Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг. - Филипп Шейдеман

Существенно иной характер носила массовая забастовка в Берлине в 1918 году. Условия жизни трудового населения стали невыносимы. В отчете о забастовке, представленном Социал-демократической партией, я, по поручению президиума, охарактеризовал положение перед началом забастовки; заимствую из своей характеристики следующие черты.

Осадное положение проводится снова усиленнее. Рабочие собрания воспрещаются. Цензура газет становится все строже. Один за другим номера «Форвертса» оказываются запрещенными. Этому должно быть противопоставлено то обстоятельство, что отечественная партия беспрепятственно устраивает во всей стране собрания, где пропагандирует свои завоевательные цели. Работа отечественной партии положительно подстегивает массы, жаждущие мира. Переговоры на западе приостановились. Крепнет убеждение, что немаловажные трудности были созданы германскими участниками переговоров. Тирпиц разослал членам отечественной партии циркуляр, в котором сообщает о единении Гертлинга с отечественной партией. На вопрос, обращенный к Гертлингу 24 января в главной комиссии в рейхстаге, есть ли у Тирпица основания к такому утверждению, не последовало никакого ответа. Все эти обстоятельства вызвали в народе огромное напряжение. К тому же о прошении Людендорфа об отставке в рабочих кругах говорят совсем не так, как в «отечественно-партийных», которые хотят этим прошением создать в своей печати настроение. Генерал, в неустранимой нужности которого для руководства войсками убеждены широкие круги нашего народа, «грозит объявить забастовку», если его требования не будут приняты правительством. Если генерал, для проведения своих требований, готов объявить забастовку, то кто же, говорят рабочие, осудит их за обращение к тому же средству? Сообщению, в котором говорилось, что Людендорф не подавал никакого прошения об отставке, никто не поверил. Ко всему изложенному присоединились еще известия о массовой забастовке в Австрии.

Обо всем этом зашла речь в главной комиссии рейхстага. Кроме консерваторов, все ораторы более или менее резко говорили о том, что условия, в частности созданные осадным положением, стали почти невыносимы. Социал-демократические ораторы настойчиво призывали правительство разрядить ситуацию прямым заявлением о признании права народов на самоопределение и о непоколебимой готовности заключить мир на основах резолюции рейхстага от 19 июля 1917 года. Речь канцлера, в ответ на требования Вильсона, была неудовлетворительна. Депутат Науман особенно подчеркивал грозящие опасности и упомянул при этом о листках с призывом к стачке, которые распространялись в стране.

Здесь уместно подробнее остановиться на двух из тех летучих листков, о которых упоминалось в комиссии. В одном воззвании, подписанном независимыми членами фракций рейхстага, изображается политическое положение, как оно представлялось независимым, а затем следуют слова:

«Если трудящееся население не проявит себя сейчас с должной силой, то может показаться, что оно согласно с происходящим вокруг, что массам германского народа еще не стало непосильно жуткое бремя войны… Нельзя терять времени: после всего пережитого ужаса и всех перенесенных страданий новое величайшее несчастье грозит нашему народу и всему человечеству. Только мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов может нас спасти от него. Настал час громко заговорить о таком мире. Слово за вами».

В одном из анонимных листков содержался открытый призыв к забастовке, а затем говорилось:

«Люди, пользующиеся доверием на фабриках и заводах, должны всюду собираться и объединяться в рабочие советы. Кроме того, на каждом предприятии избирается руководящий комитет. Позаботьтесь о том, чтобы руководители профессионального движения и правительственные социалисты ни в коем случае не избирались представителями. Долой буршей из рабочих собраний. Этим прислужникам и добровольным агентам правительства, этим смертельным врагам массовой забастовки среди борющихся рабочих делать нечего».

Наше вступление в забастовочный комитет

Рано утром 28 января 1918 года в президиуме Социал-демократической партии стало известно, что многие предприятия в Берлине прекратили работу. Вскоре затем явились с ряда предприятий рабочие депутации, составленные из членов нашей партии, с информацией о быстро разраставшемся движении и с просьбой к президиуму назначить своих представителей в орган, руководящий забастовкой. По их мнению, это было очень важно для благополучного течения забастовки, нужность который они признавали. Мы возразили, что забастовка возникла без всякого участия партии или профессиональных союзов; рабочие бастующих предприятий уже избрали делегатов, которые объединились в Рабочий совет, избравший забастовочный комитет и выдвинувший определенные политические требования. Ввиду этих фактов никто не может претендовать на то, чтобы мы задним числом несли ответственность.

На вопрос рабочих, согласились ли бы мы послать представителей в забастовочный комитет, если бы собрание делегатов бастующих рабочих само нас о том просило, мы ответили положительно. Нам было важно удержать движение в организованных рамках и как можно скорее прекратить его, переговорив с правительством. Затем комиссия, избранная пришедшими к нам рабочими, отправилась на происходившее в это время собрание делегатов, чтобы внести предложение о привлечении в забастовочный комитет представителей социал-демократической партии. До внесения этого предложения подобное предложение уже обсуждалось и было отклонено 198 голосами против 196. Незначительная разница в числе голосов и новое предложение побудили собрание делегатов снова открыть прения. Доверенное лицо Социал-демократической партии обосновало предложение по существу и прибавило, что президиум партии готов послать представителей в забастовочный комитет, если собрание выскажется соответствующим образом. Депутат Ледебур ожесточенно возражал против предложения. Однако его неоднократно прерывали с большим шумом. После этих двух речей прения закрыли. Голосование дало около 360 голосов за предложение и едва 40 голосов против.

В исполнительный комитет собрания делегатов вошли, кроме избранных уже одиннадцати рабочих делегатов и трех (независимых) депутатов — Диттмана, Гаазе и Ледебура, также три члена президиума Социал-демократической партии: Браун, Эберт и Шейдеман. Вступление состоялось при заявленном социал-демократическими депутатами условии расширения комитета соответственно возросшим размерам стачки, то есть реорганизации его на партийных началах, а также нового обсуждения уже предъявленных требований.

29 января были запрещены все рабочие собрания, в том числе и собрания забастовщиков. Тотчас же по вступлении трех социал-демократов, которые не имели возможности высказаться о предъявленных бастующими требованиях ни по существу, ни с формальной стороны, перед исполнительным комитетом встал вопрос о том, как сделать возможным собрание бастующих рабочих. Мне поручили попросить по телефону статс-секретаря внутренних дел Вальраффа переговорить с нами о воспрещении собраний и о свободе их, для того чтобы бастующим рабочим была как можно скорее дана возможность обсудить общее положение и принять решения. Я должен был сообщить статс-секретарю, что предполагаемая депутация к нему будет, вероятно, состоять из двух депутатов, по одному от каждой фракции, и пяти рабочих, членов исполнительного комитета. Господин Вальрафф ответил по телефону, что готов принять членов рейхстага, но отнюдь не рабочих из забастовочного комитета. Я возражал против такого отношения, однако изъявил готовность сообщить комитету ответ статс-секретаря и добился его согласия в любом случае в 12 часов утра быть