Кодекс пацана. Назад в СССР - Василий Высоцкий

— Ага, и не видал больших залуп, — буркнул я в ответ. — Да вот нет, дядя Коля, не будет ничего из того, что нам говорят по телевизору. А будет нищета, смерть и пьянство. Повальное пьянство…

— Повальное пьянство? Ещё бы, после «сухого закона»…

— А что после сухого закона? После него только одни плюсы для народа. Да, кто-то пострадал, но в целом всё для СССР пошло на лад.

— Да какой лад, Санька? Одеколоны бухали, самопляс варили. Коктейль «Три пшика» слыхал? Это когда в пивную кружку три раза пшикали «Дихлофосом»… Да, страшная вещь… И ты про пьянство говоришь! Санька, да при этом сухом законе людей умерло больше, чем при пьяном веселии…

— Дядь Коль, это всё гон. Это спецом нагоняют чушь, чтобы верили, будто без алкашки нам не прожить. А на самом деле всё не так! На самом деле стали меньше бухать и больше зарабатывать. Ведь если нашему народу всё разрешить, то он сам себя от вольницы задушит…

— Сашка, вот в тебе этот играет… как его… Юношеский максимализьм! Вот! Поживешь с моё и будешь смотреть на всё по-другому.

Я вовремя спохватился, что для Семяги я сейчас вовсе не пожилой учитель физкультуры, а молодой пацан, который даже за женскую грудь ещё не держался. И такого щегла взрослому слушать — себя не уважать.

Послушал бы я молодого пацана, будь сам не месте Семяги? Вряд ли. Это всё закладывается в мозгу отношением. Если взрослый, значит умный. А если молодой, то тупарь тупарем. Разница поколений сказывается. Ещё Сократ говорил: «Наша молодёжь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков…»

— Может быть ты и прав, дядь Коль. Ты же старый, ты же пожил…

— Ну да, я х… на всё положил! — усмехнулся Семяга, а потом посерьезнел. — Менты впереди. Ныряй под рогожку! Мляяяя, ещё и жезлом махнули…

Глава 8

«Если на улице к тебе подошли люди и спрашивают, как найти улицу, можешь объяснить, как дойти, или набросать план, но ни в коем случае не провожай их»

Памятка «Правила поведения на улице»

Зашуршал под колесами гравий. Машина накренилась на обочине и остановилась. Я притих под рогожкой. Даже затаил дыхание. В этот момент я сам себе напомнил кота Ваську, которого только-только принесли с улицы. Он тогда забился под диван и только поблескивал глазами в ответ на наши просьбы выйти. Сидел, молчал, боялся всего…

— Добрый день. Инспектор Соколов, второй батальон ГАИ, — прозвучал снаружи уверенный баритон. — Ваши документы.

— А что случилось, начальник? — спросил в ответ Семяга. — Вроде скорость не нарушал…

— Обычная плановая проверка, — последовал ответ. — Один едете? Куда следуете?

— Еду в Шую к племяшу, один еду. Вот документы, всё в порядке…

— Ого, два прокола на талоне предупреждений? А вы говорите, что всё в порядке. Любите быструю езду, товарищ водитель?

— Да нет, торопился тещу на вокзал отвезти и жену в роддом, — замялся Семяга. — Вот нечаянно и превысил скорость…

— Ну-ну… Аптечка, огнетушитель есть?

— Всё в багажнике, — ответил Семяга.

— Откройте багажник, — последовал незамедлительный приказ.

— Начальник, так там нет ничего запретного…

— Да? А я про запретное ничего и не говорил. Открывайте!

Голос гаишника на этот раз отливал металлом. Я невольно поежился под дерюгой. Всё-таки неспроста нас остановили.

Семяга со вздохом вылез наружу. Я услышал, как открылся капот багажника, раздался негромкий голос:

— Ну вот, я же говорил, что нет ничего.

— А мешки зачем?

— Картошки хотел прикупить. Там колхозный рынок больше. У наших всё больше гнилую продают…

— А что на заднем сидении? — раздался третий голос, молчавший до этого. — Что под тканью?

— Да там вещи ненужные, тряпки разные, банки. Жена навалила, чтобы племянникова супружница на зиму больше закруток сделала.

— Откройте заднюю дверь.

— Она у меня чего-то заедает, — ответил Семяга. — Сейчас открою… А вы что, ищете, что ли, кого?

— Кого надо, того и ищем. Открывай! — последовал грубый приказ.

Я услышал, как он залез в машину и шепнул:

— Сашка, я сделал всё, что мог. Дальше сам…

На слух я воспринял, что один милиционер остановился возле правой дверцы, а второй возле левой. То есть сбежать не получится. Что же, если просто убежать не выйдет, то придется прорываться с боем.

Сердце начало биться с огромной скоростью, разгоняя кровь по телу. Я вдохнул и выдохнул. На ум почему-то пришел пример из моих наставлений ученикам: сердце ритмически сокращается как насос, перекачивает кровь по кровеносным сосудам и обеспечивает все органы и ткани кислородом и питательными веществами. Сердце — живой мотор, неутомимый труженик, за одну минуту сердце перекачивает по телу около пяти литров крови, за час — триста литров, за сутки набегает семь тысяч литров.

В этот момент замок двери с левой стороны щелкнул.

Пора!

Я с силой выпрямил ноги, придавая ускорение открывающейся двери. Дверь ударила стоящего снаружи гаишника и, судя по ломаемым веткам, вскрику и последующему всплеску воды, моя уловка сработала на все сто.

Один сотрудник милиции временно нейтрализован. Пришла пора заняться вторым.

Отбросив дерюгу, я нащупал рычаг открывания двери и попытался открыть, но мне этого не удалось сделать. Снаружи боролись второй гаишник и Семяга, который вцепился в руки противника и не давал ему вытащить пистолет из кобуры.

Что же, несколько секунд у меня есть. Я выскочил со стороны ударенной двери, после чего ринулся на выбирающегося из придорожной канавы гайца. Тот не успел среагировать, когда снова ухнулся в вонючую стоялую воду. Вроде бы попытался выбраться наружу, но кто же ему это позволит? От двух ударов по челюсти его глаза закатились, и он уже в третий раз рухнул в воду.

Чтобы не захлебнулся, пришлось выбросить обмякшее тело на пригорок. Голова свесилась на плечо, фуражка плавала среди коричневой от взбудораженного ила воде.

Я же полез обратно на дорогу, цепляясь за тонкие прутки ивняка. Гаишник высвободил руки, и теперь он резво окучивал дядю Колю, держа его за шиворот левой рукой, а правой накидывая знатные плюхи.

Семяга пытался закрыться, но получалось это слабо. Удары проходили через неловко подставленные руки, доходили до лица.