Ралли «Конская голова» - Елена Ванслова

Мы заявили его на следующую скачку. Перед состязаниями два дня лил дождь, и дорожка превратилась в грязное месиво. Многие думали, что "летучая лошадь", как его теперь называли, не сможет в таких условиях повторить свой потрясающий галоп.

— Как ты считаешь? — спросил я у Бена. — По грязи ему скакать еще не приходилось.

— Черт побери, Кост, да этот жеребенок вообще не замечает, что у него под ногами! Он только чует, что сзади кто-то старается его обойти, и летит вперед, как ракета.

Бен был прав. Когда дали старт, Рыжий Орлик выстрелил вперед, как арбузное семечко, сжатое пальцами. Мгновенно окатив всю компанию грязью, он играючи оставил их позади, а на прямую вышел в полном одиночестве.

На последующих скачках выяснились три обстоятельства. Во-первых, у гандикапера не было такой мерки, чтобы вычислить вес, который должен нести Рыжий Орлик. Ему назначили сто сорок, потом сто сорок два, сто сорок пять фунтов, но Орлик по-прежнему выходил на финишную прямую один. Второе обстоятельство выяснилось после того, как Орлик выиграл под весом сто сорок пять фунтов. Следующую скачку он начал в одиночестве. Никто не хотел с ним состязаться. И в-третьих, Орлик всегда собирал самую многочисленную зрительскую аудиторию во всей истории скачек.

В этом сезоне оставались два крупных состязания. Они проводились через день, а между ипподромами было расстояние в тысячу миль. Судейские коллегии на обоих ипподромах не знали, что делать. Та скачка, на которую будет записан Рыжий Орлик, соберет самое большое число зрителей, но дохода не принесет — все как один поставят последние доллары на Орлика, а ведь касса обязана выплачивать по десять центов на доллар. Устроители решили последовать известному афоризму: "Можно остановить даже товарный поезд, если нагрузить его как следует". Рыжий Орлик должен был нести неслыханный дотоле вес — сто семьдесят фунтов. Этим они надеялись привлечь побольше участников в скачке да к тому же подзаработать на Орлике — трибуны будут ломиться от публики.

Бен заупрямился:

— Я не позволю причинять ему вред, а этот вес его сломает.

— Прелестно! — сказал я. — Два потрепанных старых дурака, владеющих лучшей лошадью в мире, останутся на своем старом ранчо среди бесплодного песка, с парой поддужных и остатками выигрышей от нескольких скачек.

— Я тебя понимаю, — сказал Бен. — Ты-то получаешь с этого только денежки, а мне на нем скакать.

— Ладно, — сказал я, пытаясь отнестись ко всему философски. — Мне приходится смотреть на него, а это почти так же здорово, как скакать самому. — И схватил Бена за руку: — Как я сказал?

Бен выдернул руку:

— Ты что, спятил?

— Приходится смотреть! — процитировал я самого себя. — Бен, что происходит каждый раз, когда Орлик скачет?

— Он бьет рекорд, — ответил Бен не раздумывая.

— Он приводит в исступление несколько тысяч зрителей, — поправил я.

Бен посмотрел на меня:

— Ты думаешь, что люди будут платить только за то, чтобы увидеть скачку с единственным участником?

— Да ведь когда Орлик скачет, остальные просто не в счет. Соглашайся.

Мы заявили Орлика на предпоследние скачки сезона. Все было как я ожидал. Остальные вышли из игры. Ни у кого не было лошади, которая могла бы поспорить с Орликом, даже несущим сто семьдесят фунтов. Все они переметнулись на последние скачки. Ни одна лошадь — даже сам Орлик, так они полагали, — не сумеет выкладываться два дня подряд на двух ипподромах, между которыми расстояние в тысячу миль. Две скачки с перелетом на самолете — нет, такой сандвич не по зубам даже Орлику, и они чувствовали себя в безопасности.

Владельцы второго ипподрома не помнили себя от радости. Никогда в жизни у них не было такого количества участников. А владельцев первого ипподрома едва не хватил удар. Они хотели переговорить с нами, предложили оплатить дорогу самолетом, и я прилетел.

— Согласны ли вы обсудить условия, на которых снимете свою лошадь?

— Нет, не согласен, — ответил я.

— Не пойдет к нам публика, — взмолились они. — И даже ваша лошадь их не заманит.

А думали они в это время про десять центов на доллар.

— Вы сильно ошибаетесь, — ответил я. — Объявите, что чудо-лошадь выступит без дополнительного веса на побитие собственного рекорда, и у вас будут полные трибуны.

Они не имели права отменить скачку, и им пришлось согласиться.

По дороге домой я заглянул к Карвейлерсу. Мы долго беседовали и заключили соглашение.

— Дело выгорит, — сказал я. — Я уверен.

— Верно, — согласился Карвейлерс. — Выгорит, но только вам придется уговорить Бена один-единственный раз выступить на Орлике с весом в сто семьдесят фунтов. Нам необходимо до смерти перепугать всех лошадников.

— Я его уговорю, — пообещал я. Приехав домой, я отвел Бена в сторонку.

— Бен, — начал я. — Любая ковбойская лошадь несет больше ста семидесяти фунтов.

— Да, но эти лошади не скачут милю в минуту.

— И все же он сможет проскакать в полную силу, неся сто семьдесят фунтов, и это ему не повредит.

— У ковбойских лошадей и бабки, и суставы, как у рабочей скотины. Они совсем не похожи на чистокровных верховых.

— Да ведь и Орлик не похож, — заметил я.

— К чему все эти споры? Ты уже договорился, что он будет скакать без дополнительного веса.

— Это в первой скачке.

— В первой! Уж не собираешься ли ты заявить его на две скачки подряд?

— Собираюсь, и вторая будет его последней. Я больше никогда не буду просить тебя об этом.

— Ты бы постыдился вообще просить меня скакать с таким весом.

Тут до него дошло, что я сказал.

— Последняя скачка? Откуда ты знаешь, что это будет его последняя скачка?

— Я забыл тебе сказать, что разговаривал с Карвейлерсом.

— Так, с Карвейлерсом разговаривал. Ну и что?

— Бен! — умоляюще сказал я. — Поверь мне. Посмотрим, что Орлик сможет сделать под ста семьюдесятью.

— Ладно уж, — проворчал Бен. — Но я не собираюсь его подгонять.

— Подгонять! — фыркнул я. — Ты пока что и удержать-то его ни разу не сумел.

Когда Рыжий Орлик легко пошел под этим весом, Бен удивился, а я нет. Бен с неделю объезжал его кентером[4], пока набрался храбрости послать в резвую. Орлик по-прежнему бил все рекорды, кроме своего собственного. И чувствовал себя отлично.

Когда мы заявили его на вторую скачку, все, кроме пятерых владельцев, забрали свои заявки обратно. Эти пятеро знали, что у них лучшие скакуны сезона, если не считать нашего жеребца. Они думали, что если Орлик после скачки на побитие своего рекорда и перелета в тысячу миль пойдет под весом в сто семьдесят фунтов, с ним еще можно будет честно потягаться.