно.

– Опять психологические фокусы?

Ольга проворчала, но натёрла мазью ту половинку попки, по которой ударила. Михаил одновременно справился со своим фронтом работ.

– Вот и всё! – Ира шустро оделась. – А теперь, как говоришь ты, Миша, арбайтен!

***

Сначала хотели копать с самой низкой стороны котлована. Но Михаил прошёлся с рулеткой, а Ира по его измерениям быстро подсчитала, что в другом месте гораздо ближе до низкого участка и меньше объём земляных работ. Расставив вешки, зарылись в грунт.

До вечера, завывая при каждом движении, прошли едва четверть. Михаилу не удавалось без болей в рёбрах ни воткнуть лопату в землю, ни откинуть набранный грунт. А ещё приходилось через каждые десять сантиметров рубить корни деревьев. Девушки легко справлялись с первой частью работ, но им со стоном приходилось нагибаться, чтобы поднять инструмент с землёй.

После ужина, вытерпев экзекуцию с мазью, девушки уснули на животиках, боясь побеспокоить раненные кормовые части. Михаилу же пришлось искать положение, чтобы не задеть как старые, так и новые повреждения. Наконец, удалось повернуться полубоком, когда почти ничего не болит. В таком виде и уснул, придерживаясь за торец дивана.

Утром разминка получилась особенно тяжкой. Мало ему стягивающихся шрамов от столкновения с гигантской кошкой. Так теперь весь левый бок сплошь горел зверской пульсирующей болью. Бадяга немного успокаивала и снимала боль. Но не сказать, что серьёзно. Помучившись за завтраком, он заглотил анальгин. Всё равно срок годности у таблеток заканчивался через полгода. Ольга тоже закинулась химией.

– А я не буду, – решила младшая. – Не болит почти.

И она показала уже побледневшие, но всё ещё выпуклые следы ладоней.

– И долго у тебя так? – Поинтересовалась Ольга.

Мелкая только пожала плечами в ответ:

– Пару дней точно.

– Спасибо тебе.

Ольга аккуратно обняла девушку сзади за плечи и положила подбородок на плечо.

– Спасибо. Ты ведь спасла нас. Не дала распасться семье. Я неожиданно поняла, что до сих пор люблю Мишку. Сильно люблю, несмотря на некоторые его дурацкие привычки. И жизни без него не представляю.