Алое платье - Галина Гордиенко

—Я тоже, между прочим, не привык у матери деньги клянчить. Всю зиму дворником подрабатывал, тротуары от снега чистил. Кто из вас имеет что-то против?

Ответа Ира не услышала. Бежала по гулким школьным коридорам и изумленно думала: «Он что, за меня заступился? Или так… из цеховой солидарности?»

Ира невольно рассмеялась. Вдруг пришло в голову, что три недели назад она и слов-то таких не знала. А тут прямо как Мишина сказанула — «из цеховой солидарности».

Это из-за Аленки. Столько книг за неполный месяц пришлось просмотреть! Ира и в словари лазила, и в энциклопедию заглядывала. У папы кое-что иногда спрашивала. И у Тани Мишиной.

Что ей оставалось делать?

Аленка, она любопытная. Постоянно суется в материнскую библиотеку и пытается читать все подряд. Даже специализированную литературу! По экономике, например. А потом задает вопросы.

Ну не может Ира постоянно говорить малышке — «не знаю»!

                                                ГЛАВА 10

                                      АЛЕНКА БОЛЕЕТ

Сегодня Аленка не рисовала. Она лежала в постели и напряженно размышляла. А встревоженной Ире сказала, что думает о Боге. И не обманула.

Аленка искренне пыталась понять — есть Бог или нет. Мама почему-то на этот вопрос не смогла ответить. Промолчала, будто Аленка и не спрашивала. Аленка утром трижды пленку прослушала — ничего.

Мама о лете говорила. О море, о дельфинах, что в последние годы близко-близко к берегу подплывают, а вот о Боге… Ни слова! Может, мама сама точно не знает?

Аленке почему-то хотелось, чтобы Бог был. Ведь кто-то должен любить людей? Каждого человека? Большого и маленького? Хорошего и не очень?

Аленку, например, мама любит. Маму — бабушка. А вот сосед дядя Петя один живет. И пьет сильно. Его все-все ругают. Кто его сможет любить? Такого смешного, вечно пьяного, плохо пахнущего? Если только Бог.

Антонина Романовна говорила — для него все мы дети. Плохие ли, хорошие — все едино. Детей в любом случае любят. И прощают. Даже самых хулиганистых и противных.

Аленка грустно вздохнула: Антонина Романовна все-все знала, она ведь старенькая.

И Аленка попросила Бога, чтобы он был. Всегда!

Потом девочка перевела взгляд на свою акварель, и в ее глазах засветилась надежда.

Там папа! Аленка и отсюда видела его: высокий, красивый, кудрявый и улыбается. Жаль, папино лицо никак не удавалось рассмотреть. Даже в снах. Вечно оно как в тумане, приглядываешься, приглядываешься, а все расплывается.

Поэтому и на рисунке свет падает со спины. Чтоб все по правде было. Никак нельзя в таком важном ошибиться. Вдруг папа завтра…

На картинке все-все, как мама рассказывала!

Аленка почти уверена — волшебные краски существуют. Может, ее акварели как раз ими написаны.

Почему нет? Если очень-очень сильно захотеть… Если верить по-настоящему…

Аленка крепко зажмурилась и пообещала стать хорошей-хорошей. Только пусть краски и в самом деле окажутся волшебными!

Аленка потянула руку за диктофоном. Покосилась на Иру, сидевшую над уроками, и зашептала в микрофон:

—Мам, помнишь сказку про волшебные мелки? Ты мне зимой читала. Перед Новым годом. Мам, я точно знаю, есть и краски такие же. Волшебные! И если нарисовать ими папу… Если очень хорошо нарисовать ими папу… Ведь у каждой маленькой девочки должен быть папа, а, мам?»

Аленка нажала на кнопку и закрыла глаза. А Ира застыла, у нее даже мышцы шеи свело от напряжения. Совсем не хотелось, чтобы Аленка поняла — Ира слышала ее жаркий шепот. Все до последнего словечка!

Ира покосилась на стену — там висели Аленкины рисунки. Их было уже много и самых разных. Но лишь один Аленка прикрепила так, чтобы видеть всегда. Тот, где к ней пришел отец.

Неужели Ира не сможет помочь?

Ира едва не вскрикнула, когда негромко зазвонил сотовый. Почему-то она сразу же поняла — Марина. И угадала.

                                                ***

Вечером Ире пришлось сбегать в аптеку. Аленке стало совсем плохо. Поднялась высокая температура, и вызванная встревоженной Наташей старенькая докторша прописала антибиотики. Потому что Аленкин бронхит иначе не побороть. Они честно пытались обойтись без них, но...

Антибиотики, по словам Софьи Павловны, — так звали участкового врача, — последнее, самое крайнее средство. Ими лучше не злоупотреблять.

Наташе с Аленкой повезло. Софья Павловна жила в соседнем доме и запросто прибегала к ним по телефонному звонку. Она очень любила маленькую Аленку. Называла ее солнышком.

Впрочем, она и Иру назвала солнышком. Так и сказала:

—Слетай-ка, солнышко, в аптеку с этим рецептом.

Аленка рассмеялась и воскликнула:

—Ира не рыжая!

Софья Павловна потрепала ее по щеке и удивилась:

—Надо же, я и не заметила.

Потом Аленка долго кашляла. Все ее худенькое тельце сотрясалось, личико покраснело, а из глаз побежали слезы.

Софья Павловна слушала хриплый, натужный кашель и недовольно хмурилась. Едва Аленка затихла, Софья Павловна принялась растирать ее мерзко пахнущей смесью из принесенной баночки. Она сама приготовила мазь для своей маленькой пациентки. Сказала — это народное средство, еще наши деды так лечились.

По счастью, аптека находилась рядом, так что Ира довольно быстро купила лекарство. Передала антибиотики Наташе и заторопилась — ей давно пора домой.

Ира озабоченно нахмурилась: родители и без того недовольны ее поздними возвращениями. Мама считала — в Ирином возрасте нужно соблюдать режим и вовремя ложиться спать. Мол, у подростков нервная система никудышняя, да еще и нагрузка в старших классах достаточно велика…

А папа просто не верил, что дочь до десяти вечера решает задачи. Наверняка думал — они с Таней музыку слушают или болтают.

Хорошо, папа к самой Тане Мишиной неплохо относился. Вот и терпел пока поздние приходы дочери. Ворчал только.

Ира прекрасно понимала: перегибать палку не стоит, папу лучше не злить. Так что ей действительно пора бежать домой.

Ира заглянула в Аленкину комнату и немного успокоилась: девочка наконец заснула. Лежала, укутанная по самый нос толстым верблюжьим одеялом, но зато не кашляла. И дышала не так тяжело, как раньше.

При свете ночника Аленкино личико показалось Ире бледным и странно прозрачным. Длинные пушистые ресницы отбрасывали на худенькие щеки густые чернильные тени. Пухлые губки от жара потрескались. Рыжие кудряшки обметали подушку. Словно огонь пылал вокруг головы больного ребенка.

Ира бросила взгляд в сторону зала, где тихо беседовали Наташа с Софьей Павловной, и неожиданно для себя неумело перекрестила спящую малышку. Так поступала мама, когда она, Ира, болела.

Девочка посмотрела в окно, за ним сгущались поздние весенние сумерки, и шепотом попросила:

—Помоги ей, пожалуйста. Если ты есть. Она… она должна выздороветь!

Но темнеющее небо ответа не давало, как взволнованная Ира в него не всматривалась. Единственное облако жемчужно мерцало, подсвеченное падающим к горизонту солнцем. Верхушка высокого старого тополя купалась в прохладном апрельском воздухе. Острые запахи влажной земли и первой зелени кружили голову.

Ира протяжно вздохнула: с Аленкой просто не могло случиться плохого! Это слишком несправедливо.

Ира вышла из подъезда. Нашла взглядом Аленкины окна и с горькой усмешкой подумала: «Странная из меня получилась нянька. Неправильная. Ведь если честно, не я Аленку воспитываю, а она меня. Я-то меняюсь! Даже Таня Мишина заметила».

Ира зябко поежилась и застегнула джинсовую куртку. Все-таки вечерами еще прохладно.

«И папа ко мне в последнее время присматривается, будто с трудом узнает. Недавно попросила объяснить — что такое «субъективное» мнение, и чем оно отличается от «объективного». Папа охотно рассказал, а потом улыбнулся мне почти как маме. Как равной! Не ожидал от меня таких вопросов, понятно. За дурочку считал. Да и не очень-то ошибался…»

—Привет! Ты что в нашем дворе делаешь?

Испуганная внезапным окриком Ира едва не подпрыгнула. Обернулась и помрачнела — Гончаров. Собственной персоной. Только его тут и не хватало!

Стоит себе преспокойно со спортивной сумкой через плечо и с любопытством на нее пялится. Будто так уж странно Иру здесь увидеть. А ведь Череповец не такой уж огромный город. Может, она просто гуляла или к знакомым заглянула…

Имеет право!

Виктор смотрел с привычной усмешкой. Ужасный шрам на щеке вынуждал Иру отводить взгляд и рассматривать в абсолютно пустом дворе свежеокрашенные скамейки. Это заставляло нервничать.

Ира незаметно вытерла о джинсовую куртку повлажневшую ладонь и неожиданно разозлилась на себя — что ей дергаться? Подумаешь, застал ее Гончаров в своем дворе! Тем более он уже слышал — она подрабатывает.