Своя вселенная - Игорь Харичев

– Это любопытно… – вяло согласился Петровский.

– Это чертовски любопытно, – бурно поправил его Дмитрий. – А ты какой-то вареный. Выше нос. – Он даже рукой показал, куда это, выше. – Что касается тёмной материи, то вычислить её можно лишь теоретически, именно это и пытаются делать учёные. А результаты получаются довольно странные. Во-первых, движение тёмной материи напоминает движение материи обычной, видимой. Во-вторых, тёмная материя может оказаться не чем-то всепроникающим, а…

– Василий, привет! – прозвучал приятный бархатный голос. Немолодой человек с кудрявыми седыми волосами стоял рядом. – Старых друзей не замечаешь?

– Женя, рад тебя видеть, – проговорил без особого энтузиазма Петровский. – Садись. – Он повернул голову к Дмитрию. – Это Евгений Батурин, бард, поэт, художник. Талант. Ему бы чуть побольше известности. Но он сам виноват. Выступать надо было чаще. А у Евгения трудный характер. – Петровский вновь глянул на Евгения. – Не стоило, капризничать, вставать на дыбы из-за репертуара. Уступил бы две-три песни, всё было бы нормально, как у других.

Батурин опешил.

– Ты советское время имеешь в виду?

– Да. А какое ещё?

– Противно слышать. Хотя сейчас не лучше.

– А чем ты не доволен? – рассудительно поинтересовался Петровский. – Экономика на подъёме, люди хорошо живут.

Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.

– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.

– Тебе не угодишь, – с неодобрением говорил Петровский. – Вечно ты недоволен, ворчишь, всё ругаешь. Как тебе с таким характером песни хорошие удается сочинять? Не понимаю… – Помолчав, примирительно спросил. – А где Вера?

– Дома. Я с ней поссорился.

– Опять? – Петровский с мягкой усмешкой глянул на Астахова. – Вера – его пятая жена. Героическая женщина. Как она его терпит? – Теперь он повернулся к Батурину. – Познакомься. Это Дмитрий Астахов, физик, космологией занимается. – Соответствующий жест рукой не оставлял сомнений, что речь идёт о нём, Астахове. Батурин чуть кивнул в знак согласия. – Перед тем, как ты появился, Дмитрий рассказывал мне про тёмную материю и ещё чего-то тёмное.

– Тёмную энергию, – тут же напомнил Астахов.

– Да, про неё… Весьма интересно, хотя понять ничего невозможно.

– Про магию что ли? – равнодушно осведомился Батурин.

– Вовсе нет, – с весёлой улыбкой возразил Дмитрий. – Магией не занимаюсь. Тёмная материя и тёмная энергия, по современным воззрениям, составляют основную часть Вселенной.

– Неужели? – холодное недоверие оставалось на лице Батурина.

– Да. Именно так. – Дмитрий вознамерился продолжить рассказ, прерванный появлением барда. – Последние расчёты, сделанные в Университете Беркли, показывают, что тёмная материя не пронизывает всё в галактиках, и даже не окружает их плотным «саваном», а скапливается в очень тяжёлые, в миллионы раз более массивные, нежели наше Солнце, сгустки, вращающиеся вокруг галактик. Если эти скопления существуют, то их гравитационные поля должны искривлять движение света от далёких объектов, например, сверхновых звёзд.

– Увлекательно до невозможности, – чересчур оживлённым голосом проговорил Петровский и перёвел глаза на Батурина. – Женя, это увлекательно до невозможности… Слушайте, я спешу, а вы ещё поговорите. Про тёмную материю и всё такое. – Он поднялся, энергично пожал руку Батурину, потом Дмитрию.

– Когда мы увидимся? – Астахов заволновался. – И где?

– Увидимся здесь. В дубовый зал я пока что не могу ходить. А когда?.. Давай ближе к концу недели. В четверг или пятницу.

Он удалился бодрым шагом. Похоже, его настроение значительно улучшилось.

– Какой-то он странный последнее время, – задумчиво проговорил Дмитрий.

– Он – хороший писатель. Это главное. – Батурин, похоже, не собирался обсуждать приятеля. – То, что вы рассказывали, на самом деле интересно. Только непонятно. Сгустки тёмной материи… Вы мне вот что скажите, Бог есть?

– Думаю, что есть. Но я бы назвал его Высшим разумом.

– Если он есть, почему происходит то, что происходит? Столько зла в мире, насилия, несправедливости.

– А если то, что происходит, полностью происходит по нашей вине? Такое вы не можете допустить? Свобода выбора существует. Мы, а никто другой, выбираем между злом и добром. Бог тут ни при чём.

Батурин мрачно усмехнулся.

– И где же он?

– Не знаю. Он создал этот мир. И мы в нём живем. А где он – не знаю. – Астахов прямо-таки светился добродушием. – Вы верите в Бога?

– Нет.

– А как же всё это возникло? Откуда взялось мироздание, которое окружает нас? Существовало всегда? Наука против такого объяснения. Как, в этом случае, быть с рождением Вселенной из точки? По сути, из ничего.

Батурин задумался, потом его чуткое, подвижное лицо приняло мечтательное выражение.

– Я могу допустить существование Высшего разума.

– И какая разница? Чем Бог отличается от Высшего разума?

– Я против рабского преклонения.

– А кто сказал, что Бог хочет видеть в нас рабов? Рабам свободу выбора не дают. – Астахов улыбнулся в очередной раз, легко, благожелательно.

Наступившая в их разговоре пауза не была натянутой, неприятной.

– Давайте выпьем, – предложил Батурин.

– Давайте. – Дмитрий поднялся, прошёл к буфету, взял две рюмки коньяка. Несколькими секундами позже эти рюмки оказались на столе. Последовало предложение. – За знакомство.

Батурина тост устроил. Коньяк был выпит.

– Если Петровский хороший писатель, почему его не печатают? – деловито поинтересовался Дмитрий.

– А время какое? – Глаза Батурина посуровели. – Сейчас хорошие книги читает небольшая кучка людей. Умная книга заставляет думать, напрягаться. Основная масса наших современников не хочет напрягать мозги. Ей бы только развлекаться. Удовольствия – вот движущая сила нашего века. Удовольствия, и больше ничего не надо. – Пронзительные глаза обратились к Дмитрию. – Вы думаете, бестселлеры – хорошие книги? На самом деле бестселлерами объявляют всякое говно. Лишь бы чтивом было. А по-настоящему хорошие книги издателей не интересуют. Их много не продашь… Мы превратили жизнь в сплошное развлеченье. Пример подала Америка. Теперь и мы вслед за ними. – Тут он перешёл на доверительный тон. – Вы мне скажите, как Высший разум допускает это?

– Не скажу. Я не знаю цели нашего пребывания на Земле, – с прежним добродушием заметил Астахов. – Эксперимент, учеба, наказание? А может времяпрепровождение?.. Всё зависит от того, зачем мы здесь.

Состроив шутливо-напыщенное лицо, Батурин продекламировал:

– Мы превратили жизнь в сплошное развлеченье. А для того ли нам она дана? И что она, веселье иль мученье? И может ли в незнанье быть вина?.. Экспромт. Я бы ещё выпил.

Хитроватая жидкость, налитая в рюмки, вновь появилась на столе, чтобы исчезнуть в глотках, выполнив своё странное предназначение.

Дмитрий собрался домой. Выяснил, где обитает его новый знакомый. Оказалось – рядом с метро «Калужская». Это было по пути.

– Могу подвезти вас, – учтиво сообщил он Батурину.

Предложение было с благодарностью принято. Вскоре весёлый «Гольф» резво катил по московским улицам. Вечер задумчиво накрывал большой усталый город. Жизнь текла своим чередом.

– Данная теория представляет элементарные частицы в виде струн, отчасти похожих на обычные струны, – объяснял Дмитрий новому знакомому некоторые научные воззрения.

– Которые на гитаре? – уточнил Батурин.

– Да. Так вот из этой теории выходит, что пространство имеет гораздо больше измерений, семь или даже одиннадцать. Полагают, что все они, кроме трёх, привычных нам, свёрнуты и существуют лишь в микромире. Но может быть они и не свёрнуты. Отсюда прямой переход к параллельным вселенным.

– Тут направо, – подсказывал Батурин. – Всё, что вы рассказываете, так необычно. Я ничего этого не знал раньше… Тут ещё раз направо. К этой двери. Здесь моя мастерская. – Он посмотрел на Дмитрия просящими глазами. – Зайдёте?

Астахов колебался. И хотелось, и времени уже много.

– Если ненадолго… – протянул он.

– Я вас держать не буду.

Железная дверь позволила им проникнуть в небольшое пространство, таящееся за нею. Похоже, оно предназначалось для дворника, но прихожая и узкий коридор были заставлены картинами. В комнате возвышался деревянный станок – Дмитрий видел такие в кино про художников. А кругом – полотна, полотна, полотна.

Дмитрий смотрел картины. Он не был знатоком живописи, но ему нравилось то, что он видел. Большей частью перед ним оказывались пейзажи, лиричные, пронзительные. Но были и портреты, непривычные, запоминающиеся тоскливыми глазами, устремленными за зрителя.

После этого они пили чай в тесной кухне. Батурин достал все припасы, какие были – немного конфет, печенья, остатки вишнёвого варенья в небольшой банке. Ароматный чай оказался кстати. Дмитрий попросил ещё одну чашку.