Тайные битвы ХХ столетия - Алексей Виноградов

Членство в этой организации приписывали самым разным людям разных национальностей ‑ от основательницы теософии Блаватской до Троцкого.

В представленном Саттоном списке могущественной секретной организации (правда, не все ее члены известны) неиудеев едва ли не большинство: Морган, Рокфеллер, Буш и т. д. Кроме того, эта группа представляет как банкиров, так и промышленников, между тем как Раковский говорит только о банкирах. Если коммунистам помогали как евреи, так и неевреи, то Гитлера финансировали почти исключительно «христиане» (взаимоотношения наци с сионистами — особая история). Таким образом Орден и «еврейские финансисты» — все-таки разные группы, хотя цели и у тех и у других глобальны. Но не только у них одних.

БРЕСТСКИЙ МИР: ДВОЙНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Едва большевикам удалось взять власть в Петрограде и Москве, как им пришлось столкнуться с множеством проблем. За помощью в их разрешении они обращались, естественно, к германским «друзьям».

28 ноября 1917 г. заместитель статс-секретаря кайзеровской империи Бусше отбил телеграмму (N 1367) немецкому посланнику в Берне (через которого, как и через представителей в Копенгагене и Стокгольме, до налаживания прямого контакта с Петроградом шли финансовые потоки русским революционерам): «По полученным здесь сведениям, правительство в Петрограде терпит огромные финансовые затруднения. Поэтому чрезвычайно желательно, чтобы им выслали деньги». Подобные распоряжения неоднократно повторялись и позже.

Чрезвычайно показательна телеграмма из Берлина в Москву германскому послу графу Мирбаху от 18 мая 1918 г., где определялись стратегические задачи немецкой политики в отношении России. Статс-секретарь Кюльман сообщал: «Не в наших интересах поддерживать монархическую идею, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны, насколько это возможно, помешать консолидации России, и с этой целью надо поддерживать крайне левые партии». В связи с этим указывалось: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, так как мы заинтересованы в том, чтобы большевики выжили. В вашем распоряжении фонды Рицлера. Если потребуется больше, телеграфируйте, пожалуйста, сколько».

Чтобы удержать власть, большевики нуждались не только в деньгах. Им необходимы были также и вооруженные силы. На первое время в условиях почти полного отсутствия сопротивления оказалось достаточно сравнительно немногочисленных отрядов Красной гвардии и революционных солдат. Однако очень скоро в связи с вакханалией экспроприации (то есть грабежей) эти подразделения совершенно разложились, а угроза контрреволюции усилилась.

В мае 1918 г. немецкий посол граф Мирбах доносил в Берлин: «Власть большевиков в Москве обеспечивается в основном ливонскими батальонами». Пятьдесят тысяч «ливонцев», т. е. латышей, действительно составили ядро РККА и вполне годились для подавления разрозненных крестьянских мятежей. Но этих стрелков было слишком мало против организованной контрреволюции на Дону и в других местах. Здесь требовалась уже многочисленная регулярная армия.

И вот по приказу из Берлина многочисленные германские и австро-венгерские военнопленные, проявляя истинно немецкую организованность, под командой своих офицеров целыми полками надевают форму Красной Армии и встают на защиту Советской власти, о сути которой они понятия не имеют, ибо не знают ни слова по-русски.

Весной 1918 г. численность всей РККА достигала 300 тысяч человек, и можно с уверенностью сказать, что как минимум половину ее на самом деле составляли солдаты кайзера и австрийского императора. Датский коммерсант Хеннинг Келлер, проезжавший летом 1918 г. через Свияжск ‑ ставку Троцкого на Волге, засвидетельствовал, например, что весь красный гарнизон города состоял из австро-венгерского полка в 200 человек.

Именно иностранные солдаты составили костяк армии и не позволили Советам пасть в самое критическое для них время.

Как известно, любая помощь должна чем-то оплачиваться. В данном случае платой стало предоставление немцам свободы действий в России и подписание на немецких условиях в марте 1918 г. Брестского мира.

Фактически они по своему усмотрению могли многим распоряжаться в большевистской России в первый год ее существования. Так, в Петрограде, а затем (по переезде Совнаркома) в Москве вполне официально действовало отделение германского Генштаба. Оно буквально диктовало советскому правительству немецкие требования, будь то указание о перемещении Балтийского флота на восток или об обязательном согласовании списка лиц, избираемых во ВЦИК (!). В каждой из губерний, подвластных большевикам, работали так называемые германские контрольные комиссии. Они не только наблюдали за сбором «податей» в пользу кайзера, которые были установлены по Брестскому миру, но и контролировали кадровые перемещения в советских органах. Не случайно именно такой комиссии, (а не ЧК или Совету) сдались в июле 1918 г. участники эсеровского мятежа в Ярославле (германский лейтенант Балк тут же передал их большевикам).

Не остались без присмотра и международные дела. Например, по рекомендации немецкого резидента Ленин лично распорядился задержать отъезд итальянского посольства из Петрограда и произвести обыск его багажа. Опять-таки по указке из Германии сразу же после большевистской революции были перерыты архивы российского МИДа с целью обнаружения тайных соглашений держав Антанты. Эти секретные документы были опубликованы в Петрограде и Берлине в расчете на дискредитацию Англии, Франции и царской России в глазах остального мира. Примечательно, что обложку берлинского издания украшало изображение треугольника со «всевидящим оком» — символ масонского знания.

Но более значительной платой немцам стал Брестский мирный договор с Германией и ее союзниками, подписанный большевиками 3 марта 1918 г. В соответствии с ним от России отторгались Польша, Украина, Прибалтика, Финляндия, часть Белоруссии и Закавказья. Кроме того, Россия обязывалась распустить армию и уплатить контрибуцию. Подписание его далось председателю Совнаркома нелегко. Большинство партии, не посвященное в тайное соглашение с немцами, искренне недоумевало, почему надо отдавать «проклятым империалистам» огромные территории. (Святая наивность! Так же наивен был восемью месяцами ранее большевик Ногин, просивший Ленина явиться в «буржуазный суд», чтобы «смыть с партии грязные обвинения в пособничестве немцам»). Даже подавляющая часть ЦК поначалу голосовала против «позорного мира». Но Ленин изо всех сил отрабатывал немецкие деньги. Кроме того, он боялся патриотического подъема, который могло вызвать наступление немцев на Петербург и Москву (а оно было реальным в случае дальнейшего упорствования левых эсеров и «левых коммунистов»). Поэтому Ильич пошел на всякие ухищрения, чтобы склонить в свою пользу непонятливое партийное большинство: угрожал собственной отставкой, пугал «буржуазным шовинизмом», который сметет Советскую власть и т. д.

ВЦИК (не случайно немцы требовали согласования кандидатур в этот орган) после долгой борьбы одобрил германские условия. Трагикомедией стал состоявшийся в марте 1918 г. VII съезд РСДРП(б). Понимая, что большая часть парторганизаций на местах настроена против Брестских соглашений, Ленин для «скорейшего решения архиважного вопроса» собрал лишь кучку послушных делегатов (представлявших десятую часть партии), среди которых, естественно, ленинская линия «одержала победу».

Брестский мир был необходим немцам, так как по договору, во-первых, разоружались еще не разбежавшиеся остатки русской армии и таким образом окончательно устранялся восточный противник Германии; во-вторых, в распоряжение Вильгельма поступал один миллион (!) квадратных километров территорий, где проживало более 50 миллионов человек, находилось 54 % всех предприятий России, 33 % всех ее железных дорог, добывалось 90 % каменного угля и 73 % железной руды. Плюс выплачивалась контрибуция (вложенные в большевистскую революцию деньги возвращались с процентами).

Таким образом, германская армия не только высвобождала силы, но и получала средства для решающего наступления на Западе (и действительно, войска фельдмаршала Гинденбурга в августе 1918 г. вновь стояли у стен Парижа).

Поэтому первоначальная затяжка с принятием германских условий и сопротивление предательскому договору со стороны командования Красной Армии вызывали у немцев болезненную реакцию. В конце февраля их Генштаб буквально бомбардирует Совнарком секретными нотами, требуя сообщить о количестве войск, направляемых к Пскову и Нарве для обороны от немцев (!), прекратить патриотическую пропаганду в этих силах (на последнем документе секретарь Совнаркома Н.И. Скрыпник написал: «Срочно. Председатель СНК просит т. Володарского сообщить это агитационному отделу»). Наконец, подозрение германского командования вызвали «антигерманские и националистические» настроения командира русских отрядов «завесы» (войска прикрытия на западном направлении) генерала М. Д. Бонч-Бруевича. Для контроля к нему были приставлены сотрудники германского (Фейрабенд) и турецкого (Миссиров) штабов. Однако генерал оказался слишком строптивым, и посему, несмотря на заступничество своего брата, известного большевика, по указке немцев его заменили на Д.П. Парского. Сей военачальник уже доказал свою лояльность к немцам: в августе 1917 г. он, командуя участком обороны на подступах к Риге, сдал город противнику (заметим: именно этот акт, вызвавший такое возмущение, вкупе с неудачным «мятежом Корнилова» послужил детонатором Октябрьского переворота).