Дети оружия - Виктор Ночкин

Потом говор южан смолк… и вскоре в наушниках загремели выстрелы.

— Началось! — громко объявил атаман. — Наши чернявые дают мутантам жару!

Он вернул наушники Лякову, а сам полез на крышу к Дуле, чтобы видеть окрестности. Когда впереди показался длинный холм, вытянувшийся поперек маршрута движения колонны, Леван приказал тормозить. Прихватив с собой пару человек, он побежал к холму, вскарабкался на вершину и завертел головой. Точно, ветер доносил звуки выстрелов даже сюда, хотя до места схватки оставалось пока что порядочно.

— Вон там, — указал рукой один из сопровождавших его парней.

Среди холмов желтым облачком взвивалась пыль. Отсюда едва можно было разглядеть, что там происходит какое-то движение. Леван ничего не различил, да ведь и так ясно, что там сейчас происходит…

— Ну что ж, выждем немного, да и ударим. Стрельба стихнет — значит, кочевые южан задавили. Тут-то мы и объявимся.

Вернувшись к колонне, он скомандовал понемногу продвигаться вперед. Мотофургоны и сендер поползли в объезд длинного холма. Потом снова вернулись на прежний курс.

Ляков одной рукой придерживал наушники, другую не убирал с ружья, стоящего между коленей. Оружие ему сейчас было без надобности, но привычка заставила схватиться за ствол. Когда рядом бой, руке уютней на оружии лежать. Леван глядел на старика, ожидая новостей.

— Уже лучше слышно, — пробормотал Хромой. — Приблизились, значит.

— Что там? — подал голос со скамьи Кудря. Парень волновался, это было заметно.

— Реже стреляют… — пробормотал старик. — Вот сейчас… ну вот сейчас…

— Дуля, кричи, чтобы гнали! — приказал Леван.

Голосистый бандит высунулся по пояс из люка и заорал:

— Эй, гони! Все вперед! Пора!

От его зычного крика и внутри фургона уши у всех заложило. Взревели моторы, водители дали полный газ, позади фургонов вспухли пышные пыльные хвосты. И впереди пыль клубилась. Чем ближе — тем, казалось, выше поднималось желтовато-серое облако, в котором мелькали длинные хвосты манисов и блестело оружие. Кочевым удалось сломить сопротивление южан, которые залегли на пригорке за остатками стены какого-то древнего строения, всадники на манисах ворвались в руины и теперь добивали раненых бандитов. В пылу боя по сторонам никто не глядел, и даже шума двигателей дикари не расслышали. Они вопили и размахивали копьями.

Перед выступлением Леван объяснил водителям, как будет развиваться атака, но времени, чтобы растолковать все до тонкостей, у него не было. Тем не менее маневр прошел как по писаному: мотофургоны повернули в стороны и затормозили в нескольких десятках шагов от руин, где сгрудились дикари на манисах. Инерция вынесла бронированные прицепы, так что борта оказались обращены к врагу, бандиты выставили стволы в бойницы и дали дружный залп.

Дикари заверещали в другой манере, спеша разъехаться и развернуться к новому врагу. Однако среди остатков стены им было не протолкаться, ящеры спотыкались, шипели, норовили вцепиться друг другу в холку, несколько уже было ранено… тут в промежуток между бронированными стенами фургонов вкатился сендер. Снулый встал, приник к прикладу «гатлинга», и громоздкое оружие ожило в его руках. Гильзы посыпались, заплясали по капоту, покатились на землю, но их звона не было слышно — грохот выстрелов разом заглушил все звуки. Снулый трясся и будто подпрыгивал, так что щеки ходили ходуном.

Свинцовый шквал опрокинул дикарей, ящеры взвивались на задние лапы, сбрасывали седоков, пули рвали и их, и людей. Бандиты в фургонах перезаряжали, стреляли, нутро прогретых солнцем кузовов наполнялось пороховым дымом. Дикари даже не пытались напасть, они спешили убраться из-под обстрела. Те, кому повезло не оказаться в середине свалки, гнали манисов прочь, куда придется. Некоторых настигли пули. Кочевые выли, били манисов пятками. Среди руин, в толчее, потери были куда страшнее, тела валились друг на друга, залитые своей и чужой кровью дикари ползли под прикрытие стен, взбесившиеся манисы топтали их, сбрасывали седоков и сами падали под пулями…

Снулый расстрелял патроны и отвалился от приклада «гатлинга». Леван выпрыгнул из фургона, держа в руках два пистолета — «беретту» и большой ствол, прежде принадлежавший покойному Мархаду, — заорал и побежал к руинам. Бандиты с небольшим опозданием бросились следом. Пространство между обломками стен было сплошь покрыто неподвижными и вяло шевелящимися телами. Из-за груды камней вскинулась голова маниса с раззявленной пастью, из углов которой сочилась кровь. Леван выстрелил, развернулся навстречу раненому дикарю, тот одной рукой направил в него копье, а другую прижимал к располосованному пулей боку. Выстрелив, Леван пригнулся, ржавый копейный наконечник прошел над его головой. Еще выстрел — и кочевник упал. Леван побежал дальше, позади топали и надсадно пыхтели его бойцы. Ворвались в руины, стреляли, били прикладами… Кровь хлестала потоками — жадная иссушенная земля Пустоши мгновенно впитывала эту алую влагу.

Леван первым добрался к середине развалин, где дикари прикончили южан. Вот они, все четверо, истыканные копьями. И мешки при них. Стало быть, Леван не ошибся, позволив им унести все ценное с собой. Вот теперь добро и вернется. Эта трезвая мысль остудила разгоряченный злобой разум. Леван перевел дыхание и огляделся. Шипели умирающие манисы, громко выл Кудря, которому ножом сильно порезали бедро, еще один бандит ругался и стаскивал куртку, чтобы перевязать раненую руку. Остальные рыскали в развалинах, отыскивали дикарей, еще подававших признаки жизни, и добивали.

— Патроны береги! — рявкнул атаман. — Прикладом бей, копье найди, что ли!

К нему подошел Ляков:

— Хорошо поработали. Десятка три прикончили, никак не меньше, даже побольше, наверное. А у нас — никого не потеряли, только пара царапин.

— А ты сосчитай этих. Пройдись да погляди, сколько чумазых мы положили. Сосчитай, сосчитай для порядка.

— Ага. Атаман, я велю, чтобы пару манисов на мясо разделали? Попируем нынче, а?

— Валяй, — важно кивнул Леван.

Ему очень понравились почтительные нотки в голосе старика. Раньше Ляков не так разговаривал, хотя за Левана первым голос подал и вообще держался правильно. Однако после победы манера его изменилась, сделалась заметно более подобострастной. Еще бы — когда б не Леван, сидели бы они, запершись на собственном подворье, и слушали, не начнется ли где на окраине поселка стрельба, не подожгут ли какую-нибудь постройку в фермерском хозяйстве. Потом погорельцы бранили бы «защитников», если б, конечно, остались в живых. Но после того как кочевых в бегство обратили, не стыдно фермерам в глаза глядеть. Какие бы они ни были бандиты, Ляков, Кудря и остальные, а каждому хочется казаться героем.

Атаман отозвал Снулого и тихо сказал:

— Дохлых кочевых с тобой обойдем, кохары с них срежем. Это сейчас важнее всего.

К Левану подошел Дуля. Посопел, потоптался, наконец, собравшись с духом, заговорил:

— Леван, темнеть скоро начнет. Убраться бы… Не могу, когда темно. Душа прямо стонет!

Леван криво ухмыльнулся — дескать, трус ты, Дуля. Но в глубине души и сам он чувствовал страх перед надвигающейся ночью. Близко крылатая тварь или далеко, а страх этот всегда при них, беглецах, остается. И всегда готов проклюнуться из глубины, прорасти холодными руками, которые стискивают сердце, едва закатится солнце.

Леван кивнул подручному:

— Рюкзаки чернявых собери! Скоро двинемся восвояси, вот только закончат манисов на мясо пластать. Так что не трясись. До темноты будем уже за столом сидеть, бабы нам добычу поджарят.

— Ага… — без особого восторга отозвался Дуля. — А чего ты всем сказал, что добычу Мархада отдаешь?

— Я атаман, и все, что есть в клане, — мое, — негромко ответил Леван. — Какая разница, чей карман добро оттягивает? Здесь и карманы все мои.

— Дык я же не атаман. И Снулый тоже. Нам-то…

— А вы держитесь ко мне ближе, и вам перепадет неплохо. Собирай, Дуля, рюкзаки чернявых.

Хотя Леван делал вид, что не разделяет страхов Дули, но и ему снова сделалось немного не по себе, когда стало темнеть. Теперь они, выжившие на прииске, — меченые страхом. Никогда от этого не избавиться, никогда не забыть пережитого…

На обратном пути Леван молчал. В фургоне шумели его бойцы, показывали друг другу снятые с мертвецов костяные ожерелья. Они тоже страх пережили — перед боем всегда хоть немного, а струхнешь, — но их перепуг обычный, понятный. А Леван угрюмо молчал и нет-нет да бросал взгляд в бойницу — как там солнце, не село еще?

В поселок колонна ворвалась с веселым гиканьем. Бандиты скалились, размахивали трофеями и весело орали, если из окна или поверх забора на них глядел кто-то из местных. И фургоны они украсили трофеями — привязали к бортам подобранные на поле боя копья и везде, где только можно, накрутили ожерелья из раковин и панцирей пустынных тварей, которые сорвали с мертвецов.