Серпомъ по недостаткамъ - Луиза-Франсуаза

- Сгодится и не самая хорошая, лишь бы лето телегу протаскала нормально. Совсем плохих-то у казаков небось и нет?

- Никак нет, Ваша Светлость. Ну а под телегу... Пойдемте, посмотрите. Тут недалече, два дома всего.

Поскольку сам я в конях не разбирался вообще, пришлось взять "профессиональную коновалку" Евдокию за консультанта - она, по словам не только Димы, но и Кузьки, и в самом деле в слободе чуть ли не лучше всех в лошадях разбиралась: дед ее, Фрол Гераськин, был настолько крупным спецом, что к нему обращались со всех окрестных сел и даже из Дубовки - и на заработки он даже оплатил больше половины старой деревянной церквухи (которую в слободе так Гераськинской и звали). А Дунька по малолетству с ним все время была и науку сию постигала. Так что когда она тихонько кивнула мне, увидев выведенную кобылу, я не сомневался: хорошая скотина, хотя на мой взгляд была она слишком тощая.

После довольно скучного торга кобылка досталась мне за двадцать восемь рублей: у казаков все кони были как на подбор орловцами, а это - не пойми что. Вдобавок, когда Евдокия начала напирать на то, что кобыле уж пятнадцать лет как минимум, хозяин вынужден был признаться, что он точно не знает, но, по его мнению ей никак не больше двенадцати. Однако после того, как Евдокия сказала, что Фрол Гераськин - ее родной дед, торг тут же и закончился: судя по всему Гераськина вся округа знала очень хорошо.

Когда же станица осталась далеко позади, Евдокия объяснила:

- Это вообще битюг, чистых кровей. Только казакам они и не нужны вовсе: пашут они на волах, а ездют - на орловцах. Небось у кого-нибудь за долги взяли - а продать на ярмарке не продали. Или уж после ярмарки она хозяину досталась. Зимой казаки рабочих коней все кормят не досыта, только верховых обиходят - а на выпасе кобылка отъесться еще не успела, вот и выглядит тощей. Битюгам ведь вообще корму вдвое против простой лошадки надо... Но откормится быстро, а в тарантас ее хоть сейчас запрягать можно: шустрая. А зубы сточены - так крестьянской лошадка была, зимами небось ковыльным сеном кормили, а то и соломой, лет же ей всего девять-десять. Вдобавок кобылка жеребая, так что выгодно ты, Александр Владимирыч, купил ее.

Действительно выгодно. Правда тарантаса у меня нет, и простой телеги нет. Ну да это дело наживное, при таких доходах-то!

Доходы конечно же были великие, по крестьянским меркам. В день рубля четыре получалось, а то и пять. А больше - уже никак: больше просто гамбургеров на тракте не покупали - не было у обозников денег. А уж мы-то старались: и лучок хочешь простой, а хочешь - маринованный, и горчички по вкусу, и ломтик сыра на котлету клали... С сыром-то до пятерки прибыли в день и добрались, продажи выросли аж до двух сотен штук. Но больше - не получается продать, и хоть ты дерись! А с пятеркой Империю мне явно не спасти, тем более прибыли-то с пятерки разве что трояк и выходил.

Впрочем, трояк в день - все же деньги настолько существенные, что в слободе про них знали практически все. И поэтому телегу мне удалось купить в кредит: тридцать рублей с рассрочкой на месяц. Очень хорошая штука эта телега: оказывается, что нормальная грузоподъемность этого вроде и незатейливого агрегата составляет три четверти тонны. Сорок пять, а то и пятьдесят пудов! По стольку я, впрочем, и не возил - пуда по два поначалу лошадка таскала, но она прибыли мои более чем удвоила: гамбургеры стали активно продаваться у ворот завода Урал-Волга, восемнадцать верст до которого кобылка пробегала часа за два.

В субботу девятого мая я в городском управлении получил замечательную бумажку: разрешение поставить на Царицынской улице временную палатку для торговли гамбургерами. Обошлось мне это разрешение в рубль шестьдесят копеек гербового сбора и неделю нервотрепки. Но - получилось. В чем значительно помог Ферапонт Федорович: оказалось, что он - пристав именно первого участка (на Царицынской же улице и располагавшегося). Собственно, он и предложил палатку там поставить, когда я, в очередной раз привезя свежих овощей, поинтересовался, где и как в городе можно начать торговлю бутербродами. Царицынская же улица была застроена всего лишь с одной стороны, и вела от пристаней к вокзалу, так что народу по ней шастало много. Место для палатки было удачным - если не считать того, что размещалось оно практически в овраге. Однако Ферапонт Федорович "вошел в положение" и за неделю "арестанты" (за драки на рынке мужиков сажали на неделю не в тюрьму, а в арестантскую полицейских участков) отсыпали на краю оврага подходящую площадку. А заодно и жена пристава обеспечилась свежими помидорами - их у меня выросло уже довольно много, в парнике-то да у Царицына в мае разве что ананасы не созреют. К чести Черкасова должен сказать, что за помидоры сам он платил исправно строго по рыночным ценам.

"Пуск в эксплуатацию" нового ларька (получившего название "Царицынские закуски") состоялся в воскресенье семнадцатого мая, и состоялся довольно удачно: в первый же день ларек принес три с полтиной. Причем торговля закончилась уже в четыре часа, маловато мы приготовили гамбургеров, ну да ничего - наверстаем. У меня "совместным трудом для моей пользы" уже занимались ровно тридцать ребят. И четверо взрослых, не считая меня. Причем - так уж получилось, что взрослые меня стали считать чуть ли не святым, а уж Евдокия и вовсе разве что не за наместника Бога на земле держала. Случайно получилось, такого я не хотел - но получилось.

Из Дуниных детей по воду - огород поливать - бегали двое, Колька и шестилетняя Оленька. Вот она-то и умудрилось соскользнуть с глинистого берега в пруд. Хорошо, что неглубоко было, выбралась. Но, хоть и побежала она в дом греться, переодеться ей было не в чего. А печки - по теплой погоде - уже практически не топили крестьяне. И на следующий день девочка слегла.

Я про это узнал только на следующий день к вечеру, когда, поставив наконец опостылевшие мне лейки в сарайчик, зашел к Евдокии попросить самовар ненадолго: своего у Димы не было, а чайку горячего хотелось. Евдокии в доме не было, а Оленька лежала на лавке, укрытая тулупом, и тихонько разговаривала сама с собой.

- Что случилось-то, малышка? - спросил я ее, оглядевшись и не увидев хозяйку. - И где мама твоя? - и тут я, наконец, разобрал, что девочка тихонько молится.

- Заболела Оленька, - раздался Колькин голос с печки. - А мамка пошла в церковь, помолиться за нее. Ну и про похороны договориться.

- Какие похороны? - тут до меня дошло, что малышка не просто молится, а заупокойную молитву читает. По себе...

- Да фершал давеча приходил, сказал что помрет Оленька. Пнимания у нее, вот. - Колька слез с печки, по лицу была размазана грязь. Видно было, что плакал он там, на печке.

- А я там папку встречу, на небе? - спросила вдруг Оля. - А то я его не помню вовсе, как узнать-то мне его?

- Встретишь - узнаешь, но только не скоро, - сказал я сердито. - Не помрешь ты пока, мне капусту поливать некому. Сейчас, погоди минутку.

Сам я в детстве пневмонию пару раз перенес, помню, что кормили меня тетрациклином. Вроде в аптечке было пару упаковок... так что я побежал домой. Да, было, и не совсем пара: все лекарства для походных аптечек мама брала у подруги, которая работала медсестрой в какой-то дорогой частной клинике. Лекарства были "почти просрочены" - то есть реально просрочены, но, по ее словам, вполне еще были пригодны в случае чего еще годик-другой, причем доставались они ей бесплатно. В клинике их выкидывали, а мамина подруга такие "таблетки на выкид" пересыпала в пластиковые флаконы и уносила домой, раздавая подругам. Так что терациклина было у меня всего один пузырек, но таблеток на двести. Прикинув вес девочки, я ей для начала дал одну таблетку, а потом решил давать по половинке.

В книжках "про попаданцев" я читал, что антибиотики на предков действуют как волшебная палочка. Может мне "не те" предки попались, но Оленька хотя и выздоровела, но более-менее в норму пришла лишь на третий день, а окончательно поправилась через неделю. Но и то слава богу, я с фельдшером-то местным поговорил, по его словам от пневмонии смертность сейчас была почти стопроцентной. Причем только в Ерзовке каждый год от нее с десяток человек умирало, если не больше. А Оленька - не померла, и Евдокия меня после этого случая буквально боготворила.

Да и среди детишек у меня появился какой-то "неземной" авторитет, теперь даже самые маленькие пыхтели с полной отдачей сил. А сил уже потребовалось очень много: в Царицыне было четыре полицейских участка. После обстоятельного разговора с Вячеславом Викентьевичем Василевским, занимающим должность полицмейстера, "пришлось" строить ещё две палатки: "нижние чины" очень быстро оценили качество, низкую цену и удобство фастфуда. Вдобавок им же кормили и арестантов: казна, вообще говоря, выделяла на прокорм их по тридцать две копейки в день, но выделив, часто забывала деньги эти полиции перевести. А гамбургеры обходились по семь с половиной копеек в день на арестанта.