Гамбит невидимки / Abdication - Альфред Элтон Ван Вогт

То, что сказал Проуг, было совершенно бессмысленно. Большая фигура голландца нависла над ним, а на его лице играла мстительная, несколько неуверенная улыбка. На секунду Корлисс с ужасом представил себе, как маленький француз Перратин был разорван на куски морским чудовищем с непробиваемой шкурой. Все остальное было чушью. Он резким тоном заговорил:

— Ты спятил, Проуг. ради всех святых этого океана скажи мне, с какой стати Джоунзу убивать кого-нибудь из нас?

Смятенный мозг существа с жадностью ухватился за эти слова, как за спасительную соломинку. Все ещё в замешательстве оно неуверенно переспросило:

— Обойма? Я не понимаю, о чем вы.

Грубое лицо голландца подалось вперед и придвинулось совсем близко к худому, неприятному, с озадаченным выражением лицу существа.

— Ага! — рявкнул он. — На этом ты и попался. Ты не знаешь, что такое автоматическая винтовка. У неё есть обойма, обойма с патронами. В этой двадцать пять штук, и все на месте.

Ловушка, в которую попало существо, захлопнулась, лязгнув стальными челюстями в его мозгу. Но теперь, когда оно стояло перед опасностью лицом к лицу, смущение и неуверенность оставили его. Осталась осторожность и злобное раздражение. Оно почти зашипело с угрозой а голосе:

— Я не знаю, как это произошло, но это было. Он выстрелил два раза, и если вы не понимаете, как он мог это сделать, я ничем не могу вам помочь. И я ещё раз спрашиваю, зачем мне нужно было убивать здесь кого-то?

— Я думаю, я могу объяснить, в чем здесь дело.

Высокая худая фигура Брейнза Стэпли протиснулась вперед между плотно стоящими в мрачном молчании мужчинами.

— Допустим, Перратин действительно выстрелил два раза — двумя патронами, которые у него остались в предыдущей обойме. А когда он вставил новую обойму, было уже поздно. А Джоунз мог так испугаться, что даже не заметил, что Перратин сделал.

— Джоунз не из пугливых, — мрачно проворчал Проуг, но по его тону было ясно, что он неохотно, но признает это объяснение приемлемым.

— Но есть вещь, которую нельзя так легко объяснить, — решительно продолжал Стэпли.

— Если учесть, что акула может передвигаться со скоростью до семидесяти миль в час, они просто не могли встретить эту тварь на том же самом месте, что вчера. Это значит, что Джоунз врет, когда говорит, что они его видели, если только…

Он неуверенно замолчал, а Корлисс нетерпеливо переспросил его:

— Если только что?

Брейнз все ещё колебался, но наконец, с явной неохотой проговорил:

— Я опять о том же, об акульем боге.

Он торопливо продолжал, боясь, чтобы кто-нибудь не перебил его:

— Не говорите только, что это легенды. Я сам это знаю. Но мы все вот уже много лет живем на этих островах в южных морях и видели много такого, что нельзя объяснить. И мы все слегка тронулись за это время. Я точно знаю, что отстал от жизни и погряз в предрассудках. Я просто приспособился к мистике, которой здесь полно. Я вижу, чувствую и знаю вещи, которые человеку с запада просто недоступны. Вот уже многие годы я живу в пустынных местах и слышал шум прибоя на сотнях безлюдных берегов. Я насмотрелся на южную луну и потерял чувство времени в этом мире вод, первобытном и неправдоподобном.

Мы, белые люди, пришли сюда и наделали много шума. Мы привезли с собой моторные лодки, построили на берегу совершенно оторванные от здешней действительности города. Они предполагают присутствие времени в этом вневременном пространстве, и поэтому, вы понимаете, они здесь не удержаться. Однажды в этой части земного шара не останется ни одного белого человека, а будут только острова, островитяне и морская живность.

Я говорю это все к тому, что мне доводилось сидеть у костра с местными жителями и слышать старые-престарые истории об акульих богах и о том, как выглядит акулий бог, когда он в воде. И я тебе говорю, Корлисс, что это очень похоже на то, что описывал Перратин. Сначала я просто удивился, что на самом деле может быть такая акула. А потом я стал думать, и чем больше я думал об этом, тем больше это меня тревожило. Потому что, видишь ли, акулий бог может превращаться в человека. И другого объяснения тому, что на этом острове, в тысяче милях от ближайшего порта, появляется человек, нет. Джоунз…

Его перебил низкий голос. К величайшему удивлению Корлисса, это был голос Проугла, резкий и насмешливый:

— Ну, что ты несешь эту суеверную чушь! Брейнз, тебе надо примочку к голове приложить. Мне поведение этого парня по-прежнему не нравится. Мне не нравятся его глаза, мне все в нем не нравится. Но дожить до того, что мне на уши вешают такую лапшу…

— Вам лучше обоим помолчать, — вмешался коротышка англичанин Дентон. Корлисс видел, как он подошел поближе к строению, откуда была видна часть острова.

— Если вы потрудитесь подойти сюда и увидите, что вижу я, вы оба перестанете трепаться. Сюда идет каноэ, и в нем туземец. Он уже обошел рифы и идет вдоль берега а нашу сторону. Это доказывает, что Джоунз мог попасть сюда на лодке. Туземец оказался молодым мужчиной в расцвете сил, темнокожий, красивый с прекрасной мускулатурой. Наравляясь в их сторону от того места скалистого берега, куда он вытащил свое каноэ, он улыбнулся добродушной улыбкой дружелюбно настроенного по отношению к белым людям островного жителя. Корлисс в ответ ему тоже широко улыбнулся, но заговорил он, обращаясь к Проугу и к существу:

— Дентон прав. Поверь Джоунз, мне жаль, что мы тебе доставили столько неприятностей.

Существо приняло извинение легким кивком головы. Но и его мозг и его тело по-прежнему оставались в большом возбуждении. Оно пристально смотрело на приближающегося туземца, и каждый его мускул был напряжен от смятения, вызванного мыслью о том, что эти жители островов имели особое чутье. Оно повернулось в полоборота к туземцу, когда тот остановился в нескольких шагах от Карлисса. Наполовину закрытое группой мужчин, оно встало на колено и сделало вид, что зашнуровывает ботинок. В это время Корлисс заговорил на одном из островных диалектов:

— Что привело тебя сюда, друг?

Молодой человек отвечал низким мелодичным голосом, характерным для его народа:

— Идет шторм, белый человек, а я был далеко в море. Шторм идет со стороны моей земли, поэтому я пришел искать где-нибудь убежище.

Его голос внезапно замер, и Корлисс увидел, что он широко открытыми глазами смотрит на Джоунза.

— Эй, — обратился к нему Корлисс, — ты знаешь его?

Существо вскочило на ноги, как тигр, готовый к нападению. В его ледяном взгляде, сверлившем глаза темнокожего, была неукротимая жестокость. Непреодолимая ярость, вспыхнувшая в этом холодном рыбьем мозгу, как молния ударила туземца. Туземец открыл рот, пытаясь заговорить, облизал сухие губы, а потом вдруг повернулся, как слепой, и бросился бежать к своей лодке.